Страница 1 из 43
Александр Коноплин
СОРОК УТРЕННИКОВ
Повести и рассказы
СОРОК УТРЕННИКОВ
Повесть
«Чем кончился этот бой — не знаю.
Знаю, чем кончилась эта война».
Глава первая
Подтаивать начало с третьей декады марта. Сперва боязливо, осторожно, только с южной стороны, только в затишке— нет-нет да и упадет капля-другая, потом все смелее, и вот уже оседает снег вокруг телеграфных столбов; побурели, заноздреватились на косогорах сугробы, зашуршали под ногами ледяные осыпи — казалось, не пройдет и месяца, начнёт расползаться снежная шуба, заиграют на солнцепеках, заискрятся серебром первые ручейки. Но как раз через месяц неожиданно закрутила, заиграла метель, а за ней и мороз ударил — все, как зимой, разве что не такой лютый, не январский, отходчивый…
В один из таких апрельских дней 1942 года в 1113-й стрелковый полк, стоявший в обороне юго-восточнее озера Ильмень, прибыло долгожданное пополнение — без малого восемьдесят мужиков и парней от семнадцати до тридцати восьми, одинаково одетых в шинели первого срока, подстриженных под «нулевку», с одинаково тощими вещмешками за спиной и не успевшими загореть госпитально-белыми либо домашне-розовыми лицами. Старшим команды был младший лейтенант Мухин, его помощником — ефрейтор Довбня. Первый шесть дней назад досрочно окончил военное училище в Саратове, второй возвращался сюда из госпиталя после четвертого ранения.
Увидев начальство еще издали, притушили цигарки, подтянули обвисшие за долгий пеший переход ремни, подровнялись. День выдался на редкость ярким, солнечным, тихим; ни выстрела, ни крика, из землянок струился легкий белый дымок — не то от дыхания людей пар, не то табачный дым, из овражка тянуло подгоревшей кашей.
— Командир полка, никак, посередке, в кубанке, — шепнул в затылок Довбня, — глядите, не подкачайте!
Мухин одернул шинель, проверил положение пряжки и двинулся вперед, держа направление на блиндаж, возле которого стояли офицеры. Но он не прошёл и пяти метров, когда над его головой раздался вой, и не учебная, а самая настоящая вражеская мина разорвалась за бруствером неподалеку от траншеи. Мухин быстро присел — не от испуга; он вообще не был трусом, а потому, что так учили, — и спрятал голову в нише. Второй удар, более сильный, раздался совсем рядом, но тоже пока за бруствером; Мухина забросало липкой грязью. После трех-четырех разрывов наступила тишина, но младший лейтенант ей не поверил — он ждал минометного обстрела.
— Товарищ младший лейтенант, чего вы тута разлеглись?
Это Довбня. Скосив глаза, Мухин увидел его плечо в засаленной телогрейке с двумя круглыми заплатками.
«Автоматчик секанул, — рассказывал в дороге ефрейтор, — чуток бы левее и — хана. А дырки в госпитале одна санитарочка зашивала. Уж так старалась, голуба…»
— Ложитесь, Довбня, сейчас начнется, — предупредил Мухин, — траншея тут мелкая…
— Да нет, это так… — Довбня стоял, даже не пригибаясь, — фрицы с жиру бесятся. Обед у них сейчас. Небось, налопались шнапсу и озоруют. А может, новый миномет пробуют. Вам бы встать, а то шинелка намокнет.
Мухин быстро поднялся.
— Понятно. Так где, говоришь, командир полка?
Довбня смущенно кашлянул.
— Промашка вышла, товарищ младший лейтенант, нету его. Я за него кого-то другого принял. А вы доложите командиру батальона капитану Латникову! Вон он, росточком повыше остальных будет…
Мухин приблизился к блиндажу. Офицеры стояли, как и раньше, возле самого входа, прислонясь к неошкуренным бревнам обшивки, и смотрели на младшего лейтенанта с любопытством. Среди мужчин Мухин заметил одну женщину, лицо которой в первую минуту показалось ему знакомым.
«Они что же, никуда не прятались во время обстрела? — с удивлением подумал Мухин и ужаснулся: — Выходит, я один… как страус: голову — в песок…»
Мухин доложил о прибытии нового пополнения, представился.
