Страница 51 из 86
В предшествующем изложении мы рассмотрели показания ибн-Руста и Мукаддаси и нашли, что характеристика острова Рюген во всех существенных пунктах сходна с характеристикой острова русов в описании арабских авторов: размеры небольшого острова, характер его почвы, неразвитое или полностью отсутствующее земледелие, островное положение, служащее защитой от врагов, соседство со страною славян и, наконец, исключительная плотность населения — все эти признаки общи древнему Рюгену и острову русов. Можно ли считать совпадением, что на небольшом острове русов и на небольшом острове Рюген население пренебрегало земледелием и достигло при этом чрезвычайной плотности? Случайное совпадение такой характеристики островов едва ли вероятно, потому что необыкновенная плотность населения небольшого острова в связи с крайне мало развитым земледелием на нем является исключительно редким признаком, и именно поэтому названная особенность острова Рюгена является первостепенным аргументом в пользу его отождествления с островом русов. Если, по словам Мукаддаси, остров русов — “это крепость, защищающая их от нападений”, а Рюген, по словам Гельмольда, был “неприступен из-за трудностей своего местоположения”, то и это обстоятельство является достаточно редким существенным признаком, объединяющим остров Рюген с островом русов»{483}.
Однако болотистая почва, отсутствие земледелия в сочетании с чрезвычайной плотностью населения были не единственными признаками, объединяющими описания острова русов у восточноных писателей и Рюгена у немецких хронистов. Вторым весьма характерным признаком является приоритет духовной власти над светской. Ибн Руст так рисует положение дел у русов: «У них — знахари, они господствуют над их царем, подобно хозяевам, они приказывают им приносить в жертву создателю то, что они пожелают из женщин, мужчин, табунов лошадей; если прикажут знахари, никому не избежать совершения их приказа: захватывает знахарь то ли человека, то ли домашнее животное, набрасывает веревку на шею и вешает на дерево, пока не утечет дух его; они говорят, что это жертва богу»{484}. С другой стороны, немецкого хрониста Гельмольда подобное соотношение светской и духовной власти у ранов изумило настолько, что на протяжении своего сочинения он неоднократно отмечает этот удивительный факт: «Жреца они почитают больше, чем короля»{485}. Чуть позже католический писатель подробнее описывает этот феномен и объясняет его причину: «Король же находится у них в меньшем по сравнению с жрецом почете. Ибо тот тщательно разведывает ответы (божества) и толкует узнаваемое в гаданиях. Он от указаний гадания, а король и народ от его указаний зависят»{486}. Итак, у русов и у ранов мы видим абсолютно одинаковое положение дел: полутеократический стиль правления, когда жрецы господствуют над светской властью, беспрепятственно выбирая любые жертвы с помощью гадания. Необходимо отметить, что сам остров Рюген-Руян, известный по всему славянскому поморью благодаря храму верховному богу западных славян Святовиту, был известен на Руси как остров Буян, сосредоточие максимальной святости в восточнославянских заговорах. Подробно эта тема была рассмотрена мной в исследовании о «Голубиной книге»{487}.
Если немецкие источники неоднократно называют ранов русинами, то, с другой стороны, и киевских русов они не раз именуют ругами — другим именем, под которым они знали славянское население острова Рюген. Самый известный случай — описание посольства киевской княгини Ольги к германскому императору Отгону под 959 г.: «Пришли к королю, как после оказалось, лживым образом, — послы Елены королевы Ругов, которая при константинопольском императоре Романе крещена в Константинополе…»{488} В английской «Хронике» Роджера из Ховедена (ум. 1201 г.) при описании событий 1016 г. это племенное название прямо отождествляется с Русью: «У этого вышеназванного Эдмунда был некий сын, которого звали Эдуард; он после смерти отца, страшась (короля Канута), бежал из этой земли в землю ругов, которую мы называем Руссией (terram Rugorum, quam nos vocamus Russiam). Король этой земли, по имени Малесклод (Ярослав Мудрый. — M.С.), когда услышал и понял, кто он, с честью принял его»{489}. Проанализировав этот и другие случаи, Н.С. Трухачев приходит к следующему выводу: «Возможность случайного фонетического сходства между названиями Киевской Руси и Руси Прибалтийской, таким образом, устраняется, и мы получаем право объединить восточных и прибалтийских русов в одну этническую группу»{490}. При этом исследователь оговаривается: «То обстоятельство, что отождествление ранов и киевских русов производилось в немецких источниках разными способами, показывает, что оно было сознательным актом этнического отождествления, а не случайным заблуждением. Это вовсе не значит, что немецкие источники считают киевских русов выходцами с острова Рюген: об этом ни в одном из них нет ни малейшего намека»{491}. Однако занимавшийся проблемой этого странного названия Руси в западных источниках Г. Ловмянский совершенно независимо от немецкого ученого пришел к выводу о том, что отождествление киевских русов с западнославянскими ранами-ругами исходило от первых, а не от немецких писателей: «Из нескольких, большей частью хорошо известных, хотя и не используемых с этой целью, фактов вытекает то, что отождествление русов с ругами было свойственно именно Киеву»{492}. Хоть Г. Ловмянский и дал неверную интерпретацию этому факту, считая его средством самоидентификации русовварягов, под которыми он понимал скандинавов, это не умаляет значимости сделанного им наблюдения.
