Страница 3 из 32
Волхв не успел осушить второй рог. Девушка резко размахнулась и ударила жениха подносом. Рог выпал из рук поверженного кудесника, и прозрачная жидкость растеклась по полу.
Глава 2
Вместо того чтобы слушать историчку, Ринат думал о новенькой из девятого «Б», Юле Егоровой. Вернее, он решал в уме довольно хитрую задачку: как проводить сегодня вечером Юлю домой со школьного танцевального вечера. Тогда ему это не удалось — местная шпана помешала. Привязался тогда к Юльке хулиганский атаман по кличке Цапа, а Ринат побоялся заступиться. Сегодня будет вторая попытка, наверное, последняя; на третью вряд ли хватит средств.
— Салахов! — окликнула Рината историчка. — Проснись уже!
Тот очнулся от размышлений и поднял глаза на историчку. Итак, десятиклассник Салахов Ринат находится на уроке обществоведения. На дворе тысяча девятьсот восемьдесят третий. Кто сейчас генсек: Андропов, Черненко? Да ладно, может, не спросит.
— Услышав свою фамилию, учащийся встаёт и принимает строевую стойку! — напомнила учительница. — Замечтался, Салахов?
— Я не замечтался… э-э-э… — Ринат запамятовал имя-отчество исторички.
Он послушно навис над партой и, как мог, вытянулся в строевой стойке.
— А раз так, то расскажи-ка всему классу, куда и кому ты напишешь донос, — предложила учительница.
— Какой донос? — удивился десятиклассник, вызвав дружный смех класса.
Историчка поправила очки и сурово посмотрела на ученика:
— А говоришь, не замечтался… На родителей, естественно! Если они будут при тебе вести антисоветские разговоры на кухне.
Ринат молчал, пытаясь вспомнить, куда писали доносы на родителей советские пионеры и школьники. В ГУЛАГ, может быть?
— Вот такие у нас ученики — элементарного не знают! — с надрывом произнесла расстроенная Ринатовой тупостью учительница. — А ведь беседы на кухнях — это прямое пособничество империалистам, что каждый советский школьник должен уметь пресекать!
Десятиклассник некоторое время соображал, слышал ли он подобные разговоры от родителей, но ничего особенного не вспоминалось.
— Садись, Салахов, горе ты моё! Я сообщу в бюро горкома комсомола, чтобы тебя пропесочили как следует, — пообещала учительница и обратилась к классу: — Так вот, на родителей следует писать донос в городское управление КГБ на имя начальника. Образцы доносов находятся в приёмной, возле стенда «Будь бдителен!».
И тут прозвенел спасительный звонок.
Домой Ринат возвращался с Дениской Селивёрстовым. Последний без умолку болтал о чём-то своём, школьно-юношеском. Салахову было скучно: он уже отвык от трёпа шестнадцатилетних сверстников. Парень машинально кивал, глазея по сторонам.
Десятиклассники прошли мимо магазина «Продукты», где через витрину были видны пустые полки. Лишь на верхнем ярусе стеллажа выстроилась батарея бутылок с уксусом. Возле продуктового толпились горожане, ждущие, когда чего-нибудь привезут отличное от уксуса, «выбросят» на позднесоветском жаргоне. Что это будет, никто не знал: или мясо по талонам (голые кости, на которых кое-где остались жилы), или кур по спецразрешениям горкома (синих и тощих с перьями и когтями) или картошку по направлениям из профсоюза (сморщенную, проросшую, с комьями земли). Стоящие в очереди были одеты очень бедно: небритые мужички в мятых бесформенных пиджаках, надетых на растянутые майки, тётки в потёртых драповых пальто неопределённых цветов и такой же расцветки тёплых платках. В стороне трое мужиков распивали бутылку водки, закусывая дефицитной килькой в томате, а остальные представители мужского пола, боясь потерять место в очереди, издалека завистливо на них поглядывали. Стайка пионеров под барабанную дробь вешала на магазин кумачовый лозунг «Спасибо Партии за изобилие!». Повесив кумач, пионеры построились и с песнями под барабан двинулись к зданию КГБ, которое находилось в сотне метров от магазина, наверное, строчить доносы на родителей.
