Железный замок

Отряд увидел город на рассвете. Прошли мимо заброшенных ферм, где на полях ржавела старая сельскохозяйственная техника, миновали окраинные дома — одноэтажные, с большими дворами, нежилые, без стёкол в окнах, с провалившимися крышами.

— Молодцы. Быстро справились, — сказал Ибар. — Знал бы, что вы такие резвые, когда голодные, вообще бы жратву с собой брать запретил.

Когда колонна миновала ржавый указатель с неразборчивым названием, Табасу стало вдруг очень неуютно. Казалось, что из каждого чёрного оконного проёма на него смотрит ствол: полицейского, гвардейца, какого-нибудь местного бандита или дикаря. Тело сводило судорогой от настойчивого желания залечь и продолжать путь ползком.

Город был очень зелёным — и эта зелень пугающе контрастировала с пустотой и брошенными домами. Дорога, ставшая вдруг узкой и извилистой, пролегала в тени высоких старых тополей, во дворах росли целые сады, однако деревья были больными, сухими и неухоженными, без единого плода на ветке: только чёрные сморщенные гнилушки неопределённого вида. Табас в числе первых отправился на разведку в один из садов, но так и не смог найти ничего съедобного. Горсть микроскопических зелёных груш не в счёт, поскольку они подходили исключительно на роль сувениров.

Отряд инстинктивно сбился в кучу и замедлил шаг. Двигались осторожно, напряжённо осматриваясь. Головной дозор и замыкающие подошли ближе, Табас мог достать рукой до рыжего затылка Хутты, который снял автомат с предохранителя и водил стволом туда-сюда, высматривая возможные неприятности.

Город словно дышал неприязнью. Провалы окон, двери, заколоченные трухлявыми досками, деревья, шелестевшие кронами от горячего южного ветра — тут было спокойно, очень спокойно, но всё равно холкой Табас чувствовал чей-то взгляд. И, похоже, не он один. Люди тут точно были.

Центральная улица так и не порадовала наличием асфальта: он сохранился лишь кое-где в виде огромных серых каменюк, истерзанных солнцем и временем. После нескольких значительных изгибов дорога, наконец, соизволила вывести их к центру. Двух и трёхэтажные кирпичные многоквартирные общежития тоже зияли чёрными провалами незастеклённых окон.

Ибар дал знак остановиться, и команда встала, озираясь, у последнего заброшенного деревянного дома — с поваленным забором, забитыми окнами и ржавым микроавтобусом во дворе. Чуть поодаль центральная улица раздавалась в стороны, образовывая небольшую, то ли площадь, то ли парк — отсюда было не разобрать. Там находился памятник, больше похожий на надгробие — грязно-жёлтый, словно вырубленный из цельного куска самой пустыни, с неразборчивой надписью.

Рядом с ним брала начало узкая улочка, отличавшаяся от остального города высокими металлическими заборами, выкрашенными во все оттенки красного: от тёмно-бордового до яркого, как артериальная кровь. Над ними возвышались вторые и третьи этажи особняков и аккуратные крыши, крытые черепицей. Табас был готов отдать руку на отсечение, что уж в этих-то хоромах точно кто-то есть.

— Что будем делать? — первым решился подать голос Нем.

— Что-что… — передразнил его Ибар. — Стучаться.

Отряд осторожно миновал площадь, прижимаясь к стенам и стараясь не выходить на открытое пространство. Наёмник решительно подошёл к первому забору — вишнёвому, с висевшим на калитке почтовым ящиком, которым не пользовались уже лет двести.

Два коротких стука:

— Хозяева! Есть кто дома?

Тишина в ответ, никто не шевелится.

Ибар скривился, пробормотал себе под нос какое-то короткое слово и снова постучал, в этот раз громче.

— Хрен ли столпились? — тихо ругнул он бойцов, которые его окружили и уставились на калитку как бараны. Люди тут же исправились и отвернулись.

За забором по-прежнему было тихо, и Табаса это ужасно напрягало, он уже дрожал, как в лихорадке, от предвкушения чего-то плохого.

— Тишина… — сказал Ибар, готовясь постучать в третий раз. Табас, которого буквально распирало от плохих предчувствий, прервал его.

— Слушай, давай отойдём, — он взял Ибара за плечо, и тот уже повернулся для того, чтобы дать гневную отповедь, как вдруг верх калитки взорвался веером щепок, а на том месте, где только что находилась голова наёмника, зияла огромная дырка.

