Тепличный цветок

Я едва ли могу на это смотреть без чувства тошноты.

Мой брат занял соседнее от меня место, а вокруг его правого глаза багровеет синяк. С того момента, как они пришли, Ло говорил довольно мало, но у него такой же испуганный вид, как и у меня. Джанет дала мне чистую белую футболку, так что по крайней мере Ло не увидел на мне крови.

Сейчас я перешел на новую ступень горя, мое тело онемело, а мозг начал отключаться. И я частично знаю, что это гребаный эффект седативных средств. За что мне тоже стоит поблагодарить Джанет.

Мой телефон гудит в седьмой раз. Я читаю имя звонящего: ПАПА. Я собирался сменить его имя в записи на Джонатан несколько раз, но он все еще мой отец. Не важно, как сильно я бы хотел, чтобы это было иначе.

Он не написал ни одного сообщения, так что думаю, своими постоянными звонками он рассчитывает вынудить меня ответить. Это работает. Я так эмоционально истощен, что не могу отклонить его звонок и в этот раз. Прикладывая свой телефон к уху, я говорю:

- Чего ты хочешь?

Он облегченно вздыхает.

- Тебе почти удалось довести меня до чертового сердечного приступа, Рик, - он бормочет несколько ругательств себе под нос, прежде чем спросить. - С Ло все в порядке? Его телефон отключен каждый раз, как я звоню.

- Он в норме, - я снова смотрю на брата, его грудь опадает, пока тот пребывает в нелегком сне, обеспеченном ему принятым алкоголем.

Возможно, это худшая ночь в моей жизни. Я подвел двух самых важных для меня людей.

- В новостях есть ваши фото возле места, где начались беспорядки. Я подумал, что возможно, вас могли втянуть в эту шумиху, - я слышу звон стекла, словно отец наливает себе выпить.

- Мне нужно идти, - говорю я.

- Подожди ты, черт возьми, секунду, - говорит он. - Я хочу знать, как ты.

Как я? Мое тело онемело, но эмоции так сильно рвутся на поверхность, чтобы излиться наружу. Я мог бы кричать, пока голос не сел бы напрочь. Мог бы бежать, пока мои ноги не подогнулись бы подо мной. Мог бы бить кулаками в стену, пока истощение не навалилось бы на меня. Об этом спрашивает меня мой чертов отец? Сглатывая образовавшийся в горле ком, говорю:

- Ты - последний человек, с которым мне бы хотелось говорить прямо сейчас.

- Нам нужно поговорить, Рик.

- Зачем? Ты собираешься снова обвинить меня за то, что я забрал у тебя Ло? - когда Ло впервые отправился на реабилитацию, наш отец обвинял меня в том, что будто бы я промыл ему мозги. Будто реабилитация была чертовски плохим вариантом. Словно Ло вообще не страдал от алкогольной зависимости.

- Это было давным-давно, - говорит он мне. Следует длинная пауза, и сперва я думаю, что он делает глоток своего напитка. Но папа откашливается, словно ему сложно вымолвить хоть слово.

- Послушай, моя... - я зажмуриваю глаза. Я почти сказал моя девушка. Глубоко вздыхая продолжаю. - Кое-кто, о ком я, пиздец как, волнуюсь, находится не в лучшем состоянии, так что у меня нет времени на повторное обсуждение прошлого с тобой.

- Ладно, - говорит он, сдаваясь гораздо проще, чем я того от него ожидал. - Будь осторожен, Рик. И если вдруг мне так и не представится возможность поговорить с тобой до твоего восхождения на ту дурацкую гору, я просто хочу сказать... - он снова прочищает горло. - Я люблю тебя, и если ты мне не веришь, тогда проверь имя на своих правах. Береги себя, - и он кладет трубку.

Он говорит Ло, что любит его все время. Папа считает, что все совершенные им ублюдочные поступки - не касаются данной чертовой любви. Я не удивлен тем, что он сказал мне "Я тебя люблю" или тем, что упомянул мое первое имя, его имя, в роли доказательства своих чувств. Часть меня хочет принять эту отцовскую любовь. Но другая часть видит в его словах скрытую цель - заставить меня говорить с прессой. Если мы станем друзьями, возможно, мне удастся обелить его.

Все это извращенная игра, в которую я никогда не хотел играть.

