Наследница

— Баська, покажи мне твоё кольцо. Я хочу рассмотреть его получше.

Это было и вовсе необычно. Но настоящее изумление пришло позже, когда Мирко взял протянутый ему перстень, осторожно надавил на камень пальцем и повернул… Камень с тихим щелчком отошёл в сторону. Под ним было небольшое углубление. Четыре пары глаз внимательно рассматривали его. Там виднелся вдавленный рисунок: два причудливо переплетённых герба.

— Ты знаешь, что это такое? — спросил Мирко.

— Нет, — ошарашено ответила Баська.

— Ты не знала, что перстень открывается?

— Нет.

— А что это за рисунок, ты знаешь?

Баська всё пристальней вглядывалась в открывшуюся под камнем ямку. Наконец, она тихо сказала:

— Справа — герб маминой фамилии, а рисунок слева очень похож на наш герб… — и замолчала, опустив голову. Впервые за время пребывания у Мирко она произнесла фразу, сразу отделившую её от цыган. Ей почему-то стало стыдно. Щёки запылали, она не смела поднять глаз. Как будто, признав свою принадлежность к маленькой картинке в перстне, она обидела этих людей. А ей так хотелось быть такой же, как они, одной из них! Но она — другая, теперь уже навсегда. Кто же в этом виноват? Чергэн подошла и обняла её за плечи:

— Не расстраивайся. Вот, возьми своё кольцо. Береги его и не показывай никому. А теперь иди, поиграй.

Баська вышла, но не знала, куда идти, чем заняться. Всё вдруг словно изменилось. Она пошла к реке, села на берегу и, ни о чём не думая, стала смотреть на бегущую мимо воду.

А в шатре Чергэн и Мирко собрались несколько цыган и слушали Лачо, который повторял свой рассказ. После этого стали думать, как поступить, чтобы и Баську спасти и на табор беду не накликать. Сначала предлагали немедленно уйти, скрыться. Но Мирко возразил:

— Сейчас нам известно, что они задумали и когда будут действовать. Если уйдём, то на какое-то время спрячемся, но скоро зима, придётся жить в деревне, в мороз по дорогам не побегаешь, да ещё с детьми и стариками. Там нас найдут легко.

— Тогда нужно спрятать её.

— А где? В другом таборе?

— Да на твою Баську уж сколько семей глаз положило! Она в округе всем известна. Только свистни — враз прибегут! С радостью к себе возьмут. Кто ж не захочет себе в невестки такую красавицу получить! Да ещё и работящую. Это ж не девчонка — клад! Таких ещё поискать надо.

— Ты правильно сказал, что в округе её хорошо знают. Ну, и сколько, ты думаешь, понадобиться времени, чтобы узнать, куда, в какой табор её просватали?

Идеи появлялись, но ни одна из них не годилась, против неё тут же находились очень веские аргументы. Решение пришло вместе с Бабкой, которая тоже пришла на этот совет. Правда, подошла она позже и сидела молча, слушая разговор мужчин. Потом её присутствие заметили, заметили также, что она помалкивает. Тогда к ней обратились с прямым вопросом, что она сама думает по этому поводу. Бабка, как всегда была лаконична.

— Они хотят убить Баську. Но мёртвого убить нельзя. Пусть считают, что её уже нет. Тогда они успокоятся, и табор не тронут.

— Это как же? Спрятать её что ли? Так надолго не спрячешь, да и найти могут. Тогда и её не спасём и самим несдобровать.

— Э-э-э, зачем прятать? Вот я сюда шла, Баську видела. Сидит себе на высоком берегу и в воду смотрит. А ну как у неё голова закружится? Что падает в воду — обратно не возвращается. Мало ли детишек в речках тонут?

— Да она плавает, как рыба. Что с ней в реке сделается?

— Сильные вы, мужики, а глупые. Что плавает девчонка, вы знаете, я, а те, что её ищут, знают? И потом, что ж, только от неуменья тонут-то? Вон, в омутах у мельниц, сколько народу гибнет.

— А саму-то девчонку куда деть?

— Ну, уж это вы придумайте! Не всё мне за вас решать. Только не слыхала я, чтобы у богатых господ нигде хороших знакомых или дальних родственников не было. Видно цыганская дорога — не для неё, пусть к своей жизни возвращается, если сможет. Так что — думайте, а я пойду. Устала с вами.

Вскоре приблизительный план был готов. Оставался только один вопрос: есть ли для Баськи на свете место, где бы она смогла спокойно жить, не опасаясь, что её найдут убийцы отца и брата.

