Страница 22 из 75
17 мая. Верный Вам
Горацио Нельсон»
В возбуждении Нельсон написал май вместо июня. Сэр Уильям насмехался над этим, с трудом сдерживая свой гнев. Во всяком случае он бы не стал с таким нетерпением ждать дня, который может принести ему смерть.
Через два дня она получила письмо от королевы. Бонапарт появился у Мальты и вынудил иоаннитов сдать остров.
Эмма переслала это известие Нельсону. Он ответил кратко, что немедленно выступает. И больше о нем ничего не было слышно.
Но Гара, французский посол, узнал, очевидно, от своих шпионов о пребывании английского флота в Сиракузах. В тоне угрозы он потребовал от правительства изгнания англичан со всех морских баз, отставки Актона, передачи мессинской гавани французским властям, завершения процесса о государственной измене, жертвы которого вот уже четыре года томились без суда и приговора в тюрьмах.
Под конец он намекнул на то, что ему все известно. Неаполь вместе с Англией плетет интриги против Франции; Актона и даже саму королеву можно заподозрить в тайной помощи Нельсону. И когда Актон свалил свою вину на коменданта гавани, Гара потребовал немедленного полного закрытия гавани ото всех и выдачи виновного чиновника в кандалах…
Казалось, близился час, когда Эмма должна была сдержать свое слово, чтобы спасти Марию-Каролину.
Но Эмма ни на мгновение не испытывала страха. Улыбаясь, ободряла Марию-Каролину. Чего было бояться? Ведь Нельсон двинул уже свой флот Нельсон победит.
Наконец пришло известие от него.
Из Сиракуз…
Снова из Сиракуз?…
Он побывал уже на Мальте. Но за шесть дней до его прибытия французский флот ушел дальше, в Египет. Он стал преследовать его, с величайшей скоростью достиг Александрии. Не обнаружив его и там, повернул на север, вдоль побережья Сирии в Малую Азию, а оттуда вдоль южного берега Крита обратно на восток. Не встретив противника, не получив о нем никаких сведений. У него не было фрегатов, без которых он был почти бессилен.
Теперь он снова в Сиракузах. Он близок к отчаянию. У него в груди такое ощущение, будто сердце его раздулось, будто что-то вот-вот оборвется.
И ему нужна питьевая вода и провиант для его кораблей.
А комендант гавани теперь чинит препятствия. Он не хочет уже признавать прежний приказ об открытии гавани. Он предъявил новый указ, который вменяет ему в обязанность строжайшее соблюдение нейтралитета.
Нельсон был вне себя.
«Такого поведения со стороны нации, которой мы пришли на помощь и за которую мы сражаемся, я понять не могу. Я так возмущен, что едва могу сохранять спокойствие, необходимое для того, чтобы написать даме Вашего ранга в подобающем тоне, привычном для меня при встречах с Вами. Какие у Вас и у сэра Уильяма мысли о будущем Средиземного моря? Если перед нами закроют все гавани королевства Сицилия, будет лучше и вовсе отступиться от этого дела. Клянусь Богом, эта двусмысленность возмущает меня! Тогда как у меня в мыслях только то, что нужно найти французов и излить на них мое мщение.»
Через час Эмма была у Марии-Каролины. Снова отказ, снова борьба. Снова, наконец, победа.
Вечером коменданту гавани был отправлен новый указ…
Через два дня пришел ответ, полный новой надежды.
«Благодаря Вам мы получили продовольствие и воду из источника Аретузы. Разве это не хорошее предзнаменование[12]? При первом благоприятном ветре мы выступаем. И клянусь Вам, вернусь я только украшенный лаврами или крытый кипарисом.
Нельсон.»
На следующий день Гара стал грозить отъездом. Казалось, война неизбежна.
Актон, трепеща, обещал расследовать дело и наказать виновных. И чтобы доказать добрую волю Неаполя, он согласился на требование Франции и возобновил судебное разбирательство по процессу о государственной измене. Из двух тысяч восьмисот обвиняемых, которые уже четыре года без приговора томились в тюрьмах, по делу большинства были проведены быстрые процессы, в результате которых подсудимые были оправданы и лишь немногие — приговорены к легким наказаниям. Но Ванни был уволен с должности. Преследуемый всеобщей ненавистью, он бежал из Неаполя и затерялся в одиночестве в какой-то далекой глуши.