После пары минут мне удается отправить своего отца, мать и брата в долгий ящик - запихнуть всю эту семейную драму на задворки своего разума.

Из-за угла комнаты ожидания появляется Коннор, у него в руках два бумажных стаканчика с кофе. Сегодня ему удалось уклониться от большей части направленных в него кулаков или беспорядочной толкотни в уличной потасовке. У него нет синяков, просто маленький порез на лбу. Он протягивает мне чашку, и я киваю в знак благодарности. Выражение его лица по-прежнему мрачное, как обычно, нечитаемое.

- Когда девочки прибывают в Париж? - спрашиваю я у него, делая глоток. Какое-то время Ло разговаривал с Лили, но не рассказал мне о чем. Я знаю, Коннор беседовал с Роуз около часа назад.

- Они не летят сюда, - кратко сообщает Коннор.

Я хмурюсь, думая, что неправильно его расслышал.

- Что?

- Они не прилетят в Париж, - он делает ударение на каждом слоге.

- Их сестра в больнице, - говорю я. - Я ни черта не понимаю. Если бы это была Лили, Роуз прилетела бы сюда в течение одного чертового сердечного удара, - я слишком сильно сжимаю стаканчик с кофе, так, что он ломается, проливая жидкость на мои джинсы и вызывая жжение. - Блядь, - матерюсь я, вставая и быстро допивая остатки кофе, а затем выбрасываю стакан в мусор.

Коннор становится возле меня рядом с корзиной для мусора.

- Я зол так же сильно, как и ты.

Я смотрю на него. Его мышцы расслаблены, несмотря на грусть во взгляде. Для Коннора не типична демонстрация стольких эмоций, но я очень сомневаюсь, что он и правда чувствует тоже, что и я.

- Не думаю, Кобальт. Твои чувства даже и близко не стоят с моими.

- Моя жена расстроена, и она слишком горда и упряма, чтобы рассказать мне почему. Роуз - тот тип женщины, который лучше умрет с секретом, который боится раскрыть, чем проявит хоть немного слабости. Так что моя голова чуток идет кругом.

- Тогда езжай домой, - говорю я ему. - Никто не держит тебя здесь.

- Ло только что пил алкоголь, - категорично заявляет Коннор. - Дэйзи в больнице. Ты запутался. Я не оставлю вас троих.

- Я ни хрена не запутался.

Он указывает на коридор.

- Я видел, как два парня, которые, вероятно, весят по двести пятьдесят фунтов повалили тебя на пол. А ты плюнул одному из них в лицо.

Я бросаю на него сердитый взгляд.

- Он пытался ударить меня, - это было чертовски низким поступком. - Не важно. Оставайся, если это то, чего ты хочешь. Уезжай, если нужно. Если понадобится, я позвоню позже Лили и спрошу, почему она еще не здесь...

- Ло уже пытался, - говорит Коннор. - Лили и Роуз сказали, что они вылетят не раньше завтрашнего дня.

Я раскидываю в стороны руки.

- Тогда почему мы вообще на хрен спорим? Они же собираются прилететь.

Коннор качает головой.

- Я уже знаю, как будут обстоять дела. Если Дэйзи проснется и будет в своем уме в ту минуту, когда они будут говорить с ней по телефону, а они позвонят, поверь мне, то Дэйз уговорит сестер остаться дома. Она не захочет испортить им день или неделю, даже по такой серьезной причине, как эта.

Он прав. Если бы Дэйзи нравилось обременять людей своей болью, она бы рассказала сестрам о своей бессоннице, о своих ужасных чертовых друзьях со школы. О том, что случилось в те десять месяцев, что она жила с родителями, пока я был у себя в квартире. Она не думает, что ее проблемы столь же важны как зависимость Лили. Но они важны столь же сильно.

Я смотрю в пол, а мои глаза вновь пылают. У меня перед глазами просто всплывает эта картинка - Дэйзи просыпается в странном месте, в чужой стране, без единого знакомого лица в комнате. Это, охуеть как, ужасно, и я хочу уберечь ее от этого.

- Кто-то звонил ее маме?

- Нет, - шепчет он. - Саманта ничего не знает, и Роуз хочет позволить Дэйзи самой решить, расскажут они маме сейчас или позже. В особенности учитывая то, что Дэйзи не сможет участвовать в оставшихся показах Недели Моды, и все мы знает, что Саманта воспримет это не лучшим образом.