Страница 18 из 75
Кропотливый многолетний труд оказался напрасным, Англии пришлось отказаться от Средиземного моря. Но разве не благодаря усилиям Эммы это произошло без потерь и новая война могла быть начата даже с преимуществом?
Никому другому, а именно ей, Мария-Каролина доверила важнейший документ. Но она не получила ни слова признательности. Как будто в ее обязанности входило сносить назойливые ухаживания Фердинанда, применяться к капризным настроениям Марии-Каролины, отдавать свои ночи кропотливой шифровальной работе. Уж нет ли у нее в Лондоне тайного врага, действующего против нее?
Иногда у нее мелькала мысль, что, может быть, это месть Гревилла за то, что она помешала осуществлению его предательских планов и стала женой сэра Уильяма. Но потом она отказалась от этого подозрения. С тех пор как расстроилась его свадьба с дочерью лорда Миддлтона, он еще в большей степени, чем раньше, зависел от сэра Уильяма. Он бы не посмел интриговать против дядиной жены, которая могла заставить мужа лишить племянника наследства.
А больше она не знала в Лондоне никого, кто бы мог ненавидеть ее. Может быть, только принц Уэльский, ведь она дважды отвергла его любовные преследования. Но ветреный по натуре, он был связан тайным браком с Марией Анной Фицгерберт и вряд ли помнил еще об Эмме.
Нет, все дело, наверно, было в том, что, как сказал однажды Ромни, в Англии не было места женщине, занимающейся политикой. Высокомерные лорды из правительства не могли признать, что они были чем-то обязаны Эмме, и старались изо всех сил не замечать ее. И все же настанет день, когда мир узнает имя своей спасительницы. Она тайно начала вести записи, собирать доказательства.
«Мыс Сан-Висенти.
Тридцать семь испанских кораблей были разбиты девятнадцатью английскими…»
Карл IV прислал это сообщение, приложив к нему копию отчета, истребованного им от адмирала дона Хосе де Кордова. Мария-Каролина читала его Эмме, сверкая глазами и ликуя. Этот бурбонский выродок решил погибнуть не иначе, как предав священную миссию помазанника божьего — короля; теперь он расплатится за это!
Эмма тоже с трудом скрывала радость: среди английских полководцев чаще всего называли Нельсона. Ему одному приписывал Кордова свое поражение.
Сэр Джон Джервис дал английскому флоту сигнал пройти, открыв огонь, вдоль всей линии испанских кораблей. Когда этот маневр был повторен, Кордова попытался, быстро сманеврировав, напасть на арьергард англичан. И один только Нельсон предугадал это намерение. Действуя вопреки приказу своего адмирала, он внезапно покинул свое место в английской боевой линии и повел свой корабль навстречу эскадре, совершавшей обходной маневр, прямо на стотридцатишестиорудийный адмиральский корабль Кордовы «Сантиссима Тринидад»[10], самый большой корабль на свете. При поддержке одного лишь капитана Трубриджа с его кораблем «Куллоден» он принял бой и продолжал его даже тогда, когда на помощь «Сантиссима Тринидад» подошли шесть испанских линейных кораблей. В течение часа два англичанина принимали на себя сокрушительный огонь превосходящих сил противника, пока не подошел остальной английский флот. Задержанный в своем продвижении Нельсоном, отрезанный от большей части своей эскадры, Кордова дал сигнал к отступлению, радуясь, что не потерял ни одного из своих кораблей. Но уже в следующее мгновение два из них были вынуждены спустить флаг, так как «Кептен» Нельсона, беспомощный, казалось бы, и близкий к гибели после потери парусов, швартовых, передней мачты и руля, вдруг тяжело надвинулся на «Святого Николая» и стоявшего борт о борт с ним «Святого Иосифа». Как те английские доги, которые даже погибая не выпускают из зубов своих противников, он вцепился в оба корабля… Потом Нельсон во главе своих матросов проник через окно в шканцах на борт «Святого Николая», в десять минут завладел кораблем и сразу же взял на абордаж «Святого Иосифа». С развевающимися волосами, с почерневшим от порохового дыма лицом, с громовым голосом, одноглазый капитан возник перед суеверными испанцами как дьявол, явившийся из ада. Дрожа, бросаясь перед ним на колени, они сдали ему корабль.