Капитан протянул руку.
— Латников. А это мой штаб. Знакомься.
Но едва Мухин поздоровался с первым, как он снова позвал его.
— Ты кого это мне привел? — Латников смотрел не на Мухина, а поверх его головы на шеренгу выстроившихся вдоль траншеи бойцов. — Почему только семьдесят девять? Где остальные?!
Мухин молчал. Продаттестат и остальные документы, которые ему выдали в Крестцах, были выписаны только на семьдесят девять человек рядового и сержантского состава, и о большем количестве никто не упоминал…
— Что я буду делать с таким пополнением? — Латников стоял, заложив руки за спину, и буравил Мухина свирепым взглядом. — Может, ты мне скажешь, младший лейтенант? — Тут он заметил ефрейтора Довбню и взгляд его смягчился. — Ну что, Егор Васильевич, опять к нам?
— К вам, товарищ капитан! — радостно проговорил Довбня, подходя ближе и прикладывая ладонь к виску. — Так что разрешите доложить: после излечения в госпитале ефрейтор Довбня прибыл для дальнейшего прохождения службы.
— Домой-то хоть заглянул, ефрейтор? — спросил кто-то из офицеров.
— Его дом еще освобождать надо, — сказал, не оборачиваясь, капитан. — Подлечили-то хорошо?
— Нормально, товарищ капитан.
— А ну, держи! — Латников быстро взял у стоящего рядом бойца винтовку и стоймя бросил ее ефрейтору. Довбня успел ухватить ее правой рукой, но удержать на весу не смог — винтовка ударилась прикладом о землю.
— Виноват, товарищ капитан, — сказал ефрейтор.
— Да нет, твоей вины тут нет, — капитан вернул винтовку бойцу. — Остальные вроде тебя?
— Никак нет! — оживился ефрейтор. — Таких, как я, — с десяток, не больше, остальные молодежь.
— Ясненько, — сказал капитан, еще больше расстроенный, — Григорьянц, распредели людей по ротам. Каюров, накорми их так, чтобы шаровары трещали! Весь НЗ — в котел! После — подвезут…
Отпустив Каюрова, он повернулся к Мухину:
— Тебе сейчас в полк надо. К самому командиру полка. Такой порядок. Доложишь, как положено, и обратно. Ну! Одна нога здесь, другая там! Скопин, проводи!
Однако, быстро не вышло — у Скопина нашлись дела в ротной каптерке, и пока он был там, Мухин сидел в блиндаже среди своих новых товарищей по оружию и слушал гогот и небылицы о самом себе. Что будто бы шел он по траншее с огромным мешком за спиной, чтобы доложить о своем прибытии… начпроду и при этом все время поправлял мешок одной рукой, и что будто бы из-за этого самого мешка немцы начали обстрел наших позиций…
Неизвестно, на сколько бы еще хватило остроумия у весельчаков, если бы в блиндаж не вбежал запыхавшийся Скопин.
— А я вас ищу, ищу… Пойдемте, товарищ младший лейтенант, а то мне за почтой надо.
Пройдя ходами сообщения немного дальше в глубь обороны, они вышли к штабу полка — такому же, как батальонный, блиндажу с двойным накатом и часовым у входа и спустились вниз по крутым и узким ступеням. Младший лейтенант увидел высокого человека в длинной кавалерийской шинели, наброшенной на плечи, и в одном хромовом сапоге. Другая нога была обута в валенок. За спиной командира полка на топчане, покрытом серым байковым одеялом, сидела та самая женщина, которую Мухин полчаса назад увидел в батальоне. Из-под короткой шинели виднелся белый докторский халат.
Как давеча Довбня, так сейчас Скопин шепнул в затылок:
— Доложите командиру полка товарищу полковнику Полякову.
Командир ждал, а Мухин все никак не мог оторвать взгляда от сидящей на топчане женщины. Не может быть, чтобы это было простым случайным сходством…
Пауза все затягивалась, и всем троим было неловко.
— Пожалуй, я пойду, — сказала, вставая, женщина, — если надо, пришлешь кого-нибудь… Поравнявшись с Мухиным, она приостановилась, смерила его взглядом всего, от помятой шапки до грязных кирзовых сапог, усмехнулась. — Как звать? Прямо от мамы?