Удар шпаги

— А вы не боитесь, что они могут перемениться снова? — спросил я.

— Опять ты каркаешь? Ты настоящий Иона 55 — постоянно навлекаешь на нас какое-нибудь несчастье! Не будет нам покоя, пока мы не выбросим тебя за борт, как того несчастного пророка!

— Только попробуйте! — мрачно возразил я, зачерпывая ведром забортную воду, чтобы смыть с палубы кровь, стекавшую по ватервейсам в шпигаты и застывавшую в них тонкими красными сосульками.

Судно опять слушалось руля, и Саймон крикнул нам, что мы легли на курс к Ла-Маншу; поэтому, так как брать рифы на парусах не было необходимости, я отправился на полубак и принес на корму немного еды для Саймона и сэра Джаспера. Затем мы обмыли и перевязали раны дона Педро Базана, забинтовав его так, что он не мог бы двинуть ни рукой, ни ногой, даже если бы был в состоянии, и перенесли его на диван в капитанской каюте, влив предварительно ему в рот стакан доброй малаги.

Я не собираюсь описывать подробно все, что происходило во время нашего путешествия на север, поскольку дни тянулись тоскливо и однообразно, в сплошных вахтах и ожидании, не представляя ни малейшего интереса для тех, кому не пришлось побывать на борту «Санта-Марии». Ежедневно мы спускали вниз, в трюм, воду и пищу для испанцев, держа их, по совету Саймона, на скудном рационе, ибо он частенько говаривал:

Пост силу духа укрепляет,

Но телу сил не прибавляет!

И я всю жизнь потом убеждался в пользе и справедливости этой поговорки. Ежедневно же мы вызывали наверх, в помощь себе, двух добровольцев, и от желающих отбоя не было, потому что мы их дополнительно подкармливали; они были послушны и усердны, выполняя наиболее тяжелые и грязные работы по камбузу, выносили отбросы и нечистоты из трюма и даже стояли за штурвалом, если не было других дел. Рискуя попасть под внезапно налетевший шторм, мы решили не брать рифы на парусах, что, конечно, свидетельствовало о явном безрассудстве, но судьба к нам благоволила, и устойчивый бриз день ото дня непрерывно дул с юга, подгоняя наш неуклюжий барк, медленно ковылявший по спокойному морю, оставляя за собой милю за милей безбрежного водного пространства, покрытого мелкими ленивыми волнами.

Раны Базана успешно заживали, и, будучи философом, он воспринял свое поражение стоически, хотя я прекрасно понимал, что, ослабь мы нашу бдительность хоть на самую малость, он предпримет все возможное, чтобы вернуть себе «Санта-Марию». Поэтому, несмотря на протесты, возражения и неоднократные попытки оскорбить нас и спровоцировать ссору, мы продолжали его туго бинтовать и держали взаперти в его же собственной каюте, поскольку не могли позволить себе пойти даже на самую ничтожную долю риска.

Несмотря на то что дела шли довольно гладко, я ни за какие блага мира не согласился бы повторить последнюю неделю нашего плавания, ибо от смертельной усталости, от постоянного недосыпания, от мучительных сомнений в правильности выбранного курса, от необходимости непрерывно быть начеку, опасаясь как запертых в трюме «донов», так и возможной перемены погоды, я едва не заболел нервной горячкой, прежде чем мы достигли юго-западной оконечности Англии, да и сэр Джаспер с Саймоном чувствовали себя не лучше.

Мало-помалу и отдельными урывками мне удалось выведать у Саймона историю его аферы с «Санта-Марией», и я в очередной раз получил возможность подивиться хитрости моего товарища и в не меньшей степени его отчаянной решимости, настойчивости и храбрости, граничащей с сумасбродством, каковые качества он, впрочем, в достаточной мере проявлял и раньше, во время своих прежних похождений.

Итак, оставив нас в долине к востоку от Порт д'Эспань, он проделал путь к югу вдоль подножия холмов и вошел в город, словно прибыл из Сан-Хосе или Сан-Фернандо. Вскоре он убедился, что «доны» посадили за решетку всех английских моряков, которые были захвачены врасплох благодаря предательству и содержались теперь в длинном низком деревянном сарае, носившем название «гауптвахта» и расположенном неподалеку от центра города. Им была обещана свобода, если они согласятся выдать цели и намерения их вожаков, но верные ребята отказались пойти на предательство — да впрочем, они и сами-то не так уж много знали о наших планах, — поэтому их до сих пор держали под замком.