Кордова заканчивал свой доклад указанием на новый боевой маневр Нельсона:
«…Боевая тактика этого англичанина кажется мне особо достойной внимания. Она совершенно иная, чем наша или французская. Мы предпочитаем дальний бой, пытаемся ошеломить врага нашими дальнобойными орудиями и разбить его такелаж, прежде чем приблизиться к нему. Нельсон же без единого выстрела приблизился к своему противнику и направил свой огонь на корпус корабля и на его команду, чтобы затем взять корабль на абордаж. Оттого у нас были большие потери людей, в то время как он потерял их относительно мало. Какая тактика предпочтительней, может решить только опыт большого сражения. Да будет мне дарована милость его величества, дабы я мог ответить на этот важный вопрос победой испанской тактики!»
Мария-Каролина отложила листок с презрительным смехом:
— Дальний бой или ближний бой! Потомок Кортеса и Пицарро вопрошает, на что ему решиться, на тактику трусливых баб или на тактику мужей! Когда будешь писать Нельсону, Эмма, скажи ему, что он правильно разгадал этих испанцев. Они — бабы, кто их схватит, тому они и отдаются!
Эмма послала в Лондон и копию доклада Кордовы. Но на этот раз не в департамент иностранных дел. Разве Нельсон не жаловался, что лорды Адмиралтейства враждебно к нему настроены? Поэтому она послала листок, не называя себя, сыну короля, принцу Вильгельму, герцогу Кларенсу, который молодым моряком проходил у Нельсона морскую службу…
В начале апреля написал Нельсон. Впервые за долгое время опять подробно.
О самой битве он едва упоминал. Она была уже два месяца назад. Но он вспоминал о последствиях. Равнодушный и холодный Джон Джервис обнял его, поблагодарил его в присутствии всех офицеров за его героическую жертву. Но когда они остались с глазу на глаз, он дал понять, что в своем докладе Адмиралтейству не будет особо упоминать его. Нельсон, конечно, решил битву в пользу англичан, но действовал в явном противоречии с прямыми приказами своего адмирала и тем самым нарушил дисциплину, за что ему полагалось бы тяжкое наказание. При двусмысленной позиции, которую заняло по отношению к нему Адмиралтейство, подробный доклад скорее повредит ему, чем принесет пользу. Но для того чтобы никому не отдать предпочтения перед Нельсоном, он вообще не станет выделять кого бы то ни было.
Нельсону не оставалось ничего иного, как согласиться. Но он был убит тем, что ему постоянно сопутствовало невезение. Он пользовался любой возможностью отличиться в бою, жертвовал своим здоровьем, смело бросался навстречу опасности — но никогда еще не был вознагражден за это. Став капитаном уже в двадцать один год, он после восемнадцати лет строжайшего исполнения своих обязанностей и тяжелой изнуряющей службы не продвинулся ни на шаг дальше. Не лучше ли было бы отказаться от бесперспективных стремлений, вернуться в Англию и где-нибудь в глухом уголке выращивать свою капусту?
Так он думал тогда. Но теперь в Англию, должно быть, просочились кое-какие подробности о битве. Король Георг возвел сэра Джона Джервиса в достоинство графа Сент Винсента и одновременно Нельсона — в чин контр-адмирала, наградив его рыцарским крестом ордена Бани, возводившим его в дворянское достоинство. Тут же города Бат, Норвич и Лондон пожаловали ему звание почетного гражданина. Отец написал ему, что проливает слезы радости. Но всей Англии все прославляли имя и заслуги его сына, от бродячих уличных певцов и до публичных театров.
Джошуа стал офицером. Он очень гордился своим новым званием. Даже Том Кидд, казалось, стал более веселым и жизнерадостным.
10
«Пресвятая Троица»