Спасти Фейт

Какое-то время Бьюканан работал над отчётом, связанным с Законом о регистрации иностранных агентов[6]. Эти ежеквартальные отчёты давно стали его головной болью, особенно если учесть, что на каждую страницу следовало ставить специальный штамп конгресса со зловещей надписью: «Иностранная пропаганда». Словно ты был каким-нибудь тайным японским агентом, заброшенным в США и призывающим к свержению американского правительства, а не, как в случае с Дэнни, человеком, продающим душу ради поставок зёрна и сухого молока.

Сделав ещё несколько телефонных звонков, Бьюканан изучил сотни страниц с материалами по брифингу и наконец решил, что на сегодня хватит. Закончился ещё один многотрудный, но вполне обычный день в жизни типичного вашингтонского лоббиста. И больше всего на свете Бьюканану хотелось рухнуть на кровать и спать, спать, что он бы и сделал, но только сегодня не мог позволить себе такой роскоши. Вместо этого Бьюканан отправился в отель в центре города, чтобы присутствовать на очередном мероприятии по созданию очередного фонда. Истинной причиной визита был человек, стоявший в укромном углу с бокалом сухого белого вина и утомлённо взирающий на происходящее. Бьюканан подошёл к нему.

— Судя по выражению лица, ты предпочёл бы напиток покрепче, чем сухое белое вино, — заметил он.

Сенатор Рассел Уорд обернулся, увидел Бьюканана и расплылся в улыбке.

— Как приятно видеть лицо честного человека в этом море порока и беззакония!

— Что, если поменять это место на «Монокль»?

Уорд поставил бокал на столик.

— Лучшее предложение, что я слышал за день.

Глава 27

«Моноклем» назывался старый ресторан на Капитолийском холме со стороны здания сената. Некогда здесь тянулся длинный ряд строений, теперь же остался только «Монокль» и ещё полицейское управление, в здании которого прежде размещался центр по иммиграции и натурализации. Ресторан был любимым местом политиков, лоббистов и разного рода VIP-персон, которые собирались на ленч, обед или же просто приходили выпить.

Метрдотель тепло приветствовал Бьюканана и Уорда, назвал каждого по имени и отвёл к столику в тихом уголке. Декор в ресторане был консервативен, на стенах висели фотографии политиков прошлого и настоящего. Еда подавалась очень хорошая, но люди собирались здесь не ради неё. Они приходили делать бизнес, вести переговоры, ну и ещё для того, чтобы их заметили здесь. Бьюканан и Уорд были тут завсегдатаями.

Они заказали выпивку и погрузились в изучение меню.

Пока Уорд изучал меню, Бьюканан изучал сенатора.

Насколько ему помнилось, Рассела Уорда всегда называли просто Расти. А знал он его давно, поскольку они выросли вместе. Как председатель сенатского комитета по делам разведки, Уорд оказывал огромное влияние на финансирование всех разведывательных агентств страны. Он был умен, честен, обладал незаурядным политическим нюхом, работал как вол. Уорд происходил из очень богатой семьи с северо-востока, которая разорилась, когда он был ещё юношей. Уорд отправился на юг, в город Роли и начал методично строить политическую карьеру. Стал сенатором от Северной Каролины, и все жители штата буквально боготворили его. Согласно созданной Бьюкананом системе классификации, Уорда с уверенностью можно было отнести к «верующим». Он был хорошо знаком с политическими играми. Он знал подноготную каждого обитающего в Вашингтоне политика. Он знал, в чем сила каждого человека и, что ещё важнее, его слабость. С чисто физиологической точки зрения, сейчас Расти был настоящей развалиной и страдал от множества болезней, начиная от простатита и кончая диабетом. Но ум сохранил по-прежнему острый. И те, кто по неосмотрительности недооценивал незаурядный интеллект этого человека, всю жизнь потом сожалели об этом.

Уорд поднял глаза от меню:

— Ну а что интересного у тебя на тарелке за последнее время, а, Дэнни?

Уорд говорил низким и звучным голосом с приятным южным акцентом; такие рафинированные янки нынче уже почти перевелись. Бьюканан мог часами слушать этого человека.

— Да все по-старому, все то же самое, — ответил он. — А что у тебя?

— Сегодня состоялись очень интересные слушания. По ЦРУ.

— Вот как?