Комментируя указание ПВЛ о местоположении заморской Руси «Афетово бо и то колено: варязи, свей, урмане, готе, русь, агняне…», Н.С. Трухачев подчеркивает: «Трудно при перечислении народов точнее охарактеризовать положение Рюгена по отношению к скандинавским народам, чем это сделано русским летописцем. Координаты прибалтийской Руси у Нестора (на южном берегу моря между готландцами и англами) точно совпадают с положением острова Рюген»{493}. Как видим, и данные древнейшей из дошедших до нас русской летописи не противоречат наличию западнославянской Руси на острове Рюген, а подтверждают его.
В дополнение к приведенным Н.С. Трухачевым данным со своей стороны обратим внимание читателя на сообщение анонимного мусульманского автора, написавшего в 1126 г. сочинение «Моджмал ат-таварих»: «Рассказывают также, что Рус и Хазар были от одной матери и отца. Затем Рус вырос и, так как не имел места, которое ему пришлось бы по душе, написал письмо Хазару и попросил у того часть его страны, чтобы там обосноваться. Рус искал и нашел место себе. Остров не большой и не маленький, с болотистой почвой и гнилым воздухом; там он и обосновался.
Место то лесистое и труднодоступное, и никогда ни один человек не достигал того места… Рассказывают также, что у Руса был сын, которому в схватке с каким-то человеком разбили голову. Он пришел к отцу весь в крови. Тот ему сказал: “Иди и порази его!” Сын так и сделал. И остался такой обычай, что, если кто-либо (русов) ранит, они не успокоятся, пока не отомстят. И если дашь им весь мир, они все равно не отступятся от этого»{494}. Как видим, данный автор XII в. соединяет здесь сведения о восточноевропейских русах, граничащих с хазарами, со сведениями об острове русов других мусульманских авторов, вновь рассматривая их в качестве одного народа. Что касается его указание на родство Руса с Хазаром, то это неожиданное обстоятельство объясняется тем, что правители только двух этих народов в Восточной Европе носили титул хакана. По всей видимости именно эта одинаковая титулатура правителей и подтолкнула автора «Моджмал ат-таварих» к предположению о родстве русов и хазар. Однако наибольший интерес представляет приводимое им объяснение своеобразной мстительности русов, являющееся, по его утверждению, результатом случившегося изза раны полумифологического прецедента, ставшего народной традицией. С этой записанной восточным автором легендой перекликается сообщение автора польской «Великой хроники» о происхождении племенного названия живших на Рюгене ранов: «Также рани или рана называются так потому, что при столкновении с врагами они обычно кричат “рани, рани”, т.е. “раны, раны”»{495}. Данный клич живших на этом острове славян, да еще превратившийся в их племенное самоназвание, сам по себе достаточно необычен и получает свое объяснение лишь в сопоставлении с известием «Моджмал аттаварих». У других славянских племен, будь то на востоке, западе или юге Европы, подобный боевой клич не фиксируется источниками, что говорит в пользу его возникновения из какого-то обычая, присущего только данному племени. Таким образом, сведения автора «Моджмал ат-таварих» не только объясняют происхождение племенного названия ранов, но и в очередной раз доказывают тождество острова русов восточных авторов с Рюгеном, равно как и то, что славяне этого острова составляли один народ с русами Восточной Европы. Интересно отметить, что название ранов как одного из наиболее воинственных западнославянских племен оказывается однокоренным с аналогичным наименованием воинов и войны в индоиранских языках: иран. гапа, «воин» из авест. гапа, «воин, боец», гапа, «стычка, спор», а также др.-инд. гапа, «битва, сражение»{496}. Интересно отметить, что созданная в XIV в. «Сага об Эгиле Одноруком» упоминает правителя Руссии Хертрюгга{497}, вторая половина имени которого перекликается с племенным названием ругов.
вернутьсявернутьсявернутьсявернутьсявернутьсявернутьсявернутьсявернутьсявернутьсявернутьсявернутьсявернутьсявернутьсявернутьсявернуться