После Магритта

Харрис. Нет, боюсь, все еще не догадываюсь.

Фут. Тогда, может быть, вы объясните, что делал ваш автомобиль на Понсонби-Плейс сегодня в двадцать пять минут третьего?

Харрис. Ах, так вот оно что!

Фут. Именно. Не повезло вам, Харрис, с этим штрафным талоном… Из-за таких поворотов судьбы рухнуло уже не одно алиби. Мы выследили ваш автомобиль и послали констебля Холмса взглянуть на него.

Харрис. Но мы понятия не имеем об этом преступлении.

Фут. Что вы делали там, в другом конце Лондона?

Харрис. Мы были на выставке сюрреалистического искусства в галерее Тейт.

Фут. Наслушался я импровизированных алиби, но ни разу мне так не хотелось рассмеяться в голос.

Телма. Возможно, вам полезно будет узнать, что моя свекровь — большая поклонница Мегрэ.

Мать. Магритта.

Фут. Боюсь, мне не понять, к чему вы клоните.

Харрис. Поймете, когда я объясню вам, что она в совершенстве владеет тубой, поклоняется этому инструменту и интересуется всем, что с ним связано.

Фут. Туба? (Зло.) За кого вы меня держите? Еще немного — и мое терпение лоп… (Бросив взгляд на мать, он видит тубу, которую она положила себе на колени.)

Мать. А сейчас мне можно сыграть?

Харрис. Услышав, что на кое-каких из выставленных полотен изображен инструмент, к которому она питает всепоглощающий, поистине маниакальный интерес, свекровь моей жены, а вернее, моя мать настояла на том, чтобы мы повезли ее на выставку. Мы уступили, хотя и не располагали временем: нужно было репетировать перед сегодняшним профессиональным выступлением в «Норт Серкьюлар Дансерама». Кстати, еще немного — и мы туда опоздаем. (Без паузы обращается к Телме) Ты уже подшила подол?

Телма, всплеснув руками, немедленно стаскивает с себя платье и остается в бюстгальтере и трусиках. В ее движениях нет демонстративности, поэтому никто не обращает на нее особого внимания. Теперь ей нужно найти иголку и нитку, что она тут же и делает, не выходя из комнаты. В дальнейшем, однако, ее работу очень затрудняет отсутствие манекена. Она пытается накинуть платье на различные предметы мебели, но по той или иной причине — то мало света, то стул слишком низок — ни один из них ей не подходит. Наконец, естественным и плавным движением она вешает платье на Харриса, который этого просто не замечает. Зато Телме приходится, делая стежки, следовать за ним на четвереньках и уговаривать его постоять спокойно. Нет нужды говорить, что платье должно быть без рукавов и с пышной юбкой. Диалог тем временем продолжается без остановки.

Харрис. Глядите на нее! Будь у меня более организованная партнерша, я достиг бы вершин!

Фут. О вашем алиби…

Мать. Все это чушь.

Фут. Ага! (Поворачивается к ней.)

Мать. Тубы в огне, тубы, приделанные к львам и нагим женщинам; тубы, висящие в небесах. Была даже женщина с тубой и мешком на голове, если я верно разглядела. Не думаю, чтобы он хоть раз брал в руки инструмент. По мне, так у этого человека не все дома.

Харрис. Как говорит моя мать, выставка ее разочаровала.

Телма. Должна сказать, меня тоже. Не люблю отзываться пренебрежительно о других творцах, но картины не выглядели живыми. Я не говорю, что они плохие — нарисовано хорошо, но не живые, понимаете?

Фут. В данном случае это не важно. Встретили вы на выставке кого-нибудь из знакомых?

Мать . Я видела сэра Адриана Баулта.

Фут. Он это засвидетельствует?

Харрис. Вам придется простить пожилую женщину. Сэра Адриана Баулта она видит повсюду.

Мать. Я видела его в универмаге «Селфриджез».

Фут. Ну ладно…

Мать. Он покупал наволочку.

Фут (громко). Пожалуйста, не будем отвлекаться от дела! Которое оборачивается вот чем: после Магритта вы, по всей видимости, вернулись к своему автомобилю, припаркованному на Понсонби-Плейс, и двинулись в путь ровно в ту минуту, когда там в последний раз видели удирающего менестреля, а соответственно нетрудно предположить, что вы его поджидали и увезли с собой.

Харрис. Это чудовищное и совершенно голословное предположение, которое оборачивается бредом.

Фут. Был там какой-нибудь независимый свидетель, который мог бы подтвердить ваши слова?

Мать. Да… там был мужчина. Он махнул мне рукой, когда мы отъезжали.

Фут. Можете вы его описать?

Мать. Да. Он играл в «классы» на углу. На нем была просторная полосатая роба, как на каторжнике. Под мышкой у него была зажата дамская сумка, а другой рукой, с крикетной битой, он махнул мне.

Фут (пошатнувшись). Вы сможете его узнать?

Мать. Вряд ли. Он был в темных очках и хирургической маске.

Харрис выступает вперед, чтобы вернуть разговор на стезю здравомыслия.

Харрис. Моя мать немного запуталась, инспектор. Он не столько играл в классы, сколько был одноногим, а под мышкой он нес черепаху.

Фут. Чей череп?

Телма (ловко надевая на Харриса платье). Черепаху или же футбольный мяч — это был молодой человек в рубашке футболиста…

Харрис. Если дозволите вас прервать: этот человек едва ли был молод, судя по его седой бороде и — если не ошибаюсь — седым бакам.

Телма. Не хотелось бы заострять внимание на этом вопросе, но раз уж он поднят… Этот человек ковылял с такой прытью, на какую вряд ли способен дряхлый старик…

Харрис. Мне было хорошо видно через ветровое стекло.

Телма. Как раз шел дождь…

Харрис. Дворники работали исправно…

Фут. В любом случае этот человек независимо от его возраста, убеждений или пристрастий, видел, как вы отъезжали с Понсонби-Плейс сегодня в два двадцать пять?

Харрис. Боюсь, что нет, инспектор. Он был слепой и прокладывал себе путь белой тростью…

Телма. …футболист из «Уэст-Бромуич Альбион»… размахивал тросточкой из слоновой кости… ради Бога, Реджиналд, стой спокойно… и взберись-ка на стол, у меня спина разламывается…