— Слыхал когда-нибудь о джентльмене по фамилии Торнхил? Роберт Торнхил?

Лицо Бьюканана оставалось невозмутимым.

— Не могу сказать, что знаю этого человека. Так, только слышал. А что?

— Он из старой гвардии. Один из заместителей директора, из оперативного отдела. Умен, хитёр. Я не доверяю ему.

— Ты вроде бы и не должен.

— Хотелось бы все же разобраться, что он за тип. Работу проворачивает огромную, пережил многих директоров ЦРУ. Как будто действительно на совесть служил своей стране. Стал почти легендой. Ну и ему позволено делать то, что хочется. И это, как мне кажется, опасно с чисто политической точки зрения.

— Это почему? Ведь, судя по всему, он зарекомендовал себя истинным патриотом.

— Это-то меня и беспокоит. Люди, считающие себя истинными патриотами, очень часто оказываются фанатиками. А фанатики, по моему мнению, в одном шаге от лунатиков, то есть абсолютно безумны. В истории немало тому примеров. — Уорд усмехнулся. — Сегодня он пришёл, и весь его отчёт был, как всегда, полной чушью. А выглядел при этом весьма самоуверенно. Вот я и подумал, не мешало бы маленько сбить с него спесь.

— И как ты это собираешься сделать?

— Я задал ему вопрос об эскадронах смерти. — Уорд выдержал паузу и огляделся. — В прошлом были у нас с ЦРУ проблемы по этому вопросу. Они сколачивали небольшие группы боевиков, финансировали их, тренировали, выдавали все необходимое обмундирование, а потом выпускали на волю, точно стаю енотов. Но в отличие от обычных енотов, боевики вытворяли совершенно недопустимые вещи. По крайней мере, не предусмотренные официальными законами и правилами этого ведомства.

— Ну и что же он на это ответил?

— Он явно не ожидал такого вопроса. Это не вписывалось в его сценарий. И смотрел на свою папку с записями с таким видом, словно собирался вытрясти из неё маленькую мобильную банду хорошо вооружённых головорезов. — Уорд рассмеялся. — Ну а потом попытался отделаться пустой болтовнёй. Уверял, что «новое» ЦРУ просто собирает и анализирует информацию, а других задач у них нет и быть не может. А когда я спросил, было ли что-то не так со «старым» ЦРУ, Торнхил посмотрел на меня так, точно собирался наброситься и порвать на части. — Уорд снова рассмеялся. — Так что все та же старая песня.

— Наверное, ты считаешь, что он что-то снова затевает, иначе не стал бы поднимать этот вопрос?

Уорд улыбнулся:

— Хочешь, чтобы я разгласил конфиденциальную информацию?

— Конечно!

Снова оглядевшись, Уорд подался вперёд и тихо заговорил:

— Он утаивает информацию, что же, по-твоему, ещё? Сам знаешь всех этих шпионов, Дэнни. Им подавай все новые и новые финансовые вливания, но как только начинаешь задавать вопросы о том, что они делают с этими деньгами... Бог ты мой, тут такой шум поднимается, словно ты их маму родную убил! Что ещё прикажешь мне делать, когда от генерального инспектора ЦРУ пришли отчёты, в которых столько помарок и правок, что в глазах чёрным-черно? И я довёл этот факт до сведения мистера Торнхила.

— И как он на это отреагировал? Струхнул? Или принял удар, не моргнув глазом?

— А с чего это вдруг ты им так заинтересовался?

— Ты сам затеял этот разговор, Расти. И не стоит винить меня в том, что я нахожу твою работу чрезвычайно интересной.

— Так вот, он ответил, что эти доклады следует пропускать через цензуру, чтобы защитить свои источники информации. Здорово отвертелся. На это я возразил, что подобное сравнение приемлемо только при игре в «классики», которую так любят мои внучки. Если девочка не попадает камешком в какие-то квадратики, она просто пропускает их. «Очень умно с вашей стороны», — сказал я ему. О таком приёме знают даже маленькие дети.

6

Закон о регистрации иностранных агентов был принят в 1938 году и предусматривал, что лица и организации (в том числе и американские), работающие на иностранных нанимателей и получающие от них вознаграждение, должны регистрироваться в качестве иностранных агентов у министра юстиции США и предоставлять отчёты о своей деятельности.