Страница 13 из 22
— Не засну, — сказал Вовка.
— Заснёте! — махнул рукой Вениамин Львович.
— И что вы предлагаете? — вяло поинтересовался Перфилов.
— Я думал, вы уже догадались. У учителя должна быть светлая голова. Хорошо, я намекну. Что охотнее всего воспринимают дети? Вернее…
— А вот и мы!
Появление Лены с противнем, полным жареных куриных ножек, и второй девушки с кастрюлей парящей варёной картошки предотвратило мысленное смертоубийство. И слава Богу! А то Перфилов уже готовился.
На кульминации рецепта, как привить интерес к истории, он делает — трах! бах! вж-жик! — и Вениамин Львович бравым телом валится в одну сторону, а его умолкшая голова — в другую. Так планировалось.
Подруга Лены была пополней фигурой и, возможно, в силу этого казалась существом донельзя оптимистичным и смешливым. Выкладывая половинки картофелин на тарелки, она причмокивала полными губами и восторженно ахала:
— Ах, посмотрите, какая красота получилась! Уварилась на новоселье! Ещё маслица и — пальчики оближешь!
Круглое лицо. Сдобные руки. Пышная грудь. Завитые длинными макаронинами тёмные волосы пружинисто покачивались в такт подходам. Вовке досталась одна картофелина, Вениамину Львовичу — две, а Перфилову — с плотоядным хохотком — три.
Лена, разместив противень на столе, двузубой вилкой распределила к картофелинам курицу. И здесь тоже произошло выделение Перфилова — ему досталось две ножки вместо одной. Пожалели голодного. Перфилов помрачнел.
— Маша, там хлеб ещё и огурцы, — обратилась Лена к подруге.
— Ага.
Маша уплыла на кухню светлым облаком, выпуклым в интересных местах. Исключительно положительные вибрации, кисло подумал Перфилов.
Вениамин Львович пронёс лицо над своей тарелкой.
— Замечательно пахнет.
Вовка отлип от спинки.
— А кетчуп у вас есть? — посмотрел он на Лену.
— Извини, я кетчуп не ем, — развела руками Лена. — Я не знала, что он нужен.
— Это самое важное, — вздохнул мальчик.
Он взял с тарелки картофелину и задумчиво погрузил в неё мелкие белые зубы. Вениамин Львович показал Перфилову глазами: смотри, мол, что детям интересно.
— Хлебушек!
Появившаяся Маша установила в центр стола плетёную корзинку с хлебом, рядом расположила миску с маринованными огурцами и села на стул слева от Перфилова так, что он почувствовал тесное неудобство.
— Ах, люди-соседи! — воскликнула она, на мгновение прижавшись плечом к Перфилову. — Что смотрим? Кушаем! Вот Вовка — молодец!
Вовка, не отрываясь от картофелины, поднял глаза на Машу.
— Вы меня совсем не знаете, тётенька.
Маша хохотнула.
— Ух, какой ершистый!
Она привстала, чтобы взъерошить мальчику волосы, но Вовка мгновенно выскользнул из-под руки. Маша, покраснев, погрозила ему пальцем. Перфилов подцепил вилкой огурчик. Вениамин Львович сдвинул усы:
— Леночка, а запить?
— Ой, забыла!
Уже опустившуюся на стул Лену выдуло из-за стола. Вернулась она с бутылкой лимонада, которую поставила перед Вовкой, бутылкой водки, вручённой Вениамину Львовичу, и с картонной ёмкостью на полтора литра красного полусладкого вина.
— Руслан Игоревич, откройте!
Перфилов завертел в руках коробку.
— Вот же краник! — довольно бесцеремонно указала ему Маша на перфорацию.
— Где? — спросил Перфилов, краснея.
— Внутри! Подцепить и вытянуть.
— Я не совсем понимаю…
Перфилов кое-как разглядел по бокам от перфорации картинки с инструкцией.
— Господи! — Маша отобрала вино из его неловких рук. — Что ж вы, Руслан! Словно и не поили никого!
Она ловко взрезала ногтями участок картона. Кран любопытно вытянул наружу чёрный пластиковый нос с двумя красными "ноздрями".
— Вот!
Вино перекочевало обратно к Перфилову. Маша подставила два бокала.
— Погодите, соображу, — сказал Перфилов.
Он подхватил упаковку снизу, другой рукой одновременно нащупывая кран. "Ноздри" оказались неожиданно тугими.
— Может, я? — возник сбоку Вениамин Львович.