Возле лозунга остановился бородатый мужчина в ватнике и ушанке с красной звездой. У бородача за спиной рядом с балалайкой висел автомат ППШ, а из кармана ватника торчала распечатанная бутылка водки, заткнутая самодельной пробкой, свёрнутой из газеты «Правда». Бородатый внимательно прочитал лозунг, шевеля губами, и задумчиво почесал бороду. Ринат поморщился: бородач был явным клюком.
Неожиданно в нескольких метрах от старшеклассников возник полупрозрачный милиционер. Покосившись на бородача с автоматом, блюститель порядка оставил его без внимания и направился к Ринату и Дениске.
— Вы почему тут болтаетесь без дела? — строго обратился он к школьникам.
Дениска несмело улыбнулся:
— У нас уроки закончились, — пролепетал он и полез в сумку за дневником.
Пока он копался, бдительный милиционер держал правую руку на кобуре. Денискин дневник нашёлся между памяткой юным строителям коммунизма и квитанцией об уплате взносов в фонд мира. Страж порядка осторожно, как бомбу, принял дневник и некоторое время изучал расписание уроков.
— Ну и пусть закончились, — выдал он наконец. — Организовали бы субботник, чем без дела болтаться. Или нормы ГТО сдали…
— У нас вчера был субботник, — прошептал Селивёрстов. — А ГТО в том месяце сдавали.
— И теперь можно без дела болтаться? — не отставал милиционер.
Тут он внимательно посмотрел на сумку Дениски и нахмурился.
— А почему это на твоей сумке иностранные буквы? — тихо и грозно спросил он, указывая на надпись «Sport».
Дениска побледнел.
— За такое знаешь, что полагается? — спросил страж порядка и выразительно посмотрел на здание КГБ. — Откуда у тебя эта сумка? Кто тебе её подарил?
— Я сам написал… — выдавил побледневший Селивёрстов. — Ручкой… По трафарету…
Селивёрстов от страха понёс какую-то ахинею, что учительница английского велела всем писать английские слова, а Дениска, якобы, забыл тетрадь, и пришлось на сумке написать. Милиционер, криво усмехаясь, слушал Денискин бред.
— И где ты, интересно, достал трафарет с английскими буквами? — спросил он, терпеливо выслушав Селивёрстова.
— У нас в кабинете английского есть… — пробормотал Дениска.
Милиционер вынул блокнот, переписал с дневника Денискины имя, фамилию и номер школы и спросил, как зовут англичанку, и много ли у неё в кабинете английских трафаретов.
Всё это время Ринат стоял, переминаясь с ноги на ногу, и исподлобья разглядывал строгого блюстителя порядка, а заодно кумачовый лозунг, который просвечивал сквозь милиционера. Дениске он помочь вряд ли мог.
Когда, наконец, страж порядка закончил переписывать Денискины данные и ушёл вслед за пионерами, старшеклассники рванули что есть силы в противоположную сторону. Отбежав два квартала, они завернули в какой-то дворик и спрятались за гаражами. Вокруг не было никого, только возле одного гаража хлипкий мужичонка со стандартной небритостью, матерясь, копался в двигателе стареньких «Жигулей».
— Вот привязался, мент! — выпалил Дениска, переведя дух. — Я боялся, что он карманы начнёт обшаривать.
— А что у тебя в карманах? — поинтересовался Ринат. — Мобильник ворованный?
И тут же осёкся.
— Чего? — подозрительно уставился на одноклассника Селивёрстов.
— Я спросил, что у тебя в карманах, — быстро исправился Салахов.
Дениска таинственно улыбнулся, быстро огляделся и выудил из кармана серую коробочку с красной полоской.
— Красная плёнка! — торжественно объявил он. — Еле достал!
Ринат вспомнил эту старинную байку о фотоплёнке, на которой любой человек проявляется совершенно голым. Тут два варианта: либо Дениска врёт, либо у него в кармане ложак. Но тему парень решил не развивать и предложил пойти по домам.
Ринат Маратович Салахов, пятидесятилетний коммерсант, погрузился на две недели в мемориум, чтобы окунуться в школьные годы и снова испытать романтическое чувство к Юле, попытаться сделать то, чего не удалось ему тогда, в шестнадцать, когда не было жизненного опыта, а была только юность — горячая и взбалмошная. Ринат Маратович поддался на рекламу от «Трансмема»: «Вернись в свою золотую юность! Поцелуй ту, которую не посмел поцеловать тогда! Побей того, с кем не смог справиться в юности! Стань чемпионом школы и отличником! Всё возможно в мемориуме! Доступны рассрочка и кредит».