Нерон

Но помнишь, Габинна, ты, кажется, при этом присутствовал, когда он сказал мне: „Ты таким-то образом пленил свою госпожу. Ты несчастлив в друзьях. Никто тебе не воздает должной благодарности. Ты владелец огромных поместий“»[10].

Кто бы не поверил подобным пророчествам?

Однако и тогда были более тонкие толкователи звездных знаков. Один из них подвизался советником при Клавдии и Агриппине. Звали его Бальбилл. Он был баснословно богат и облачен высокими государственными чинами. Всем этим, как и астрологическими познаниями, он был обязан своему отцу Фрасиллу.

Род Фрасилла

Еще в пору своего пребывания на острове Родос Тиберий безгранично доверял Фрасиллу. Собственно, Тиберий попал сюда изгнанником, оказавшись в немилости у своего отчима, императора Августа. Бездействие, чувство неуверенности способствовали тому, что Тиберий занялся изучением астрологии, в чем ему помогал именно Фрасилл, с которым опального случайно свела судьба. С течением времени «математику» стали известны все сомнения, тревоги и замыслы императорского пасынка. И тот, будучи по природе крайне подозрительным, в конце концов стал подумывать, как бы избавиться от магистра тайных наук. Однажды оба они шли по высокому и отвесному морскому берегу. Тиберий хотел было, воспользовавшись случаем, столкнуть вниз спутника, знающего слишком много, но тут заметил, что Фрасилл чем-то крайне озабочен и подавлен. Тиберий поинтересовался причиной этого.

— Звезды говорят о грозящей мне смертельной опасности. Но если этот день закончится благополучно, в наших судьбах произойдут счастливые перемены.

Далеко на горизонте появился корабль. Сияющий Фрасилл воскликнул:

— Вот она, радостная новость! Этот корабль несет весть о конце изгнания.

Именно так, судя по многим рассказам, Фрасилл завоевал доверие Тиберия, ибо корабль и в самом деле прибыл с хорошими вестями. Другие же излагали события в еще более драматическом виде. Тиберий, чтобы выяснить, кто из астрологов толково читает по звездам, отправлял их в дом на краю пропасти. Там они занимались составлением гороскопов себе и Тиберию. Если их предсказания доверия не вызывали, раб, сопровождавший астролога, сталкивал того на обратном пути в пропасть. Только Фрасилл вышел победителем из этого состязания, ибо, взглянув на свой гороскоп, в ужасе воскликнул:

— Сейчас как раз решается моя судьба!

Колоритных историй подобного рода рассказывалось множество. Фактом было то, что Тиберий, человек замкнутый, не доверявший людям, по возвращении с Родоса не расставался с Фрасиллом. Ничего не изменилось и тогда, когда он вступил на престол. Как советник и наперсник императора Тиберия, Фрасилл оказывал значительное воздействие на дела империи, ибо любому важнейшему решению предшествовал «разговор» со звездами.

Свою внучку Эннию придворный астролог выдал замуж за юного аристократа Макрона. После раскрытия заговора Сеяна тот стал префектом, скорее всего не без помощи Фрасилла. Эта должность тогда была необыкновенно престижна. Император, чья ненависть к людям с каждым годом усугублялась, постоянно пребывал на острове Капри; префект же преторианцев был одним из немногочисленных связных между ним и сенатом в Риме. Кто другой мог сравняться со столь влиятельными фигурами, какими были Фрасилл и Макрон? От первого зависели решения и эдикты императора, второй принимал их к исполнению.

Калигула, будучи совсем еще юным, понимал расстановку сил. Он жил на Капри, при дворе своего двоюродного деда, в постоянной тревоге: не прикажет ли император, который не щадил даже собственных детей, отправить на тот свет и его? Но, даже если ему удастся усыпить подозрительность властителя, разрушить враждебные интриги завистников, сумеет ли он когда-либо вступить на престол? Калигула понимал: ему необходимы союзники. Но кто мог быть могущественнее астролога и префекта преторианцев? Дорогу к ним Калигула сумел найти через Эннию, которая часто навещала деда и мужа. Некоторые позже утверждали, будто Макрон склонил жену к тому, чтобы она соблазнила будущего наследника престола. Зато другие считали, что инициатором этого романа была сама Энния: понадеялась, что позже сумеет женить на себе Калигулу и станет владычицей Рима.

