Илья Фрэз

Однако этот своеобразный перевертыш предыдущего фильма о том, что и без отца можно вырасти полноценным человеком, если тебя окружают хорошие люди, небезынтересный по замыслу, вылился в сентиментальную, назидательно-поучительную мелодраму, персонажи которой словно соревнуются между собой в благородстве и в стремлении помочь главному герою. Сюжетно фильм распадается на ряд мелких сцен, соединенных насильственно, по логике откровенной дидактики. К тому же на этот раз и выбор исполнителя оказался неудачным (редкий случай в практике Фрэза): Володя Костин в роли Севки скован, излишне серьезен, лишен чувства юмора. Он не живет на экране, а «играет» Севкину драму.

Фильм «Путешественник с багажом» был все-таки в некотором роде самоповторением режиссера и, как всякое самоповторение, отомстил за себя: продолжение серьезного разговора на тему безотцовщины не состоялось.

Не состоялось оно еще, вероятно, и потому, что задолго до начала работы над этим фильмом мысли Фрэза были целиком заняты другим замыслом. Уже давно ему хотелось поговорить о том, о чем, к большому сожалению, и сегодня довольно редко высказывается кинематограф, — о духовно-эстетическом воспитании подрастающего поколения, о воспитании чувств. Но окончательно его утвердило в этом замысле совершенно случайное наблюдение.

— Однажды, придя в театр на балетный спектакль, я вдруг обнаружил, что не вижу вокруг себя ни одного молодого лица, — рассказывал Илья Абрамович. — Неужели ребятам это совсем неинтересно? — подумал я. Я знал, что обычно у мальчишек пользуются уважением те из сверстников, кто разбирается в технике. Те же, кто любит или даже сам пишет стихи, хранят, как правило, свои увлечения в тайне, чтобы не прослыть чудаками. Размышляя об этом, я пришел к мысли, что эстетическая неразвитость, равнодушное отношение к искусству, в конце концов, не только обедняют человека, но делают его еще и эмоционально неполноценным. Глухота эстетическая страшна потому, что в ней потенциально заложена тенденция к циничному, потребительскому отношению к жизни, к людям, к обществу… Постепенно выкристаллизовался замысел — поставить фильм о ребятах, которые не только далеки от понимания искусства, но даже не испытывают в нем абсолютно никакой потребности. И мало-помалу под влиянием искусства, которое учит понимать прекрасное, в герое фильма должно наступить духовное повзросление, самоосознание себя как личности…

Кто я такой? Интересен ли как личность и личность ли я? Вот такие непростые вопросы задает себе восьмиклассник Коля Голиков из фильма Ильи Фрэза «Я вас любил…». С ним и его друзьями мы знакомимся в один из летних вечеров, когда вся компания, как обычно, собралась во дворе дома. Пинг-понг, твист, гитара и штанга — вот те незатейливые развлечения, которые заполняют вечерний досуг подростков.

Красота войдет в мир Коли Голикова нежданно-негаданно, в облике пятнадцатилетней девочки-балерины Нади Наумченко. Она гордо прошествует через их двор в своем светлом платьице и с чемоданчиком в руке, а изумленный и зачарованный Коля будет долго провожать ее восхищенным взглядом. Так войдет в его жизнь еще не осознанное им чувство любви с ее радостью и грустью, проснется в нем глубоко личное, не предусмотренное школьной программой отношение к прекрасному, к поэзии, к искусству. Открытие мира Красоты, беспокойная потребность в самоосознании себя как личности произойдут в нем через качественно иное душевное состояние — через новое чувство.

Первая влюбленность, незаметное взросление, пробуждение личности… Рассказать об этом хотелось И. Фразу без иронической снисходительности к юной неопытности, чистоте и трепетности первого чувства.