Вечером Мирко и Чергэн снова позвали Баську и просили подумать, помнит ли она о каких-нибудь родных или друзьях отца или матери. Но ей ничего на ум не приходило. На этом день закончился и каждый лёг с невесёлыми мыслями.

Ночью Баське приснился отец. Он смеялся, гладя её по голове, и показывал рукой на гостя, который улыбаясь и поглаживая пальцами усы, стоял посреди их великолепной залы. Его она видела совершенно отчётливо, тогда как отца просто ощущала рядом. Гость что-то говорил, но Баська никак не могла понять — что. Слова казались знакомыми, но совершенно непонятными. Отец наклонился к её уху и чётко произнёс: «Это по-польски — здравствуй».

Баська открыла глаза и резко села. Солнце только-только выглянуло из-за горизонта. Стояла удивительная тишина. От реки полз туман, и было зябко. Сон, такой чёткий и яркий, всё ещё владел ею, она как будто до сих пор ощущала прикосновение руки отца. Но теперь она понимала, что это был не просто сон. Она знала этого человека. И помнила, в каком городе он живёт. Теперь она знала, у кого просить помощи. Отец ей говорил, когда знакомил с этим усатым господином: «Если когда-нибудь тебе понадобиться помощь, пан Янош всегда будет рад тебе её оказать». А гость кивал головой и с улыбкой поддакивал: «Так, так, то правда».

Когда Мирко проснулся, Баська рассказала ему про свой сон и воспоминания, которые вызвали его. Мирко оживился. Теперь понятно было, что план осуществим, хотя и связан с большими трудностями: больно далеко было идти до того города в Речи Посполитой.

— А как его разыскать в том городе, ты знаешь? — спросил он Баську.

— Пан Янош держит школу, где учит людей биться на шпагах. Надо просто спросить, где такая школа в этом городе находится.

Как это просто звучало! Но времени не оставалось, а других вариантов не было. Начали готовиться. Нужно было выбрать кого-то в провожатые Баське, придумать, как обставить её «гибель» в реке, решить, ставить ли всех в таборе в известность. В конце концов, решили, что знать правду будут всего несколько человек.

В самом разгаре этих хлопот появился Сидор. Всё такой же суетливый, говорливый и неприятный. Мастера для выполнения заказа ему указали, и Сидор, сгрузив возле его шатра два сундука довольно потрёпанного вида, уехал.

А Баська загрустила. Она так боялась, так не хотела покидать табор в результате сватовства! Теперь причина поменялась, но уходить всё же придётся! Ей было страшно остаться и постоянно ждать беды, но и уход в неизвестность её тоже пугал. Дальняя дорога, хоть и с попутчиком, вызывала тревогу и неуверенность, а окончание пути и вовсе было непредсказуемым. Как-то её встретит пан Янош? Если вообще они его найдут. А если не найдут? Что тогда делать, куда идти?

Провожатым с Баськой должен был идти Гожо. Договорились, что он якобы поедет навестить могилу прадеда, который, как говорил всем Мирко, стал ему часто сниться. Гожо уехал из табора за день до запланированного исчезновения Баськи и ждал её в условленном месте. Он взял лёгкую повозку с парой лошадей (одну нельзя, дорога дальняя, вдруг, что случиться с лошадью; а так — есть вторая). К месту встречи Баську должен был доставить один из посвящённых в план мужчин.

Всё получилось на удивление гладко. Попрощались с Баськой ещё на рассвете. Чергэн подарила ей колоду карт, сказав, что говорить они будут только с ней.

— Помнишь, что говорила тебе Бабка? Не запоминай значение, а слушай свои чувства. Карты — они для каждого свои. Так и с людьми. Доверяй своему сердцу, а не глазам и ушам.

Мирко молчал. Потом присел перед Баськой — огромный, лохматый — взглянул в глаза и серьёзно, как никогда ещё с ней не говорил, сказал:

— Ты покидаешь табор, но табор больше никогда не покинет тебя. Он останется в тебе, в твоей душе, потому что в ней есть кусочек цыганского духа. Иначе ты не смогла бы жить с нами, не научилась бы быть цыганкой. Запомни: что бы ни случилось, ты всегда сможешь вернуться, и тебя примет любой табор, как свою. Там ты всегда найдёшь любую помощь. И ещё, — он взял её за руку, — Ты очень сильная. Ты сильнее, чем сама себя считаешь. Всё, что ты захочешь — сбудется, ты сумеешь этого добиться. Не бойся, иди и не оглядывайся. Только помни, я всегда буду считать тебя своей дочкой.