Тепличный цветок

- Я всегда могу перенести это. Эти горы, мать их, так и никуда не денутся, Ло, - еще с 18 лет я хотел самостоятельно взобраться на три горы, расположенные друг за другом, в Йосемити. Несколько лет я работаю над собой, чтобы преодолеть этот вызов. Я могу подождать еще немного.

- Я почувствую себя крайне хреново, если ты не поедешь, - говорит он. - И в результате я напьюсь. Могу тебе это обещать.

Я сердито смотрю на него.

- Ты мне не нужен, - говорит он со злостью. - Мне, блин, не надо, чтобы ты держал меня за руку. Мне нужно, чтобы ты хоть раз в жизни проявил свой чертов эгоизм, как это постоянно делаю я, чтобы я не чувствовал себя будто полнейшее дерьмо по сравнению с тобой, хорошо?

Я внутренне содрогаюсь. Я был эгоистом в течение стольких гребаных лет. Я не заботился о нем. Мне не хочется стать тем парнем снова.

Но в его словах я слышу мольбу. Слышу «пожалуйста, бля, езжай. А то я схожу с ума».

- Ладно, - говорю я рефлекторно. - Я поеду.

Его плечи инстинктивно расслабляются, и он еще раз глубоко вздыхает. Ло кивает самому себе. И я гадаю, как давно этот груз давит ему на грудь.

Я не могу объяснить, почему так сильно его люблю. Может потому, что он единственный человек, понимающий на что походит оказаться под воздействием манипуляций Джонатана. Или возможно, потому что глубоко внутри знаю, что Ло - это душа, которая нуждается в любви сильнее, чем кто-либо, и я не могу не ответить полной взаимностью.

Я снова обнимаю его за плечи и говорю:

- Возможно однажды, ты будешь в состоянии обогнать меня.

Он сухо и невесело смеется.

- Ага, возможно, если я сломаю тебе обе ноги.

Я усмехаюсь.

- А ты когда-нибудь станешь таким быстрым, что сможешь это сделать?

- Дай мне палку для лакросса, и мы посмотрим.

- Этому, черт возьми, никогда не бывать, младший брат.

Я говорю это без презрения.

Я никогда его не презирал. И никогда не буду.

ГЛАВА 2

ДЭЙЗИ КЭЛЛОУЭЙ

У меня есть теория.

Друзья не навсегда. Они даже не на время. Они просто приходят в вашу жизнь и потом оставляют вас, когда что-то или кто-то меняется. Ничто не привязывает их к вам. Ни кровь, ни верность. Они просто... мимолетны.

Обычно я не столь цинична, но сегодня утром на экране моего ноутбука, который располагался у меня на коленях, высветилось сообщение из Facebook. Мне следовало удалить свой аккаунт еще пару лет назад, примерно в то же время, когда моя семья попала под общественное внимание - когда моя старшая сестра была объявлена на всю страну сексуально-зависимой.

Но, увы, у меня тогда была другая теория.

Бабочки, радуги и руки, сложенные в виде сердца - это было буквально самым главным тегом в моем, забитом всяким хламом мозге, когда я думала о понятии дружба.

И вот сейчас Клео Маркс запостила на своей стене следующее: Во время вечеринки по случаю сладкого шестнадцатилетия Дэйзи Кэллоуэй, она не могла заткнуться, постоянно говоря о сексе. Это все, что ее волнует. Ну, знаете, она изолированная секс-зависимая, как и ее сестра. Все девочки Кэллоуэй шалавы.

Эти красивые слова написала моя бывшая лучшая подруга. И даже при том, что она упоминает событие двух с половиной летней давности, этого достаточно, чтобы собрать 457 комментариев, большинство из которых выражают согласие с ее заявлением.

Четыре месяца прошло с тех пор, как я закончила подготовительную школу, а меня все еще посещают призраки моих бывших друзей. Словно призраки ада из прошлого.

Ко мне тянется рука и ударяет о ноутбук, закрывая его.

- Прекрати растрачивать на них свои чертовы эмоции.

Высокий, ростом в 6 футов, парень находится в моей постели. Рядом со мной. На нем одеты лишь домашние штаны. А я сижу у изголовья кровати, одетая лишь в белые хлопковые шортики и короткий красно-синий топ с надписью «Дикая Америка».