Пристальный интерес авторов фильма не к внешне-событийной стороне (никаких исключительных событий в фильме не происходит), а к душевному миру подростка, неоднозначная стилистика картины, соединившей в себе и лирику, и комедию, и драму, — все это ставило перед исполнителем роли Коли Голикова немалые сложности. Им стал семнадцатилетний Витя Перевалов, на счету которого это была уже далеко не первая роль, правда, самая большая и психологически наиболее сложная. Благодаря тому, что юный актер искренне и органично ведет все интонационные партии в фильме — лирико-комедийные, комедийно-драматические, именно его Коля Голиков — тихий, скромный, инфантильный мальчик, из тех, что никогда не ходят в лидерах класса, — задает тон всему фильму. Хотя, казалось бы, в герои фильма сама судьба предназначила его друга — крепкого, красивого и самонадеянного Женю Липатова. Но нет. Из всех ребят, с любопытством окружавших во дворе Надю Наумченко, она сразу выделяет Колю. Во всем еще детском облике Коли, в его восторженно распахнутых глазах, устремленных к Наде, столько чистоты, непосредственности и простодушия, что именно к нему обращается умненькая, высокомерная юная красавица: «У меня ость пропуск в театр. Хочешь, мальчик?» Иронические реплики ребят смущают Колю, и, прячась за их спинами, он отшучивается: «Да нет, я только пока на детские утренники хожу…»

Рядом с «интеллектуалом» Женей Коля и впрямь выглядит ребенком. Он привык, очевидно, быть на втором плане в присутствии своего неотразимого друга, выполнять его поручения.

Познакомившись с девочками из хореографического училища, Коля приглашает их в гости, тем более что родителей в данный момент нет дома. За столом главенствует, конечно, Женя. Он ведет солирующую партию в возникшем споро о лириках и физиках, модном в 60-х годах. Остальные лишь вторят ему. И когда выясняется, что Коля не знает, кто такой Экзюпери — «название или автор», и девочки презрительно замечают, что у них в балетном училище уже все, даже мальчишки, читали его «Маленького принца», Женя, выручая товарища, снисходительно замечает: «Подумаешь… стихи мы и сами сочинять можем… стихи писать не так уж сложно, лишь тренировочка нужна». Вот алгебра — другое дело… не чета стихам. А Коля, хоть и знаток математики, все больше молчит да тарелки из кухни носит — он не привык быть на первых ролях. И когда Женя отсылает его, как «лучшего математика школы», решить задачку для девочек, Коля безропотно уходит с учебником в прихожую…

Витя Перевалов одинаково хорош, органичен и убедителен в разных по эмоциональной тональности сценах. А его умению легко, естественно, без малейшего нажима и педалирования переходить от комедии к лирике, от лирики к драме мог бы позавидовать любой профессиональный актер. В роли Коли Голикова он не просто исполнитель, но подлинный актер.

…Вот Коля, забавный и смешной, во всей «стиляжьей красе» появляется по приглашению Нади на вечере в балетном училище: в темных очках, галстуке-«бабочке», с отцовской зажигалкой и пачкой сигарет в руках, которые небрежно-снисходительно предлагает знакомым. Уверенный в своей неотразимости, он азартно твистует в центре зала, не слыша в своем петушином упоении иронических реплик ребят, окруживших его плотным кольцом, даже не замечает гневно-презрительного Надиного взгляда… И совсем другого — застенчивого и по-мальчишески неловкого Колю видим мы, когда он идет провожать Надю домой. Он ведет с ней наивный, совсем еще полудетский разговор. «А как ты про меня думаешь?.. Ну, скажи только одно: положительно или отрицательно?» — настойчиво просит Коля.

Внутреннюю жизнь своего героя, смятение его неопытной души Витя Перевалов передает непосредственно и трогательно. Его большие выразительные глаза мгновенно реагируют на каждый Надин жест, каждое движение, слово. Они то восхищенно сияют, когда Надя отвечает, что думает о нем «положительно», то горестно недоумевают, когда она вдруг говорит, что Коля ей неинтересен и пусть никогда больше не ходит ее провожать. Слова Нади вызывают у него потрясение. Впервые Коля задумывается над тем, кто же он, что за человек, как ему жить дальше. И он спрашивает у матери: «Вот ты все-таки женщина. Вот скажи мне — я интересный человек?» «На мой взгляд, пока что не очень», — откровенно отвечает мама…

Благодаря психологически точной и выразительной игре Вити Перевалова мы верим, что действительно извилистый путь духовного и душевного взросления прошел его герой, коли он всем своим существом смог ощутить, полюбить, принять как свои про него, Колю Голикова, написанные пушкинские строки: «Я вас любил: любовь еще, быть может, в душе моей угасла не совсем». Теперь они не заучены им механически, по программе, а стали выражением его душевного состояния…