Страница 13 из 32
Холодов с командиром штрафбата направились к небольшому лесочку, где при полевой кухне чистил картошку Твердынин. Интеллигент, оборванный и потрёпанный до потери человеческого вида, затравленно озираясь, неумело скрёб картофелину штык-ножом. Виктор глянул на капитана, и тот, понимающе кивнув, ушёл к бойцам. Повар, мельком посмотрев на политрука, продолжал мешать в котле гигантским половником.
— Исчезни! — приказал Холодов повару, решив не церемониться с прошляками.
Тот ухмыльнулся и продолжил кашеварить.
— Спецотдел контрразведки! — крикнул Виктор повару. — Имею право расстреливать на месте за неисполнение приказа!
Холодов коснулся кобуры, и повар бросился в лес, размахивая на бегу половником. Виктор подождал, пока тот скроется и обратился к Твердынину:
— Здорово, Антон Иваныч! Привет тебе от жены Любы и дочки Тамары. Ждут не дождутся папу…
Такой бурной реакции интеллигента Виктор не ожидал. Тот подскочил, будто обожженный снизу угольком, бросился к Холодову и вцепился ему в гимнастёрку, едва не сломав пару хистприборов.
— Родненький! Соврушка! Помоги выбраться из этого ада!
Фатумист шарахнулся от безумного, отдирая пальцы от гимнастёрки.
— Да погоди ты! Мне кое-что выяснить надо.
Но Твердынин, словно утопающий, совершенно потерял над собой контроль. Он, взвизгнув, попытался снова ухватиться за Виктора.
— Я не отпущу тебя, пока с собой не возьмёшь! Или вместе пропадём в этом котле!
Вдвоём они выкатились на полянку, на которой капитан как раз строил подчинённых. Виктор светски улыбнулся командиру. Тот, взглянув на истерику Твердынина, понимающе усмехнулся и продолжил построение. Фатумист, стукнув друг о друга носками сапог, активировал силовую подкачку и, почуяв прилив сил, легко скрутил инженера.
— Наступление через десять минут! — крикнул капитан вслед Виктору. — Поторопитесь!
И продолжил зажигательную речь перед строем:
— Мы все умрём в этом бою, потому что нас бросили на прорыв обороны противника. За нами пойдут автострадные танки. Из оружия у нас только дужки от кроватей, поэтому, чтобы выжить, каждый должен обзавестись трофейным оружием, добытым в бою. Но далеко не всем это удастся…
Виктор схватил Твердынина за грудки и как следует потряс, едва не задушив инженера, так как забыл в пылу схватки о своей чудовищной силе.
— Хочешь в наступление? Шансов выжить — ноль целых одна тысячная. Для советских командиров люди — расходный материал, дешёвый и легко пополняемый. Не то, что танки…
Интеллигент отчаянно замотал головой, не желая идти в атаку.
— Я могу тебя отмазать, — предложил Холодов. — А ты мне за это кое-что расскажешь.
Виктор оставил инженера и вернулся к капитану, который заканчивал речь:
— Мы за Россию воюем!.. — Холодов был готов поклясться, что командир целует крестик перед строем. — За берёзки наши…
Командирские излияния пришлось прервать:
— Товарищ капитан, на секунду!
— …за просторы родные! — закончил командир. — Ну, и далее по тексту.
И вопросительно посмотрел на политрука.
— В этот бой Твердынин не пойдёт, — с металлом в голосе сказал Виктор. — Он будет выполнять спецзадание СМЕРШ.
Снова услышав название авторитетной организации, капитан вытянулся и козырнул. Затем быстро закивал соглашаясь.
— По местам! — крикнул командир, и штрафбатовцы, крестясь и матерясь, бросились разбирать дужки от кроватей. А на горизонте уже показались гигантские паруса со свастиками, укреплённые на вражеских танках.
Глава 7
Пока шёл бой, Виктору удалось выяснить местонахождение управления НКВД, где в далёком тридцать седьмом допрашивали Твердынина. Холодов с помощью мемнавигатора переместился туда, наспех смоделировав энкаведешника-вестового. Найдя кабинет, где допрашивали инженера, он вошёл туда под предлогом передачи пакета, сунул Игнатьеву в руки какие-то на скорую руку смоделированные бумажки, и при этом украдкой сделал снимок совр-определителем — одним из набора выданных Холодову хистприборов.