Так или иначе, но Фрасилл поддерживал Калигулу. Делал он это, правда, довольно оригинально. Зная, что император никому не доверяет, убеждал его, что Калигула просто недостоин внимания; звезды предоставляют этому молодому человеку столько же шансов на захват власти, как и на проезд верхом по морскому заливу от Байев до Путеол!

Фрасилл умер в 36 году. Перед смертью он составил императору гороскоп, из которого неопровержимо следовало, что Тиберий проживет еще десять лет. Поэтому Тиберий не спешил с вынесением смертных приговоров лицам, которых он назначил отправить на тот свет раньше себя. Процессы, однако, уже шли; обвинения в Риме готовил и приводил в исполнение Макрон, а судебное разбирательство происходило в сенате, ибо обвинялись известные люди.

Среди обвиняемых был и Домиций Агенобарб. Неприязнь у императора он вызывал тем, что происходил из знатного рода и сумел породниться с царствующим домом. Естественно, что официально ему вменялось нечто другое: прелюбодеяние, безнравственная связь с родной сестрой Домицией Лепидой. То был испытанный и часто употреблявшийся тогда ход: с людьми расправлялись, дискредитируя их морально в глазах общества.

Дело Домиция и других «заговорщиков» было заранее предопределено. Некоторые из них, более слабые духом, кончали самоубийством, чтобы избежать ужаса допросов и позора унижений во время показательного процесса. Однако Домиций не сдавался. Он упорно повторял, что невиновен, и просил дать ему возможность приготовить защитительную речь. Поскольку никаких четких распоряжений императора на этот счет не существовало (ибо тот, доверяя гороскопу Фрасилла, не торопился, считая, что может вести еще долгую игру с подсудимыми), Домицию благосклонно предоставили отсрочку.

Тем временем Макрон получил с Капри конфиденциальное известие, что дни Тиберия сочтены. Скорая кончина императора, впрочем, не являлась тайной, Тиберию было уже 75 лет, но именно теперь он, дабы доказать всем, как крепок и здоров, стал предаваться утонченному распутству.

Подгоняемый предсмертной тревогой, Тиберий перебрался с Капри на материк, в селение Мизены на берегу Неаполитанского залива. 16 марта он почувствовал себя плохо и не смог подняться со своего ложа. По дому разнеслась весть, что он умер. Толпа поздравляющих тотчас окружила Калигулу и Макрона. Внезапно кто-то крикнул:

— Император просит есть!

Всех как громом поразило. Некоторые оцепенели от ужаса, более сметливые убрались восвояси. Калигуле и Макрону терять было нечего. Они ворвались в императорскую опочивальню. Один из них крикнул:

— Да ведь он совершенно замерз! Надо его отогреть!

Они схватили подвернувшееся под руку женское одеяние и общими усилиями удушили старца.

Однажды, через несколько месяцев после того, как Калигула прочно утвердился на престоле, Макрон и Энния получили приказ покончить жизнь самоубийством.

Смерть старого императора спасла Домиция. Он снова мог спокойно наслаждаться жизнью, тем увереннее, что его жена была родной сестрой Калигулы, нынешнего императора. Именно в эти дни был зачат сын Домиция Луций, родившийся почти через девять месяцев после смерти Тиберия, в середине декабря. Итак, своим появлением на свет он косвенно обязан тому гороскопу Фрасилла, который гарантировал Тиберию еще десять лет жизни. Если б не это предсказание и вера Тиберия в астрологию, Домицию не предоставили бы время для подготовки к защите и он покинул бы этот мир до кончины старого властелина.

У Фрасилла был сын Бальбилл. В царствование Калигулы он предусмотрительно пребывал в Египте, имея при себе сокровища, подаренные его отцу Тиберием. Бальбилл вернулся в Рим только в 41 году, когда узнал, что на престол вступил Клавдий, с которым у него были дружеские отношения. Их взаимная симпатия зародилась много лет назад. Всеми тогда презираемый, Клавдий был частым гостем в доме Фрасилла. Ученый-астролог и его младший сын с пониманием относились к увлечению Клавдия историей, его же привлекала загадочность их искусства. Однако приверженцем астрологии Клавдий так никогда и не стал, относясь к ней со здравым скептицизмом.

10

Петроний. Сатирикон. Пер. Б. Ярхо. М.—Л., 1924. С. 132.