Страница 106 из 118
— Почему ты скрыл, что молния, если это только была молния, прострочила твою башку? Я ведь стоял рядом и видел, — поинтересовался Вэл.
— Не хотелось общественного участия. Боли я не почувствовал, удара тоже. А очнулся даже свежее, чем был. Как после чашки крепкого кофе.
— По-моему, Сузи права. Это явление из оптики, а не из электроэнергии. Любопытный феномен, конечно.
— Сузи всегда права, — услышали мы от двери. — Вы еще не спите, мальчики?
— Входи и располагайся у свечки. В ее тусклом ореоле ты будешь похожа на привидение, — ответил Вэл, не подымая головы от подушки. — Еще одна из удольфских тайн [8] этого замка.
И свеча погасла.
— Я же говорил, — хохотнул Вэл, — не хватает только, чтобы она опять зажглась.
И свеча зажглась, хотя ничья спичка ее не коснулась.
Сузи замерла в дверях, не в силах что-либо вымолвить. Меня как пришибло — язык прикусил. Только Вэл продолжал, не смущаясь:
— Ты, крошка, по-видимому, несешь в себе огромный запас еще не открытых элементарных частиц, каких-нибудь кси- или пси-мезонов. Они вызывают зеленые молнии и зажигают свечи. Живой ядерный реактор в действии.
— Я боюсь, Вэл, — прошептала Сузи.
— Чего?
— Ведь это, в сущности, необъяснимо.
— Пока. Потом объяснят. В крайнем случае спроси какого-нибудь ассистента у себя на кафедре.
Сузи вышла, еще раз повторив, что ей очень страшно. И свеча потухла.
— Удобно, — зевнул Вэл, поворачиваясь лицом к стене. — По крайней мере, не надо вставать.
Но тотчас же зажглась электрическая лампочка в цветной розетке на потолке.
— На этот раз, кажется, чудеса районной электросети. Все-таки придется встать, — сказал я и выключил лампочку.
Но не успел дойти до койки, как она снова зажглась без участия выключателя.
— Чудеса продолжаются, — иронически заметил Вэл, — и ведь самое страшное, что они не дадут нам спать.
— А мы перехитрим их.
Я опять встал, повернул свечу фитилем в подсвечник и вывернул лампочку, положив ее на стол. Но едва лег, как она уже совсем волшебно зажглась на столе, не соединенная с сетью.
— Удольфские тайны, — удивленно повторил Вэл и, как мне показалось, даже не без удовольствия. — Кто-то в округе проводит опыты с беспроволочной передачей электроэнергии. Надо бы ему помешать. — Он сунул чудесно светящуюся лампочку в ящик стола и прильнул глазом к щелке между крышкой и ящиком. — Светится. Но спать можно.
Так мы и заснули, перехитрив всех удольфских волшебников. О чудесах сговорились молчать и хорошо сделали, потому что ни хозяева, ни прислуга их не подтвердили. Свечи и лампочки у них загорались и гасли без всякого волшебства, и ночь прошла спокойно, без гроз и молний.
А на следующий день, вернувшись в Лондон, я набросился на утренние газеты и перелистал их с сугубым разочарованием. Ни «Таймс», ни «Гардиан», ни утренние выпуски радио ни словом не обмолвились о зеленой молнии. Только в «Дейли миррор» на пятой или шестой странице приютилась крохотная заметка о метеорите, замеченном в полете и сгоревшем в атмосфере где-то над южной Англией. О зеленом тумане не было сказано ни слова. Должно быть, он не распространялся дальше коттеджа Доуни на Саутгемптонской дороге.
Сузи я не нашел, а Вэла застал за ленчем в маленьком кафе близ университета. Разочарование мое его никак не задело: подумаешь, событие — гроза без дождя и молния без грома. Пусть этим занимаются метеорологи, а у него есть дела поважнее, в частности отношение Бен Джонсона к Флетчеру и Марло. Мне же, по его мнению, как ассистенту кафедры, и совсем не подобало заниматься разгадкой удольфских тайн: оставим чудеса со свечкой и лампочкой физикам и электрикам.
Я робко сопротивлялся:
— Я приемлю чудеса только в цирке, а чудеса без участия иллюзиониста меня пугают.
— А ты уверен, что это чудеса, а не опыты?
— Чьи?
— Узнаем у Сузи. Она докопается.
Но Сузи не докопалась, докопался я.