— Контакт! — первым закричал Табас, падая в пыль. Ушиб от попадания пули отозвался резкой болью в груди. Юноша хотел дать отпугивающую очередь по забору, но забыл снять автомат с предохранителя и, чертыхнувшись, щёлкнул переключателем.

В правый глаз попала какая-то дрянь, отчего целиться стало просто невозможно. Выругавшись, наёмник всё-таки нажал на спуск и высадил в калитку почти половину магазина. Только когда отгремели его выстрелы, он понял, что пули летят отовсюду.

«Засада!» — мелькнула лихорадочная мысль, заставившая перекатиться вправо, под какое-никакое, а прикрытие забора.

Ибар уже рычал, пытаясь командовать, но его никто не слушал — гавканье ружей и свист дроби заставили людей в панике повалиться на землю и расползаться кто куда.

— Стоять! Подняться! За мной! — орал наёмник. — Прикрывать! Беглый огонь! — и сам, подавая пример, выпалил поверх забора. Бойцы сумели взять себя в руки и поддержали командира — во все стороны полетели длинные неприцельные очереди, и ружейных выстрелов стало ощутимо меньше.

— За мной! — крикнул Ибар, встал на ноги и, пригнувшись, дабы скрыть силуэт, шагнул к калитке. — Нем! — крикнул он бойцу, оказавшемуся ближе всего, — Вперёд!

Тот понял команду правильно и, подбежав к калитке, вышиб её ударом ноги. Оскалившись от ужаса, здоровяк высадил куда-то в стену дома весь магазин от бедра, не целясь. Ибар толкнул его, чтобы боец не задерживал остальных и сам, вскинув оружие, нырнул во двор. Табас последовал за ними, держа автомат наизготовку и высматривая цели. Он оказался в просторном дворе: засохшие клумбы, бетонная дорожка, декоративные хвойные кустарники, штабеля досок, и дом — кирпичный, добротный, просторный, под черепичной крышей. Крыльцо находилось совсем рядом — метрах в пяти, дверь внутрь была открыта. Табас тут же взял чёрный провал на прицел и незамедлительно нажал на спуск — для профилактики.

Пули прошили тюль и защёлкали в доме. Пока Нем перезаряжался, неловко копаясь в подсумке, Ибар прошёлся одиночными по окнам, разбивая стёкла и заставляя гипотетического противника залечь. Следом затопали, стреляя, остальные члены отряда. Над головами жужжала дробь. Смертоносные стальные шарики гулко барабанили, попадая в забор, оставляли в металле вмятины и иногда даже его пробивали.

Табас отвлёкся всего на полсекунды, повернув голову в сторону Хутты, который, сверкая огромными от страха глазами, ворвался во двор, готовый палить во всё, что движется, и этого хватило для того, чтобы упустить нечто важное.

Ибар выкрикнул что-то нечленораздельное, Табас дёрнулся, отскакивая в сторону, и краем глаза увидел высунутый из окна ржавый ствол ружья. Раздалось оглушительное «бах», вспыхнул сноп пламени — и выстрел сшиб с ног Нема, который повернулся на крик и поймал заряд дроби закрытым бронёй животом.

Табас, Ибар, Хутта, Прут, Рыба, — все они разом открыли огонь, несмотря на то, что половина не могла видеть нападавшего и инстинктивно целилась в ствол ружья. Пальба заглушила крик, но Табас был уверен, что неизвестный стрелок убит — просто не мог он уйти от стольких пуль, вся теория вероятности говорила против этого.

— Поднять! — рявкнул Ибар, показывая на корчившегося от боли Нема: — Туда!

Он указал направление, противоположное тому, откуда на них напирал противник. Из-за забора были слышны редкие хлопки дробовиков и неразборчивые голоса. Те, кто устроил засаду, со всех ног мчались во двор.

— Кто это такие? — спросил, задыхаясь, Айтер, в то время, пока отряд мчался по огороду, топча грядки с длинными сухими побегами.

— Дикари! — отозвался Ибар, и Табас, наконец, понял, почему тихий городок так давил на его интуицию. Пустынное чутьё сработало, просто юноша не смог его распознать и правильно интерпретировать. Люди бегом пересекали один двор за другим, перемахивая через заборы, топча сухие цветы на клумбах, перепрыгивая через ржавые инструменты и вросших в землю садовых гномов. Невидимые преследователи не отставали и не упускали возможности пожужжать дробью прямо над головами у бежавшего отряда.