Последняя осада

– Ага, ну да! Будь твоя воля, ты бы меня вообще под замок посадил. Ты мне все запрещаешь…

– Ну что, что я тебе запрещаю? А даже если и так, ты ведь тоже не без греха, Маркус. Ты тоже причинил мне боль.

Внизу Эмили сделала насмешливую гримасу. Вот ведь ни стыда, ни совести у человека! Острые кремни впивались в ладони и кололи колени через джинсы. Быстрее лезть она не могла – стена становилась слишком крутой, – но, если взобраться еще чуть повыше, наверное, он ее услышит…

– Причинил боль? Тебе? – хмыкнул Маркус – Чем это?

Мужчина запнулся, затем продолжал:

– Нам обоим пришлось нелегко, после того как твоя мать…

– Нет, ну чем я тебе боль-то причинил?

– Ну тем, что ты про меня говорил.

– Ничего я не говорил!

– Про твое лицо… что это я сделал…

– Ну и что? Да, это все ты! В каком-то смысле.

– Маркус…

– Если бы я так тебя не боялся, я бы не ехал обратно так быстро, верно? Я был бы осторожнее. Но я беспокоился… я отвлекся на этом углу. Потому и поскользнулся. Видишь? Так что это все из-за тебя!

– Но ведь это не то же самое, что избить тебя, Маркус…

– Ага, ну да! Это практически то же самое!

Эмили остановилась. Она вжалась лицом в снег. У нее было такое чувство, как будто ей врезали под дых, – она не могла ни вздохнуть, ни выдохнуть. Ей показалось, будто ее вот-вот стошнит.

Так значит, он все-таки наврал! Прав был тот полицейский! Маркус все выдумал! И про лицо, и про побои – про все. Вранье… Сплошное вранье.

Она не знала, что им двигало – любовь к замку или ненависть к отцу. Не знала и не желала знать. Вот она висит на развалинах стены, рискует сломать себе шею ради него… У нее закружилась голова. И все это – весь этот бардак, – это его рук дело, и никто, кроме него, в этом не виноват! Это все его сеть лжи и полуправды, смесь истории и выдумки, которая заманила их сюда и удерживала здесь. Его байки завораживали их снова и снова, какими бы абсурдными они ни казались. Какие же они оба дураки – и Саймон, которого сейчас увозят во тьму в полицейской машине, и она, Эмили, ползущая в снегу по полуразрушенной стене! Полные идиоты. А Маркус просто водил их за нос.

В это время в ее отчаяние снова вклинился их разговор.

– Ну ладно, сынок, не будем спорить. Сейчас уже никому не интересно, кто что сказал. Мы просто хотим, чтобы ты слез оттуда.

– Ага, щас!

Эмили теперь казалось, что голос Маркуса похож на голос капризного ребенка.

– Я вообще не могу понять, почему ты здесь, – донесся голос отца. – Что для тебя этот замок?

Маркус ничего не ответил.

– Тебе нравится тут играть, да? Это хорошее место для игр?

– Для игр? Ну да, я так и знал, что ты ничего не поймешь!

– Но тогда почему же ты сюда забрался, сынок? Я действительно не понимаю, не понимаю, и все!

Маркус ответил не сразу, а когда он наконец заговорил, голос его звучал угрюмо и неуверенно.

– Он мне что-то дает. Здесь я чувствую, что…

Он остановился и начал сначала:

– Я… мне тут лучше, чем там, вот и все. Там для меня ничего нет. Ничего.

Его отец не сразу нашелся, что сказать на это.

– Маркус, ну что это за ответ? – Теперь в его голосе слышалось легкое раздражение. – Это совершенно ни в какие ворота не лезет. Твоя мать всегда говорила, что ты умный мальчик. Как ты думаешь, что бы она сказала, если бы услышала, что ты мелешь?

Это снова взбесило Маркуса.

– Да тебе-то откуда знать, что бы она сказала? – завопил он. – Убирайся к черту!

Его отец возмущенно ахнул.

– Ну все, хватит с меня этой чуши! Мы все устали. Я пойду и сниму тебя оттуда!

Эмили услышала шаги и отчаянный вопль Маркуса:

– Нет! Назад! Если ты подойдешь хоть на шаг, я спрыгну!

Отца принялись уговаривать вполголоса, и шаги остановились. Наступила тишина; отец Маркуса умолк.

Эмили рискнула оглянуться через плечо. Маркус привстал на своем камне. Его лицо, освещенное резким светом, было искажено отчаянием. Когда Эмили это увидела, все гневные мысли о том, чтобы слезть и предоставить Маркуса его судьбе, исчезли, уступив место спокойной решимости.

