Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 2 из 4



Однако история, которая есть бытие в действии, в своих построениях явно шире преходящих социальных конструкций и непредсказуемее политически мотивированных прогнозов. Сейчас внимание специалистов в области стратегического планирования наряду с тотально доминировавшей всего несколько лет назад моделью исторически продолжительного североцентричного порядка (во главе с Соединенными Штатами) привлекает и новое поколение сценариев грядущего мироустройства. Среди них: вероятность контрнаступления мобилизационных проектов; господство постхристианских и восточных цивилизационных схем; перспективы развития глобального финансово-экономического кризиса с последующим кардинальным изменением основ современного миропорядка; будущая универсальная децентрализация либо геоэкономическая реструктуризация международного сообщества…Существуют и гораздо менее распространенные в общественном сознании ориенталистские схемы обустройства мира эпохи Постмодерна, связанные, например, с именами Сунь Ятсена ("Большой промышленный план") или, скажем, Хомейни. Рассматривается также вероятность масштабного освобождения социального хаоса, выхода на поверхность и легитимации в той или иной форме мирового андеграунда.

В чем же причина столь драматичного расхождения между расхожим набором социальных прогнозов и реальным развитием событий на планете Земля? Мне кажется, что дело тут именно в упрощенной трактовке процессов глобализаци. Чтобы не быть голословным, процитирую наиболее известное определение "глобальной революции" из первого доклада Римского клуба, посвященного данному феномену: "Глобальная революция не имеет идеологической основы. Она формируется под воздействием геостратегических потрясений, социальных, технологических, культурных и этнических факторов, сочетание которых ведет в неизвестность" (Первая глобальная революция (1-й доклад Римского клуба). М., 1997, с.198.). Мне представляется, что авторы доклада допустили тут серьезный просчет. Происходящая глобальная революция имеет свою идеологическую основу. Более того, ее главный движитель, а также источники многочисленных проблем и срывов находятся именно в области мировоззрения.

К концу века стал вполне очевиден переживаемый цивилизацией кризис господствующего мировоззрения: пробуксовка, затухание, причудливые метаморфозы модернизации. Действительно, основной социальный замысел, развивавшийся на протяжении последних двух тысяч лет и фактически предопределивший современное нам мироустройство, — проект Большого Модерна был тесно и органично связан с христианской культурой. Отринув полифонию традиционного мира и последовательно реализуя европоцентричную (а впоследствии — североцентричную) конфигурацию глобальной Ойкумены, он заложил основы западной или североатлантической цивилизации, доминирующей ныне на планете. Его историческая цель (или, по крайней мере, цель его последнего этапа — эпохи Нового времени) — построение универсального сообщества, основанного на постулатах свободы личности, демократии и либерализма, научного и культурного прогресса, повсеместного распространения "священного принципа" частной собственности и рыночной модели индустриальной экономики. Его логическая вершина — вселенское содружество национальных организмов, их объединение в рамках гомогенной социальной конструкции: глобального гражданского общества, находящегося под эгидой коллективного межгосударственного центра. Подобный ареопаг, постепенно перенимая функции национальных правительств, преобразовывал бы их в дальнейшем в своего рода региональные администрации…

Частично реализуясь, грандиозный замысел сталкивается, однако, со все более неразрешимыми трудностями (прежде всего из-за фундаментальной культурной неоднородности мира, резкого экономического неравенства на планете) и, кажется, достиг каких-то качественных пределов, претерпевая одновременно серьезную трансформацию. Например, система демократического управления обществом, распространяясь по планете, не только в ряде регионов существенно меняет свой облик, но и заметно модифицирует внутреннее содержание. Рождая, в частности, такие химеры, как "управляемая демократия", либо откровенная симуляция парламентских форм политического устройства общества, иной раз прямо сосуществующих с достаточно выраженным авторитаризмом (преимущественно в странах Третьего мира или на постсоветском пространстве). Не менее симптоматично распространение квазидемократии "акционерных обществ", то есть организаций (необязательно экономических), принимающих решения по принципу "один доллар — один голос". Наряду с данными формами мутации политических институтов все отчетливее проявляется еще один тип перестройки механизмов публичной политики. Вместе с признанной системой выборных органов власти, параллельно ей все активнее действует многоярусная сеть подотчетных гораздо более узкому кругу лиц (нежели при представительной демократии) разнообразных неправительственных институтов и организаций. Серьезно разнясь по своим возможностям и уровню влияния на социальные процессы (подчас весьма эффективного), они в совокупности формируют собственную достаточно противоречивую и не всегда простую для понимания, но все более ощутимую систему контроля над обществом.

История ХХ века — это также ряд событий, последовательно разводящих модернизацию мира и экспансию христианской культуры, лежащую в ее основе, усиление их взаимного отчуждения. Христианская цивилизация, становясь глобальной, вмещала и объединяла все более многочисленные, разнообразные культурные и религиозные меньшинства. Соответственно она испытывала растущие неудобства при декларировании собственной исключительности и даже затруднялась иной раз просто подтвердить свою идентичность. В сущности, сколь странным это ни покажется, христианское общество (стремясь поддержать необходимый баланс между обществом духовным и гражданским, целями метафизическими и политическими) подверглось более чем парадоксальной культурной агрессии именно вследствие своего доминирующего положения…



В ходе нарастающей прагматизации общественного сознания происходило перерождение секуляризации западного сообщества в фактическую дехристианизацию его социальной ткани, влекущую за собой коррозию и распад основ двухтысячелетней цивилизации. Кроме того, сейчас, я думаю, становится все очевиднее расхождение основополагающих для западного социума векторов политической демократизации и экономической либерализации, особенно заметное на глобальных просторах. Модернизация явно утрачивает в значительной степени присущую ей ранее симфонию культуры и цивилизации.

Во-вторых, феномен Модерна (уже претерпев серьезную трансформацию внутри североатлантического ареала) был по-своему воспринят и переплавлен в недрах неотрадиционных, восточных обществ, в ряде случаев полностью отринувших его культурные корни и исторические замыслы, но вполне воспринявших внешнюю оболочку современности, ее поступательный цивилизационный импульс. Иначе говоря, духовный кризис современной цивилизации выразился в расщеплении процессов модернизации и вестернизации на обширных пространствах Третьего мира. В результате, во второй половине ХХ века традиционная периферия евроцентричного универсума породила ответную цивилизационную волну, реализовав повторную встречу, а затем и синтез поднимающегося из вод истории Нового Востока с секулярным Западом, утрачивающим свой привычный культурный горизонт.

Роли основных персонажей исторической драмы, как мне представляется, словно бы перевернулись: теперь, кажется, Запад защищает сословность, а жернова Востока распространяют гомогенность. Культура христианской Ойкумены, все более смещаясь в сторону вполне земных, материальных, человеческих ценностей, столкнулась с рационализмом и практичностью неотрадиционного общества, успешно оседлавшего к этому времени блуждающую по миру волну утилитарности и прагматизма. Первые плоды глобализации имеют в итоге странный синтетический привкус, а порожденные ею конструкции, являясь универсальной инфраструктурой, подчас напоминают мегаломаничную ирригационную систему, чьи каналы, в частности, обеспечивают растекание по планете уплощенной информации и суррогата новой массовой культуры. В результате распространение идеалов свободы и демократии нередко подменяется экспансией энтропийных, понижающихся стандартов в различных сферах жизни, затрагивая при этом не только культурные, но и социально-экономические реалии. Такие, например, как предпринимательская этика, качество товаров массового спроса, разнообразные формы новой бедности и т. п.