Страница 13 из 21
Почему Катя не пасёт коров верхом на лошади? Она бы смогла — такая спортивная!
И ещё я подумала: вот если подняться высоко-высоко, то можно ли сходу различить, где Липовка, а где Австралия или другие места Земли? Если стоит лето, всё зеленеет, и не понять издалека, какие в лесу деревья, и домов тоже не видно…
Я спросила об этом Костю. Он сказал, что всё дело в рельефе. Где-то под тобой будет совершенно ровная площадка, её с нашей местностью не спутаешь… Но можно найти и такие, как у нас, места: чтобы всё время холмы, холмы…
Пальма лежала на вершине холма рядом с нами. А потом, когда мы решили дойти до леса, она помчалась вперёд и скрылась среди деревьев. И всё — нет её. Как будто она только и ждала момента, чтобы удрать в лес.
Мы звали-звали её. Потом я спросила:
— Как ты думаешь, она сможет найти дорогу домой?
Костя успокоил меня:
— Она же собака…
Так мы всё шли, шли, то сбегая вниз, то поднимаясь наверх с разбегу. И вдруг, между двух холмов, нам открылось…
Под нами, внизу, был чудесный пруд!
Его берег был усыпан песком.
Там и здесь стояли разноцветные грибки от солнца.
И ни души.
В стороне виднелись домики — какое-то село.
— Это Собакино, — сказал Костя. — Собакинский берег. Оказывается, мы сделали крюк!
Мы обошли пруд, сами того не заметив. На этот берег нас не пустила вчера Анна Ивановна.
А теперь никто не мог бы нас не пустить!
Конечно, мы обещали не купаться! Но кто бы устоял, если — жаркий день, и перед тобой такой уютный, такой чистый пляж? А плавать мы умеем, мы же занимались в бассейне!
Ёжик солёный
Мы скорее разделись — и в воду. И уж кричали и брызгались как никогда. Никто же не видел нас. Разве что Пальма. Она примчалась откуда-то и носилась теперь по берегу. Мы пытались и её затянуть купаться, но Пальма никак не шла в воду. Мы тащили её вдвоём, а она упёрлась передними лапами и вдруг стала тоненько пищать, точно обиделась. Мы и выпустили её. Пальма тут же умчалась с берега, а мы снова полезли в пруд.
И только когда мы уже накупались так, что руки-ноги дрожали, оказалось — нас видели!
Мы лежали, зарывшись в песок. Не хотелось ни разговаривать, ни думать.
И тут вдруг откуда-то раздалось:
— Ррр! Гав! Гав! Ррр! Гав!
И сразу понятно было: это не собака, это человек дразнится.
И верно, лаял какой-то паренёк.
Он появился неожиданно. Мы увидели, как он поднялся из ложбинки между холмов, а за ним — ещё двое. И что они хотели от нас, было понятно сразу — по их лицам. Я подумала: вот такие когда-то доводили папу: «Эй, очкарик!»
— Очкарики собакинские! — сказал один парень.
Он захватил под ногами у себя пригоршню грязи, тут же слепил комок и кинул Косте в лицо.
Костя опешил.
— Ты что…
Снял очки — у него минус шесть, потянулся за майкой, чтоб протереть стёкла, и тут в него другой комок полетел, и меня тоже стукнуло что-то в грудь, а потом сразу в подбородок. Стало больно, и на зубах заскрипел песок.
— Попробуйте, собакинские, нашей грязцы, — сказал другой, чернявый, улыбаясь во весть рот.
Костик вскочил на ноги. Я знаю, как это, без очков: всё мутное. Но врага, подошедшего к тебе вплотную, ты видишь ясно. Костя поднял руку, защищаясь от одного. Но их уже трое рядом — не ясно, на кого смотреть… И тут я закричала, как только могла:
— Не трогайте его!
Вцепилась одному в майку — и тут же отлетела в песок. Ногу внутри чем-то кольнуло, сразу от пятки до живота. Я громко вскрикнула.
Парень, который меня толкнул, глянул сверху. Сказал беззлобно, скорей с удивлением:
— А ты не лезь. Видишь — мужики говорят между собой!
Как будто Костя мечтал с ними поговорить!
Когда я подняла голову — увидела, что он тоже лежит. Нет, он ползёт — туда, где лежат его шорты! И вот уже… У него в руках железка, которую он нашёл вчера. Которой вырыл яму в саду, в малиннике.
