Страница 4 из 12
За столиком я обнаруживаю, что единственные доступные столовые приборы – это серебристые палочки. Софи мастерски вылавливает ими куски зелени из своего супа. Хотела бы я знать, как она будет есть бульон?
Я неуверенно катаю палочки между большим и указательным пальцем, пытаюсь достать из миски кусок омлета, но он тут же падает обратно. После тридцатисекундной борьбы мне все-таки удается донести еду до рта. В итоге я соображаю, что нужно держать миску поближе к лицу и закидывать пересоленный омлет в рот через край. Другие так и делают, значит, это не считается здесь плохими манерами.
Софи, хмурясь, проверяет свой телефон.
– Даже не представляю, где он, – бормочет она.
Она обводит взглядом столовую, и я тоже пытаюсь найти в этой толпе лицо, похожее на лицо моей соседки. Но ничего не нахожу в этом море людей.
Но тут Софи широко улыбается и неистово машет кому-то. Я поворачиваюсь и замечаю парня в полурасстегнутом пуловере в бело-голубую полоску с подвернутыми до локтей рукавами и майке с треугольным вырезом. Сунув руки в карманы узких джинсов, он идет к нам. Он выше других ребят, на его лоб падает прядь чернильно-черных волос, и у него такие же пухлые, как у Софи, губы.
В жизни не видела таких привлекательных корейцев.
Да, у меня мало опыта в общении с корейцами, но те, что мне встречались, даже в подметки не годятся брату Софи. Я изо всех сил удерживаюсь от того, чтобы не пялиться на него с отвисшей челюстью.
Оказывается, я не единственная, кто таращится на него во все глаза. Позади него толпятся группки девчонок, которые смотрят на него, показывают пальцем, а некоторые стараются украдкой его сфотографировать и вертят головой, проверяя, видел ли кто-нибудь, как они это делают. Как будто это можно скрыть!
Я в неподдельном изумлении. Может быть, среди здешних девчонок принято так открыто выражать свои эмоции в отношении привлекательных ребят? Это же надо додуматься: фотографировать парня в переполненной столовой, а потом еще и показывать на него пальцем! Нет, в Штатах такой номер не прошел бы.
Мне приходится отвлечься от анализа культурных обычаев, когда он что-то говорит Софи по-корейски.
У него чистый и глубокий голос. Мое сердце замирает на мгновение, и я понимаю, что запала на него, как и другие девчонки.
Когда у меня в последний раз пересыхало во рту при виде парня? После Айзека, моего бывшего, с которым мы познакомились в клубе, где он был диджеем, ни разу. Когда ты растешь в окружении парней, которые носят ковбойские шляпы и ремни с гигантскими пряжками и так и норовят залезть тебе под юбку только ради того, чтобы твой отец заключил с ними контракт, трудно остаться равнодушной к шапочкам-бини, кедам «Конверс» и слаксам.
– Джейсон, не будь невежливым, – игриво хмурится Софи, кивая на меня. – Это Грейс, которая говорит по-английски.
Я встречаю его своей самой яркой улыбкой, но его лицо остается непроницаемым, он лишь скользит по мне взглядом. Мой энтузиазм испаряется.
Я превозмогаю последствия от удара, нанесенного моей уверенности в себе:
– Приятно познакомиться.
Он ничего не говорит, только пристально смотрит на меня, пока у меня от улыбки не начинают болеть щеки. Я борюсь с инстинктивным желанием опустить глаза на свою блузку и джинсы и проверить, нет ли там пятен от еды.
– Она моя соседка по комнате, – приходит мне на помощь Софи, отвлекая внимание Джейсона. – Она из Америки! – На последнем слове ее голос поднимается до крика. – Садись с нами.
Он осматривает зал, намеренно сохраняя при этом скучающий вид. Взгляд у него отрешенный, хотя он наверняка видит всех девчонок, которые демонстративно не смотрят на него. А не получилось ли так, задаюсь я вопросом, что, пока близнецы находились в материнском чреве, Софи забрала себе все умение общаться с людьми?
– Я уже поел, – говорит он, слава богу, по-английски – неужели ради меня? – Мне нужно увидеться с Тэ Хва в музыкальной комнате. Ты идешь сегодня в «Вортекс»?