Неискушённый в мемпутешествиях мог бы удивиться. Зачем, мол, такие сложности, если можно попасть в то место и просто схватить Игнатьева. Но это будет мнение человека, незнакомого со свойствами квазивремени мемориума. Дело в том, что настоящий современный Игнатьев, допрашивающий Твердынина, перемещается по квазивремени. Сейчас он может дожить, как и Твердынин, до сорок второго года. А на месте Игнатьева остаётся порожденец — тот же Игнатьев, только уже не свор, а прошляк. И вместо Твердынина также остаётся прошляк. Порожденцы, если только они не оставили яркого следа в истории, имеют свойство постепенно растворяться, рассасываться, как говорят мемористы — сторонники теории двухмерного квазивремени. Так что убийцы собственных дедушек, которых забавлял этот гипотетический временной парадокс, могли спать спокойно — в мемориуме он разрешался самым простым способом: своего дедушку убить можно, только это будет не реальный дедушка, а прошляк.
Порожденцы иногда вносили в мемориум элемент неожиданности. Например, порожденцы из эпох, близких к настоящему, когда они сами отправлялись в мемпутешествия и оставляли после себя порожденцев второго ранга, называемых ещё самопорожденцами. Те в свою очередь могли породить порожденцев третьего ранга, те — четвёртого и так далее. Иногда доходило до того, что цепь рангов у порожденца стремилась к бесконечности, и возникал так называемая порожденческая вирусная реакция, когда бесконечную цепочку самопорождений было не остановить.
Дальше всё пошло по накатанной. Совр-определитель выявил настоящую личность загадочного Игнатьева. Им оказался некий Северцев Игорь Павлович, служащий в какой-то мелкой государственной конторке. Оперативникам мемориума не удалось выйти на след Северцева в реале, но зато удалось через отдел регистрации выяснить, что Северцев сейчас находится в мемориуме, в октябре тридцать второго года в южноуральском селе Богданово, где через кровь и страдание народа шла массовая коллективизация. Основная сложность — попасть в нужную точку времени плюс-минус микросекунда, чтобы застать настоящего Игнатьева-Северцева, а не порожденца. И ещё одна проблема — регистраторы не могут выдавать точные координаты нужного погруженца, аппаратура позволяет регистрировать с ошибкой в несколько километров. Поэтому, придётся искать националиста по всей деревне. А кто лучше знает своих подопечных чем председатель колхоза, к которому и решил перво-наперво отправиться Холодов.
Когда Виктору передали по мемсвязи, что куда ему предстоит отправиться в поисках неуловимого националиста, фатумист обрадовался. Во-первых, Южный Урал — это мемтерритория России, то есть нет риска нарваться на иностранного эпохального инспектора. Когда-то мемориум был общим, интернациональным, и все шлялись без всяких мемвиз, где хотели, и меняли историю, кто во что горазд. Потом правительства просекли, что это чревато всякими нехорошими последствиями. Например, клюками (название образовалось от термина «клюква») — скажем, из-за американских меминженеров по российской части мемориума начали бродить медведи и бородачи в ушанках с автоматами Калашникова. Тогда была принята Хартия по мемориуму, в которой было сказано о территориальном разграничении мемориума. Из-за этого возникла масса международных скандалов. Скажем, Турция начала доказывать, что имеет право менять меморную историю Болгарии на правах Османской империи, что вызвало ряд возмущений болгарских политиков. Но потом удалось договориться, разметить мемориум согласно современным границам государств и всё успокоилось.
Во-вторых, Виктору предстояло отправиться в одну из самых непротиворечивых эпох. Диссонансов в эпоху коллективизации почти не возникало, ибо и патриоты, и либералы, и даже националисты по данному времени имели единое мнение: коллективизация — это процесс уничтожения лучшей части крестьянства бесхозяйственными кровавыми большевиками. Правда, был вяленький протест от кучки коммунистов и ещё каких-то левых, но кто в настоящее время слушает этих аутсайдеров.