Страница 31 из 79
Объем промышленного производства в 1946 г. составлял около 33 % от довоенного уровня. Производство стали сократилось в 7 раз, добыча угля – в 2 раза. Безработица превысила 50 %.
Сельское хозяйство было отброшено на 30 лет назад, а население выросло за счет переселенцев с Востока. Немцы мрачно шутили, что «еды слишком много, чтобы умереть, но слишком мало, чтобы жить». А лихой американский журналист произнес: «Германия – это куча мусора, в которой копошатся сорок миллионов голодных немцев».
Союзники откровенно боялись восстановления экономики Германии и не хотели вообще ничего делать.
Казалось бы – конец на долгие десятилетия.
Американская экономика не только не пострадала от Второй мировой войны, впрочем, как и от Первой, но и получила огромные доходы. Поставки оружия, продовольствия и топлива воющим сторонам баснословно обогатили США. Создание Бреттон-Вудсской системы и гегемония США в таких эффективных послевоенных механизмах, как Генеральное соглашение по тарифам и товарам (ГАТТ), Международный валютный фонд (МВФ), Международный банк реконструкции и развития (МБРР) полностью закрепили базовые позиции США в странах Западной Европы. Соответственно, решение США оказать помощь в восстановлении экономики оккупированной Западной Германии было сверхэффективным для возрождения страны. Очевидно, что СССР, потеряв в войне более двадцати пяти миллионов человек, выйдя из нее с полностью разрушенным производственным потенциалом на европейской части территории, накопив огромный внешний и внутренний долг, не мог соревноваться по эффективности решения экономических вопросов в других странах со США. Отсюда и вытекал отказ СССР от участия в инструментах Бреттон-Вудсской политики. Участие на «паях» с США и Великобританией при отсутствии «права вето» превращало бы страны Восточной Европы в экономически открытый коридор к границам СССР и вместо «пояса безопасности» на границах формировались бы практически враждебные государства, что и было реализовано в период с 1991 года, но уже по отношению к Российской Федерации. Таким образом, фактическая гегемония США в Западной Европе, с одной стороны, а с другой стороны – сверхконсерватизм сталинского руководства и переоценка им собственных сил и возможностей привели к тому, что вместо искомой передышки мир в 1946–1947 гг. пришел к конфронтации в виде «холодной войны». И это, как ни парадоксально, оказалось для Западной Германии спасением.
Зима 1946/1947 гг. запомнилась в Западной Европе, как одна из самых суровых. И корни ее «суровости» были отнюдь не метеорологическими. Уголь – основной компонент энергетики того времени. Добывался европейский уголь в двух основных бассейнах – Рурском и Силезском. Последний к этому времени находился на территории Польши, так что добыча там угля работала исключительно на Польшу и СССР. Рурский бассейн, разрушенный войной, как и Силезский, не был способен выдавать «на гора» довоенных объемов. Крупнейшие европейские страны – Франция, Италия, Британия и Германия – обратились ко США за продовольственными и промышленными кредитами. Администрация Гарри Трумэна запросила у конгресса двадцать девять миллиардов долларов на реализацию Плана Маршалла в 1948–1952 гг. Фактически поступило порядка семнадцати миллиардов – в виде поставок американских товаров и продуктов. Что принципиально важно – европейские страны получили кредитные деньги, пройдя пик разрухи и голода. Для США этот заем был очевидным и не маскируемым механизмом привязки Западной Европы к американской политике и стандартам, для европейцев – кредитом на ускоренное хозяйственное развитие. В качестве «дополнительного бонуса» западноевропейские страны получили типично американское «общество потребления», размывшее сложившиеся веками механизмы социальной иерархии и создавшее новый эффективный ряд «социальных лифтов».
С 1947 г. экономическая реформа, проведенная Людвиго Эрхардом, начальником особого отдела по вопросам денег и кредита при Экономическом совете, а затем и директором Экономического управления Бизонии (так называлась объединенная англо-американская оккупационная зон), План Маршалла – план строительства новых производственных предприятий на новейшем техническом уровне, обеспечили стремительное восстановление экономики Федеративной Республики Германия. Уже к концу 50-х гг. она стала одной из ведущих экономических держав мира.
