Случайно влюбилась в… Бога?

Он пока не совсем привык управлять этими машинами, хотя ему понравились ощущения от быстрой езды, пока он ехал на виллу, несмотря на то, что снес несколько заборов и один ни в чем неповинный куст.

Но сейчас безопасность Эммы была важнее всего.

Гай заметил, что выражение лица Эммы было мрачным, как будто она решала в уме ту же трудную головоломку. Ее светло-рыжие кудри блестели на солнце, проникающее через открытое окно с ее стороны.

Ее волосы были связаны сзади маленькой розовой резинкой, она была одета в бледно-серый свитер и джинсы. Он не смог удержаться и наслаждался ее красотой.

Так много лет он гадал, как же она выглядит, а теперь хотел бы никогда ее не увидеть.

И тут же он благодарил небеса за нее. Так или иначе, Эмма будет его погибелью, Гай просто это знал.

Она была слишком желанна – точно, как предсказывала Симил. Она украла его сердце и его мозги – потому что он все для нее сделает. Все. Даже отпустит ее, когда придет время.

Гай отмахнулся от этой мысли.

– Эмма. Ты знаешь, как Мааскаб и Симил тебя нашли? – спросил он, думая, что скорее всего она тайком позвонила родителям и, тем самым, позволила отследить свое местоположение.

Томмазо отвлекся от дороги и беспокойно взглянул на Эмму в зеркало.

Сначала она не ответила, потеребила рукав.

– Я не знаю. Как я тебе сказала, Симил ничего не говорила – кроме того, что она следила за Мааскаб и узнала, что они едут на твою виллу.

Гай нахмурился. Он был не в настроении и дальше разгадывать загадку предательства.

– Она говорила, откуда она пришла или зачем она за ними следила?

Эмма помотала головой, затем посмотрела вниз на свои руки. Снова она хотела что-то сказать, но остановилась.

Гай наблюдал за поведением людей, кажется, вечность, но это никак не помогло божеству понять: она что-то скрывает.

Он развернулся к Эмме всем своим большим телом, оказавшись с ней лицом к лицу.

– Ты звонила своим родителям, верно? – Гай говорил принуждающим голосом, поэтому ей придется ответить. Никто не мог сопротивляться этому.

– Нет. Не звонила. Но сейчас я говорю не об этом.

Ее взгляд метнулся к Томмазо.

Что? Она не подчинилась его голосу? Как? Чертовка не хотела говорить при Томмазо? Она беспокоилась, что тот подумает? Она моя.

Искорка ревности зажглась в Гае. Его задевало, что мнение другого мужчины важно для Эммы, и что на нее, очевидно, не подействовала его команда. Ну тогда, ему нужно меньше о ней думать.

Томмазо не был достоин Эммы в любом случае. Откровенно говоря, ни один человеческий мужчина не был.

– Эмма, – заговорил Гай своим самым убедительным голосом; это могло сработать лучше. – Томмазо один из самых надежных стражей. Ты можешь говорить при нем все. И у нас нет времени на недомолвки. Если ты не заметила, у нас серьезные проблемы, например, пропавшие и убитые стражи, и… – он замолчал. Он чуть не проговорился о других плененных богах, но вовремя остановился. "Не выдавай слишком много слишком быстро", - напомнил он себе. – Нам бы очень помогло, если бы мы поняли, как они тебя выследили.

– Нет, – она скрестила свои руки и с вызовом посмотрела на Гая.

Снова, она сопротивляется? Эмма как-то становилась сильнее.

Гай внимательно всмотрелся в лицо Эммы. Она злилась. Эмма всегда ненавидела, когда он использовал свой голос, чтобы ее контролировать.

Это каждый раз пробуждало ее злую, мстительную сторону. Он вдруг забеспокоился.

– Хорошо. У меня были ночные кошмары, – ответила Эмма, в ее голосе звучала едва уловимая злость.

Даа, она была в бешенстве.

Она стала объяснять в подробностях, как ей несколько раз снился мужчина, не опуская все те властные, соблазнительные слова, что он ей говорил. Она рассказала, что никогда не задумывалась об этом много.

До последнего случая, когда мужчина казался таким реальным и жестоким. Говоря это, Эмма чуть не расплакалась.

Сон по-настоящему ее напугал, но Гай все же думал, что это игра ее чересчур живого человеческого воображения.