Софи сникает, и мне безотчетно хочется пнуть Джейсона за то, что с лица его сестры исчезла улыбка.
– Конечно, – с наигранным оживлением отвечает она.
Он кивает, снова смотрит на меня, а потом поворачивается и шагает через зал к выходу. Я гляжу ему вслед, удивляясь столь очевидному отсутствию у него дружелюбия и вообще способности воспринимать меня как человека.
– Он всегда такой веселый? – спрашиваю я, даже не пытаясь скрыть свой сарказм.
Софи отмахивается.
– Он просто спокойный. – Но разочарование, отражающееся в ее глазах, говорит об обратном.
После завтрака Софи устраивает мне экскурсию по кампусу. Она приехала на несколько дней раньше меня и уже успела все здесь разузнать. Территория, которую занимает школа, просто огромная, величиной с небольшой университет – тут множество учебных зданий и других корпусов. Она показывает, где будут проходить занятия, в том числе и мой курс корейского, – на противоположной стороне кампуса, минутах в десяти ходьбы, на вершине холма, высокого как Эверест.
У меня по спине уже течет пот, и я спрашиваю у Софи, можем ли мы на минутку присесть и передохнуть. Мы устраиваемся в крохотной беседке между двумя корпусами.
Я вытираю мокрую шею. Здесь не так жарко, как в Теннесси, но влажный воздух высасывает пот из моих пор, и из-за этого я чувствую себя выжатой.
– И мне придется проходить этот путь каждый день, – понимаю я, и страшная реальность врезается в меня, как самосвал.
– Тебе стоило бы купить велосипед, – говорит Софи. – Ты бы смогла ездить по кампусу и по острову.
Я непроизвольно вздыхаю.
– Я уже скучаю по своей машине.
Она смеется.
– Корейцы не проводят столько времени за рулем, сколько американцы. А тебе пора становиться кореянкой. Или хотя бы обитательницей Кореи. Разве не ради этого ты сюда приехала?
Нет, не ради этого. Я могла бы рассказать ей, почему именно я сюда приехала, но я пока еще не готова говорить об этом. Ни с кем.
Южная Корея – это мой выход, моя кнопка «Перезагрузить». Место, где никто не будет клянчить у меня автограф, когда я отправлюсь по магазинам, не будет знать, какой, по слухам, баланс на моем счету. Где я могу начать все сначала.
Мы отправляемся в обратный путь, к общежитию, и я вспоминаю утреннюю встречу с братом Софи. Он упоминал музыкальную комнату. Значит, там исполняют музыку? В смысле, нормальную музыку, вроде рока, хип-хопа, или фолка? Или речь идет о традиционной корейской?
– Твой брат музыкант? – осмеливаюсь спросить я.
Губы Софи изгибаются в ироничной улыбке, она тихонько усмехается.
– Можно сказать и так.
– А на чем он играет?
– На гитаре.
Значит, здесь играют западную музыку.
– Здесь есть какая-то музыкальная секция?
Я не удосужилась проверить, когда подавала заявление. Папа хочет, чтобы я пошла по его стопам и взяла на себя руководство компанией, когда он наконец решит выйти на пенсию, но бизнес – это не мое. Может быть, музыка у меня в крови, но вот в коньюнктуре рынка я совершенно не разбираюсь – я не смогу определить, в каких артистов стоит вкладывать деньги. Сомневаюсь, что папе хочется, чтобы я пустила ко дну его многомиллионную корпорацию.
Поэтому я подумываю, чтобы изучать в колледже химию – науку, по сути, максимально далекую от музыки. Естественно, этому способствует еще и то, что мне нравится решать химические уравнения и проводить эксперименты, которые могли бы потенциально поднять лабораторию на воздух.
– Кажется, здесь есть что-то типа симфонического оркестра, – отвечает Софи. – Скрипки, там, виолончели и все прочее.
– Но, как я понимаю, он играет не в оркестре?
Софи весело смеется.
– Уж точно нет. Он играет в группе, но не в той, которую спонсирует школа.
– А что они играют?
Софи внезапно останавливается посреди дорожки, и я только через несколько секунд понимаю, что она не идет рядом со мной. Я разворачиваюсь и возвращаюсь к ней.