Ею не только рыть землю можно! Костя вскочил на ноги — и держит её перед собой. А двое мальчишек прыгают вокруг него, боясь приблизиться. Я видела: им жутко, и в то же время — их охватил весёлый и злой азарт. Как будто это игра такая — «повали Костю». И — не получи при этом железкой по мозгам. Им в удовольствие прыгать вокруг него, пружинить сильными ногами… Каждый старается вытянуть ногу так, чтобы Костикову ногу зацепить, чтобы он снова упал.
А третий, чернявый, гляжу, поднимается и растирает бедро — Костик, что ли, сбил его с ног? Всё так быстро, что я вижу происходящее только кусками, кадрами… К Костику парень подходит сзади, пока двое отвлекают его…
Я думала, что с места сдвинуться не смогу, так ногу зашибла. Но нет, оказывается, я прыгнула, и я уже на спине у парня сижу! И тереблю его за уши, он орёт и вертится волчком вместе со мной.
И тут… Пальма, Пальмочка прыгает на грудь одному из тех, двух, что пытаются Костика свалить. И валит его самого в песок!
А его дружок отпрыгивает сам, как будто у нас есть ещё одна собака.
Так, Пальма, так!
— С ума, что ли, сошли! — кричит нам тот, что лежит под Пальмой.
Приятели не собираются его выручать.
Пальма — это не то, что мы с Костей. Она упёрлась ему в грудь передними лапами, прижала к земле. Слюна капает ему на лицо. Парень слабо шевелится.
Я вижу, что одна сандалия у него подвязана синей ленточкой. Ленточка обвивает и ступню, и щиколотку. Спереди перекрещивается.
Новые сандалии в магазин никак не завезут!
Он дрыгает ногой в подвязанной сандалии.
Я смотрю — и не знаю, что делать. Думаю: «На его месте я бы со страху умерла!».
Но он живой. Он, вроде, даже постарался успокоиться. Собака не должна видеть, что её боятся…
Мне показалось — или он в самом деле что-то сказал Пальме, тихо, тихо…
Парень видит, что я смотрю на него. И он старается теперь поймать мой взгляд. Он поднимает голову с песка…
Если глаза встретятся — значит, я стану с ним разговаривать. По-человечески…
Как будто они по-человечески к нам подошли…
— Ну что, мир? — спрашивает парень.
Он уже взял себя в руки. Выровнял дыхание. И говорит так, точно стоит рядом с нами. Точно не под собакой, примятый, на песке лежит.
Смотрит на нас так, будто мы какие-то правила нарушили.
Костя щурится, я знаю — без очков чувствуешь себя беспомощным. Он только догадываться может, что вот это пятно — пальма… И вдруг он жёстко, по-хозяйски, говорит:
— Ладно, Пальма, назад.
И парень тогда садится и выдыхает:
— Пальма? Ёжик солёный! А я-то смотрю… Это баб-Анина Пальма.
И у меня само вырывается:
— Ёжик солёный!
Так, что все три наших врага оборачиваются к нам.
Костик вздрагивает.
Не зря мы брат и сестра! Я вижу, что он понял!
Но надо проверить.
Большая собака подарила мне ощущение странной силы, уверенности, какой я раньше не знала. Никогда мне не приходило в голову командовать кем-то. А теперь — запросто…
— Ну-ка, — говорю я этому, с ленточкой на ноге, — скажи снова: «Ёжик солёный!».
Мы же слышали, как он говорил «ёжик солёный» в микрофон!
А камера у него не работала, и мы ни разу его не видели.
— Ёжик солёный, — растерянно повторяет парень.
И Костя выдыхает:
— Ты Макар из Липовки!
Тот парень, что хотел ударить его сзади, начинает услужливо объяснять:
— Он Лёнчик. Лёней его зовут! Но — да, да, он из Липовки.
— Это бабанина собака, — снова говорит Макар. То есть Лёнчик.
А третий парень, чернявый, в растерянности кивает на нас:
— Это же наши, липовские. Я понял — командировочные они, те самые. Их с мамкой в Собакино и на квартиру никто не пустил.
И тот, что сзади напасть хотел, подтвердил:
— Ну да, тёть Марина моей мамке рассказывала. Их одна баб Аня пустила.