Саймон решил переговорить с ними, однако сделать это оказалось непросто, потому что они весьма тщательно охранялись испанцами, которые, говоря откровенно, изрядно побаивались своих пленников, ибо в те дни один англичанин стоил троих «желтокожих», и «доны» даже не пытались выражать сомнение в справедливости такой оценки. Тем не менее старому разведчику не составило большого труда отыскать возможность передать команде «Фрэнсиса» весточку о том, что помощь близка. Он подпоил большинство сторожей, запер их в караульном помещении и поджег его, словно по несчастной случайности. Воспользовавшись суматохой во время тушения пожара и спасения из огня пьяных «донов», он отыскал отверстие в стене «гауптвахты» и переговорил с узниками. Они сообща поспешно составили план бегства и договорились, что Саймон придет сюда же на следующую ночь, но, к несчастью, на обратном пути он нарвался на Ионаса Сквобблза, несомненно стоявшего у истоков всех этих неприятностей. Негодяй заподозрил неладное, увидев долговязую фигуру незнакомого «дона», околачивающегося возле «гауптвахты», и, очевидно, узнал в нем того, кто постоянно наказывал его за подслушивание у двери, хотя Саймон и постарался изменить свою внешность, подбрив усы и бородку на испанский манер и нацепив черную повязку на косящий глаз.

Поняв, что он разоблачен, Саймон тут же изменил план, задумав сыграть на самых распространенных из всех человеческих пороков — на алчности и зависти. Отделавшись от соглядатая, он улизнул из города и отправился на «Санта-Марию», где отрекомендовался представителем испанской администрации, наделенным особыми полномочиями. Он предложил дону Педро Базану помочь ему арестовать и доставить в Испанию двух английских эмиссаров, которые затевают заговор с целью поднять восстание местных индейских племен против испанского владычества, для чего обманывают наивных и впечатлительных туземцев, демонстрируя им череп, якобы принадлежавший покойному императору ацтеков Монтесуме, наполненный драгоценными камнями, служащими им средством для подкупа и шантажа. Эти два английских шпиона, дескать, являются важными персонами у себя на родине, и за них можно получить неплохой выкуп, не говоря уже о том, что они обладают весьма ценными сведениями о тайнах английской дипломатии за рубежом. В качестве платы за услугу Саймон предложил Базану взять себе содержимое «черепа Монтесумы» и разделить с ним впоследствии сумму выкупа за «английских заговорщиков». Базан, под видом ученого-натуралиста, энтомолога и ботаника, сам не гнушавшийся сбором шпионской информации об английском флоте, охотно клюнул на эту приманку и, приставив к Саймону на всякий случай охрану, отправился с отрядом моряков за нами на берег. Все произошло в точности так, как говорил «испанский секретный агент»; более того, когда Сквобблз попытался нас отбить у матросов Базана, тот решил, будто за нас заступаются наши сообщники, и еще более укрепился в доверии к Саймону. Естественно, что после доставки нас на судно он тут же приказал сниматься с якоря, предоставив Саймону отдельную каюту на полубаке, а за мной и сэром Джаспером установил круглосуточный надзор, приставив к нам для этой цели своего верного слугу, черного «архангела» Габриэля.

Саймон не стал торопить события: видя, что с нами обращаются вполне прилично, он, опасаясь соглядатая-негра и боясь, как бы мы по неопытности не испортили ему всю игру, предпочел не посвящать нас в свои планы и держался отчужденно, но выждал время, пока «Санта-Мария» вплотную приблизится к берегам Европы, и исподволь приступил к исполнению своего замысла. Он как бы невзначай в беседе с матросами упоминал о несметных «сокровищах мертвой головы», которые Мигуэль и Базан якобы присвоили себе, завел знакомство с Альфонсо, капитаном мушкетеров, человеком алчным и завистливым, пользовавшимся большим влиянием среди команды, и показал ему свой драгоценный рубин, намекнув, что у Базана с Мигуэлем таких немало и он, Саймон, готов пожертвовать своим сокровищем, если окажется не прав. В дальнейшем спектакль начал развиваться по заранее намеченному сценарию, и мы все стали свидетелями его трагического финала.

55

Библейский пророк, навлекший беду на моряков из-за того, что он ослушался Бога: как только его бросили в море, буря, грозившая кораблю гибелью, тотчас же утихла.