Несмотря на все это, Гара не оставлял занятую им позицию угрозы. Мол, оправдание невинных — это не более чем долг правительства по отношению к самому себе. Удовлетворение может дать Франции только наказание виновных в двукратном нарушении нейтралитета. И открыто нападая на своего прямого противника, он требовал отозвания сэра Уильяма.
Спасение могла принести лишь победа Нельсона. Но эта победа…
Двадцать пятого июля Нельсон отплыл из Сиракуз. Теперь уже был в разгаре август, а от него — никаких известий… Весь мир ждал с лихорадочным нетерпением. Враги Нельсона ликовали. Распространяли самые дурные слухи о его загадочных блужданиях по морям. Одни называли его человеком неспособным, потерпевшим крах при первой же самостоятельной экспедиции, другие — тайным предателем, купленным на французские деньги.
Одна лишь Эмма во всеуслышанье защищала его. Разве счастье моряка больше, чем счастье любого другого солдата, не зависело от случая, каприза судьбы? Нельсона мог угнать от его цели неблагоприятный ветер, темная ночь могла без его ведома привести его к врагу; буря могла парализовать его боевую мощь. К тому же еще у Нельсона не было фрегатов…
Ее вера в него была неколебима, но страхи и опасения терзали ее. В висках, глазницах появилась сверлящая боль. В затылке у шеи кололо как острыми иголками. Порой кровь приливала к голове и начиналось такое головокружение, что Эмма вынуждена была спешно садиться, чтобы не упасть.
Сэр Уильям, озабоченный ее нездоровьем, пригласил доктора Чирилло. Тот осмотрел ее, покачал головой, повторил, что предостерегает ее от дальнейшего общения с королевой. Уже весь двор заражен ее далеко зашедшей истерией. Эмма противостояла ей дольше других, но теперь и она начинает чувствовать на себе тлетворное влияние этой болезни.
Эмма недоверчиво улыбнулась. Приписала его ожесточенные тирады против Марии-Каролины гневу и отвращению к королеве, старавшейся подавить в своем народе духовное начало, пославшей на эшафот несовершеннолетних мальчиков. Во всяком случае, в своем суждении о состоянии Эммы он ошибался. Ведь она уже страдала от таких приступов задолго до того, как встретилась с Марией-Каролиной. Но она не могла рассказать ему об этом. Как ни хотелось ей услышать мнение опытного врача и узнать истину о своей болезни, было опасно позволить заглянуть в ее темную, исполненную страданий жизнь той поры.
Чирилло был у нее первого сентября. Второго она почувствовала себя настолько лучше, что уговорила сэра Уильяма отправиться в Помпеи, чтобы завершить начатые раскопки. А третьего…
Уже рано утром слуга подал ей письмо. Доставили его два английских моряка. Они ожидают ответа в вестибюле.
Она сразу узнала почерк Нельсона. Дрожа, распечатала и прочла:
«Моя дорогая леди Гамильтон!
Скоро Вы сможете наконец узреть старую развалину — Горацио Нельсона. Может он рассчитывать на благосклонный приговор? Его аварии — почетные знаки. В лице подателей сего письма я позволю себе представить Вам капитанов Кэпла и Хоста. Они передадут Вам депеши, которые, смею надеяться, хоть немного соответствуют Вашим ожиданиям.
Горацио Нельсон».
Повинуясь поспешно данному ею знаку, слуга ввел капитанов. Задыхаясь, не в силах вымолвить слова, она поднялась со стула и устремила на них неподвижный взгляд.
Старший из них церемонно представился и представил своего спутника:
12
Преследуемая сыном титана Океана Алфеем, спутница Артемиды нимфа Аретуса была превращена Артемидой в источник на острове Ортигия у Сиракуз, и влюбленный Алфей соединил с ней свои воды. Нельсон намекает здесь на свою погоню за французским флотом, который он хотел бы превратить в воду, т. е. уничтожить. (Примеч. авт.)