За эти же годы в Германию въехало не менее трех миллионов «гастарбайтеров» – временных рабочих. То есть это немцы долгое время думали, будто они временные. В действительности же диаспоры постоянно живущих в Германии итальянцев (до миллиона человек), поляков (тоже до миллиона), людей из Восточной Европы (два с третью миллиона), мусульман (от трех с половиной до пяти миллионов) составили заметную часть населения послевоенной Германии.
Политико-экологическая цена экономического чуда
Прежде чем оценивать политико-экологическую стоимость экономического чуда именно для ФРГ, корректно будет указать причину, по которой мы приводим в качестве примера именно эту страну, а не Францию, Англию или СССР. ФРГ – самая крупная и плотнонаселенная европейская страна. По уровню урбанизации и промышленной нагрузки Германия – «чемпион Европы». При этом сравнивать ее индустриальную нагрузку на единицу площади с Россией (СССР), абсолютно дилетантское занятие. Вся сегодняшняя Германия – это пять площадей любимой авторами Ленинградской области. Если у вас дача в Московской или Рязанской области – выполните простой пересчет. Соответственно, техногенная нагрузка на единицу площади в Германии экстремальна. Одни автострады и места парковок занимают большую площадь, чем территория, застроенная жилыми домами – около 4 000 км2 только в «старых землях». На сегодняшний день житель ФРГ – один из самых «золотых» обитателей «золотого миллиарда» планеты. Он потребляет гигантское количество энергии. Только полезных ископаемых усредненный житель ФРГ потребляет около 20 т в год, – против 8 среднемировых. По оценкам федеральной статистической службы, в Германии ежегодно образуется 360 миллионов тонн различных отходов (бытовых, строительных и др.). В середине – второй половине прошлого века ФРГ была одной из самых загрязненных стран мира. Рейн называли «сточной канавой Европы», а кислотные дожди поразили 40 % лесов страны и сопредельных государств. В ГДР больше 70 % энергии производилось из бурого угля – самого «грязного» вида топлива. И положение с загрязнением окружающей среды можно было сравнить разве что с сегодняшней Польшей. Проживание до середины 1990-х гг. в Штутгарте, Берлине, Мангейме, Кельне, Дюссельдорфе и городах и поселках Рейнско-Рурского района было сопряжено со значительным риском для здоровья и расходами на его поддержание. Однако немцам для создания Министерства окружающей среды и принятия действенных мер по защите от политико-экологических угроз понадобились годы деятельности (вплоть до террористических методов) «зеленого движения» и чуждая для них Чернобыльская катастрофа. Вот эта инерционность мышления, работоспособность страны и ее уплотненность и побудили нас использовать ФРГ в качестве хрестоматийного примера при определении политико-экологической цены экономических чудес.
До начала 1960-х годов западные немцы хорошо жили, красивые и полезные вещи оказались доступны всем слоям населения, голод забылся, безработица стала уделом маргиналов или людей очень ограниченного круга профессий. В немецкой культуре начало проявляться невиданное – бросовое отношение к вещам. Дешевле, казалось, выкинуть, чем отремонтировать и применить заново механизм; разовая тара, упаковки, бутылки летели на помойки без счета. Потом жителей ФРГ начали смущать свалки возле городов и поселков, обезображенные мусором леса, карьеры, бесконтрольно наполняемые сложной смесью промышленных и бытовых отходов – не бросающиеся в глаза, но отравляющие подземные воды на огромных территориях. Проблема утилизации мусора стала национальной, экономической и социальной – т.е. приобрела все черты политико-экологического кризиса. Этот вопрос нельзя было решить исключительно за счет стран третьего мира. Промышленные отходы, особенно опасные, «выгодно» вывозить и «утилизировать» в странах третьего мира. Но что делать с бытовыми? Только городские отходы в Германии ежегодно составляют более двухсот миллионов тонн.