Со стороны, мы, вероятно, выглядим как пара, только проснувшаяся от утренних лучей солнечного света, проникающих сквозь занавески.

Но между нами нет прикосновений. Нет поцелуев. Ничего, выходящего за понятие дружбы.

Реальность намного сложнее.

- Когда ты проснулся? - спрашиваю я, избегая любых разговоров о моих старых друзьях.

Он еще даже не сел. Парень все еще лежит под моим зеленым одеялом и простыней, пробегая руками по своим растрепанным темно-каштановым волосам. Слово "привлекательные" не описывает даже сотую долю охуенности его волос. В течение дня они выглядят такими же торчащими, как и сейчас, но парень об этом и так знает.

- Черт, у меня есть вопрос получше, когда ты заснула? - он смотрит на меня с упреком, прищуривая глаза.

Я не спала. Но ему об этом известно и так.

- Хорошие новости в том, что к рассвету я закончила упаковывать вещи.

Он приподнимается и пододвигается немного ближе ко мне. Я напрягаюсь от его близости, напоминающей о том, что он мужчина, и его тело прямо сейчас возвышается над моим. Это неплохое напряжение. Скорее просто чувство настороженности, от которого я всего на секунду задерживаю дыхание. От которого моя голова немного идет кругом, а сердце пускается в странный танец. Мне нравится это.

Опасность этого момента.

- Плохие же новости в том, что меня не волнуют твои вещи и их упаковка, - говорит он грубо. - Меня волнуешь ты, - он тянется через меня к прикроватной тумбочке, чтобы достать банку с таблетками. Мышцы парня сжимаются, когда он случайно касается моей груди. Мы оба делаем вид, что не заметили это короткое прикосновение, но напряжение возросло еще на несколько градусов, и в воздухе будто повисло предупреждение не пересекать эту невидимую грань.

Дабы хоть немного разрядить обстановку, я встаю с кровати и бросаю в парня декоративной подушкой.

- Тебя волнуют мои вещи. Так как ты думал, что я никогда не закончу их упаковывать.

- Потому что у тебя чертов синдром дефицита внимания и много других вещей, - он наблюдает за мной, путешествуя взглядом по всей длине моих голых ног. - Присядь на секундочку, Кэллоуэй, - вместо того, чтобы проявить ко мне какие-то знаки симпатии, парень просто начинает читать обратную сторону этикетки на баночке с таблетками, при этом озабочено хмурясь.

Я уже говорила о теории насчет ограничения продолжительности дружбы?

Ну так вот, у каждой теории есть исключение.

Рик - исключение моей теории.

Когда каждый мой друг называл меня практически сексуально-зависимой и медиа-шлюхой, что было подобно кинжалу в сердце, Рик был единственным человеком, который вытянул эти лезвия из моей груди. Он даже пытался защитить меня от окружающих. Он словно мой волк - опасный, очаровательный и заботящийся - но я никогда не смогу приблизиться к нему, боясь, что он укусит меня.

Он - мой последний реальный друг. Но я знаю, что это не совсем верно. Он - единственный настоящий друг, который у меня когда-либо был.

- Каких таких других вещей? - спрашиваю я, улыбаясь, по-прежнему стоя возле изножья кровати и его лодыжек.

- Гиперреактивность, бесстрашие, сумасшествие, и вероятно, вдобавок ты еще и самая счастливая несчастная девушка, которую я встречал.

Я подпрыгиваю ближе, чтобы толкнуть матрас, но Рик быстро хватает меня за икры ног. Падая на спину, я сильно смеюсь и поворачиваюсь к нему лицом, ложась на бок. Но моя улыбка исчезает, как только Рик бросает мне в лицо баночку с таблетками. Она попадает мне прямо в лоб, а затем падает на одеяло.

Ну, какой же он мудак.

- Ты уменьшила дозировку, - говорит он.

- Это сделал врач. Он волновался, что я могу быстро пристраститься к Амбиену (снотворный препарат - прим. пер.).

- А ты ему говорила, что не можешь, блядь, без этого уснуть?

- Нет, - признаю я. - Я была слишком занята, объясняя ему, что не хочу быть зависимой, как моя сестра или твой брат. И врач сказал, что было бы хорошо начать снижение дозировки снотворного, - я убираю прядь моих окрашенных светлых волос за ухо. Они длиною до талии и потому постоянно лезут туда, куда не надо. Прямо как сейчас. Я практически обвита ими.