Врун он или нет, а она все-таки знает, что надо ему сказать. Никто больше этого не понимает. Надо лезть дальше.

Она медленно, с трудом поползла наверх по острым камням и через несколько секунд выбралась на свет. Мучительно медленно она развернулась и села, привалившись спиной к каменной кладке, так, чтобы видеть лицо Маркуса.

Она теперь находилась на одном уровне с полом зубчатой стены – все еще ниже Маркуса, но достаточно высоко, чтобы видеть, что происходит на крыше башни. Там стояли три человека. Свет прожекторов мешал разглядеть их как следует, но один точно был отец Маркуса, второй – главный полицейский. Они только что ее заметили. Кто-то что-то крикнул. Эмили не обратила на это внимания, но Маркус услышал и медленно перевел взгляд в ее сторону.

– Все нормально, Маркус, – негромко сказала она.

На виске у него запеклась кровь, лицо было бледное и опухшее. Теперь, когда он повернулся, его глаза оказались в тени и их стало не видно.

– Эм! – Голос у Маркуса был хриплый, но он, похоже, обрадовался. – А я думал, тебя давно поймали!

– Не-а. – Она не знала, как это понимать, каким тоном с ним следует разговаривать. – Не-а, меня так и не нашли.

– Молодец! А ты где пряталась?

– В печке.

Она услышала, как он тихо рассмеялся.

– Круто! Это лучше, чем в каминной трубе! А вот Саймона схватили, – добавил он упавшим голосом. – Я слышал.

– Ага.

– Они почуяли дым, Эм. Я так замерз, что решил закурить. Они действительно почуяли запах, как ты и говорила. И пришли меня искать.

Тут до него дошло.

– А зачем же ты сюда-то залезла, Эм? Ты ведь, наверно, могла сбежать!

– Я тебя увидела. И пришла помочь.

– Спасибо, конечно, но мы теперь уже ничего сделать не сможем. Цитадель пала. Все кончено.

Он опустил голову на колено, и его голос звучал так глухо и безжизненно, что Эмили его было еле слышно.

– Надо спуститься вниз, Маркус, – сказала она. – Надо выйти отсюда вместе.

– А на фига? Они мне все время твердят про то, про другое, но я просто не могу себе это представить. Это все какое-то ненастоящее, не такое настоящее, как было здесь. Знаешь, папа тоже здесь. Он говорит, что хочет, чтобы я вернулся. Мне тут наобещали кучу всего, но знаешь, что странно: я просто не представляю, зачем мне все это. Не знаю. Не хочу я со всем этим связываться, Эм. Я устал. Все так ужасно…

– Может, все не так ужасно? Может, стоит просто поверить этим людям?

Его голос тут же сделался пронзительным:

– С чего это вдруг? И, если уж на то пошло, почему это я должен верить тебе, а?

Он вскинул голову, его скрытые в тени глаза впились в нее.

– Это они тебя подослали, да? Они научили тебя, что говорить?

– Дурак ты, Маркус! Ты что, думаешь, я предам тебя теперь, после всего, через что мы прошли?

Эмили сдерживала свой гнев – сейчас она позволила ему чуть-чуть прорваться наружу, но тут же осознала, что именно такой язык Маркус и понимает лучше всего.

Мальчик пожал плечами и слегка смягчился.

– Наверное, нет, – нехотя признал он. – Ну да, это справедливо. Тебе я доверяю. Но все рассыпается, Эм. Перед тем, как ты пришла, я пытался объяснить это папе, про замок, про то, что он для меня значит. Они все меня спрашивали, что мы делаем, чего мы хотим. А самая глупость-то в том, что я и объяснить не могу… Я не могу сформулировать это так, чтобы они поняли. Может, это из-за прожекторов или из-за того, что папа здесь, не знаю, но я не могу сосредоточиться. Несу какую-то чушь, и все. Вот…

Он уставился в даль, во тьму – быть может, он смотрел на далекие огни неведомых домов.

– Тут для нас все кончено, – сказал он, – а там для меня ничего нет, ты же знаешь. И я решил… Но тут так высоко… короче, я все никак не решусь.

Внизу, в тени коридора, что-то шевельнулось. Один из тех, кто наблюдал за ними с башни, спустился туда, чтобы не дать ей сбежать. Однако человек держался в глубине коридора, возможно, опасаясь, что она тоже пригрозит спрыгнуть вниз. Эмили не обратила на него внимания – она не сводила глаз с Маркуса.