– Сны это всего лишь сны, – легкомысленно заявил он.

– Но ты залез ко мне в голову и разговаривал со мной. Ты даже заставил меня выйти из комы. Так почему кто-нибудь другой тоже не мог разговаривать со мной во сне? Это бы объяснило, как Мааскаб меня нашли. Мужчина из моего сна мог видеть, где я была, и он говорил, что послал людей – страшных людей – за мной. Он приказал, не сбегать.

– Это просто сон, – повторил Гай.

– Ну почему же, черт возьми, нет?

Гай потер щетинистый подбородок.

– Ну? – настаивала Эмма.

– Не может быть, что мужчина из твоего сна настоящий бог, потому что все остальные в… ну… – Затем он замолчал.

Как много он может рассказать Эмме о плененных богах?

Или о том, что ему нужно, чтобы она вернулась в Мексику и помогла их освободить. Она уже через столько прошла, он не хотел на нее давить.

– Ну вот опять! Что с тобой? Ты когда-нибудь собираешься мне доверять? – Эмма всплеснула руками.

Гай не выдержал:

– Чтобы я ни сказал, все ставится под сомнение. Ничего никогда неправильно! Я мало говорю. Я говорю слишком много. У меня сплошные секреты. Я лезу, куда не надо. Что тебе нужно, женщина? Я должен молчать или говорить? Врать или быть честным? Я просто пытаюсь тебя защитить, но у тебя не хватает здравого смысла это понять! У меня от тебя голова идет кругом.

Томмазо фыркнул от смеха, не отрывая глаз от дороги.

– Над чем ты смеешься? – набросилась на него Эмма. – Ты не представляешь, как ужасно было с ним жить.

– Вы двое ругаетесь, как давно женатая пара, – ответил Томмазо.

Эмма поморщилась:

– Я лучше выйду замуж за Скаба. Там хотя бы не долго мучиться придется.

Томмазо хохотал целых четыре секунды, пока Гай не прокашлялся, предупреждая.

– Извините. Просто… она очень смешная, – произнес Томмазо.

– Спасибо. – Эмма наклонила голову и подмигнула Томмазо. – Ты хотя бы меня понимаешь. А вот он, – она указала глазами на Гая, – не ответил ни на один мой простой вопрос.

Гаю нисколько не нравилась растущая дружба между Эммой и Томмазо. Еще меньше ему нравилось, что похоже ему придется бороться за ее доверие.

Черт побери.

– Сон не может быть настоящим, потому что назойливые голоса в твоей голове принадлежат остальным богам, которые сейчас наслаждаются водяными каникулами внутри этих проклятых Сенотов. Так что, если даже один из них смог пробиться сквозь твой толстый череп, у них не было возможности связаться с Мааскаб и сообщить о твоем местоположении.

Эмма молчала минуту, видимо обдумывая сказанное, потом невозмутимо продолжила:

– Ладно. Ты прав…но подожди. Ты сказал, что вас четырнадцать? Я слышу только одиннадцать голосов.

– Одиннадцать? Ты никогда не говорила, что их одиннадцать. – Сердце Гая забилось быстрее.

– Да! Да, я говорила. Ты никогда меня не слушаешь. Я говорила, наверное, раз пять.

– Нет, малышка. Думаю, я запомнил бы что-то настолько важное. – Конечно, так и было бы. Он же почти совершенство.

– Малышка? Ну, я полагаю, что в сравнении со старым, отвратительным божеством…

– Пожалуйста, не могли бы вы двое замолчать? – Перебил Томмазо. – Думаю, я скоро женюсь на Мааскаб.

– Эмма, ты уверена, их одиннадцать? – спросил Гай.

– О Боже мой… да! – Она стукнула кулаком по черному кожаному сидению рядом с собой.

– Тогда это значит, что кто-то еще на свободе, не только Симил и я.

– Ты математический гений, – пробормотала Эмма.

– Продолжай в том же духе, Эмма. Мне всегда хотелось тебя отшлепать. Или я мог бы снова тебя усыпить. Ты этого ждешь?

– Если ты хоть пальцем меня коснешься, я…

– И, ну что же дальше, – вставил Томмазо.

Эмма захлопнула свой рот и уставилась в окно, кривя губы от злости. Она очаровательно выглядела, когда бесилась.

– Не то, чтобы это подтвердило бы твою теорию, но как он выглядел? – спросил Гай.