Перфилов встретился глазами с Вовокой, всё ещё терзающим картофелину, затем с участливыми глазами Лены и, злясь на всё вокруг, нажал сильнее. Кран хрюкнул, от этого звука пальцы Перфилова дрогнули, и тонкая струйка полилась мимо бокалов на скатерть, рискуя впоследствии перетечь на платье Лениной подруги.
— Да е…
Маша, отскочив, прошлась матерком по Перфиловской косорукости. Вовка захохотал. Один бокал упал. Но второй опомнившийся Перфилов наполнил до краёв.
— Простите, — он рухнул на стул, цепляя упаковкой тарелки.
— Это на счастье, на счастье…
Лена принялась бомбардировать скатерть салфетками. Салфетки шлёпались и темнели, вбирая разлитое вино. Маша с испугом осматривала своё платье. Одна найденная капля, красноватым кружком расплывшаяся на боку, срочно ("Да что ж ты скажешь!") потребовала соли. Перфилов, вне сомнений, мысленно был сожжён, четвертован и лоботомирован поочерёдно. Ах, где же хохот и добродушие? Лена сбегала за солонкой. Вениамин Львович притиснулся помогать, бормоча, что если на час замочить в белом вине…
— Меня? В белом вине?
— Только платье!
Ругаясь и споря, Лена, Маша и Вениамин Львович убрались из зала на кухню. Там захлопали дверцы шкафов, зашумела вода, потом Маша горько произнесла:
— Нет, пропал мой hermess!
Перфилов стиснул голову руками. Сама дура, подумалось ему с отчаянием. Ну сама же прижималась, скалилась. А я опять виноват!
Бежать? Вскинув глаза, он с надеждой посмотрел на вроде бы никем не контролируемый выход. Если незаметно…
— Дядя Руслан, — услышал Перфилов хриплый шёпот мальчика.
— Что?
— Вы посмотрите, что у меня есть.
Повернувшись боком, Вовка оттопырил широкий курточный карман.
— Что там?
— А вы посмотрите.
Перфилов подумал, что чем ближе он окажется у дверного проёма, тем удобнее ему будет просочиться мимо кухни. Нет, конечно, и с Вовкой надо бы поговорить, но не здесь же!
— Ну, что у тебя?
Перфилов обогнул стол и нырнул головой к распахнутому карману.
Ни черта видно не было. Ещё тень от собственной фигуры накрыла, смешивая цвета. Какой-то ком, кажется, серый, тёмно-серый, лежал в кармане.
— Это что? — спросил Перфилов.
Вовка посмотрел виновато.
— Воробей, дядя Руслан.
— Что?
— Я убил воробья.
Перфилов вздрогнул. Затем вздрогнул вторично, когда на кухне вскрикнула Маша, которой, по-видимому, что-то не то сделали с пятном. Воробей! Ведь думал, думал об этом! Ему сделалось жарко. На подламывающихся ногах Перфилов вернулся за стол.
Воробей!
— Ты уверен? — прошептал он.
Вовка тоскливо кивнул.
— Может, это не ты.
— Он прямо передо мной упал, — бледнея, сказал Вовка. — Я сначала не понял, дядя Руслан, а он — раз! — и шлёп! Прямо с дерева!
— А ты злился?
— Наверное, я не по…
— Эх, Руслан Игоревич! — шагнув в комнату, с чувством произнёс Вениамин Львович. — Что ж вы! Такой праздник, а вы…
— Вибрирую? — спросил Перфилов.
— Это ещё пол-беды, — сосед, отклонившись, бросил взгляд в проём и, покачивая головой, будто в сомнениях, стал пробираться к своему месту. — Просто удивительно, как вы… как вам удаётся из ничего…
— Дядя Руслан не виноват, — сказал Вовка.
Вениамин Львович повернулся к нему всем телом.
— Молодой человек, вы ещё слишком молоды, чтобы рассуждать о таких вещах!
Усы его грозно шевельнулись. Вовка нахмурился, но умолк.
Вениамин Львович набулькал себе водки в бокал, горестно произнёс: "Стынет же всё!" и залпом махнул грамм, наверное, семьдесят пять.
— Это ведь умудриться…
Он сморщился, давая водочной горечи ухнуть в желудок.
— Ну вот, всё в порядке! — объявила, появляясь, Лена.
Маша, обогнув её, с прижатой к боку ладонью добралась до своего стула и демонстративно отставила его от Перфилова.
— Вы знаете, сколько стоило это платье? — прошипела она ему. — Вам столько в месяц не заработать!