Глава 3
ОРЛЯ
Спал я плохо. Три раза просыпался, разбуженный одним и тем же кошмаром. Вернее, схожим по смыслу.
Сперва я увидел улицу, запруженную народом. Ни одного авто и омнибуса. Только стоящие плечом к плечу люди. Мужчины. Одинаково стриженые головы и черные пиджаки. И запрокинутые кверху лица, обращенные ко мне. Затем, как в кино, когда камера наезжает на объект съемки, улица выросла и приблизилась. Лица придвинулись вплотную и стали одним лицом. Моим лицом, размноженным тысячи раз. Тысячи моих глаз вопрошали меня о чем-то серьезном и страшном.
О чем?
Я проснулся, сел на постели и замер в темной тишине комнаты. Гулко пробили каминные часы один раз. Час ночи. Стараясь не вспоминать о нелепом, но почему-то пугающем сне, я прислушался к привычной тишине ночи, но, кроме тиканья часов, ничего не услышал. «Приснится же такое», — успокаивающе подумал я и снова заснул.
И вновь я увидел улицу, только ночную, пустынную, освещенную лишь тусклыми пятнами света от невидимых фонарей. Одинокая фигура незнакомца двигалась мне навстречу, и мы, не сворачивая, столкнулись лицом к лицу. И опять я увидел свое лицо с холодно вопрошающими глазами.
Кто-то из нас сказал:
«Близость должна быть совершенной и полной».
И мы шагнули друг в друга, как в туман, в ночь, в темноту, оформленную смутными очертаниями моей спальни. Я понял, что проснулся.
Часы пробили три раза. Значит, ночь еще не кончилась. Из полуоткрытого окна несло лондонской ночной сыростью. Я вдруг озяб и глотнул прямо из бутылки бренди, стоявшей рядом на столике. Закурил, затянулся и подумал традиционно: что, мол, сей сон означает? Но раздумывать не стал: сонливость успокаивала и звала к дремоте.
Третий сон подытожил первые два.
Я стоял у большого овального зеркала, освещенного двумя трехсвечными канделябрами по бокам, и всматривался в свое зеркальное отражение. У него не было ни глаз, ни ушей. Только в глазницах сверкали зеленые искры.
«Мне нужны твои глаза, чтобы видеть то, что ты видишь, — сказало оно, — твои уши, чтобы слышать то, что ты слышишь, и твоя кожа, чтобы ощущать тепло или холод прикосновения. Мне нужен твой мозг, чтобы восхищаться тем, что тебя восхищает, страшиться того, что страшит тебя, и удивляться тому, что тебя удивляет».
И я в третий раз проснулся, отметив про себя, что литературный штамп «в холодном поту» не так уж далек от истины. Лоб у меня был холодный и влажный. А будильник истошно звонил о том, что пора начинать еще одно утро.
Я принял душ, оделся, приготовил наспех яичницу с беконом и вдруг, случайно взглянув на книжную полку, заметил что-то неладное. В первый момент я даже не сообразил, что именно, и только потом дошло: мраморный бюст Шекспира наверху исчез. Я вспомнил, что еще вчера вечером я видел его: доставал с верхней полки роман шекспировского современника Роберта Грина «Крупица здравого смысла, купленная миллионами раскаяний». Я даже подумал при этом, что хорошо бы все-таки стереть пыль с бюста — стоит высоко, миссис Соммерфилд, убиравшей мои комнаты, трудно до него дотянуться. Но куда же он все-таки делся? Тяжелая штуковина, которую запросто и не сдвинешь. И кто снял? Кроме Розалии Соммерфилд, ко мне никто не входил.
Я вышел в коридор и громко позвал миссис Соммерфилд, жившую рядом. Минуту спустя она появилась, кутаясь в теплый стеганый халат.
— Что случилось, сэр?
Я показал на верх полки с книгами.
— Вы куда-нибудь убрали его?
Она не поняла.
— Что именно, сэр?
— Шекспира! Мраморный бюст, который стоял на полке.
— Я никогда не дотрагивалась до него, сэр, — сказала она с достоинством.
— Может быть, он упал и разбился?
— А с какой стати я бы стала это скрывать? — В словах ее уже прозвучали нотки закипавшего раздражения.
— Но я еще вчера вечером видел его на месте.
Розалия Соммерфилд выпрямилась, как стальная пружина.
[8] «Удольфские тайны» — роман Анны Радклиф (XVIII век).