Страница 14 из 56
— То есть, между сверрами и людьми не может быть общих детей? — мне надо было хоть что‑то просить, потому что память подкидывала издевательства, которые довелось мне испытать. Но то был один барон, а если бы на его месте было десять или больше мужчин, которым на тебя совершенно плевать? Для которых ты не больше, чем животное, бессловесное, бесправное, для удовлетворения похоти. Меня охватил страх, я прижалась к Сейму, ища у него защиты.
— Не бойся, малышка, я не дам тебя в обиду. Этим скотам не добраться до тебя, — обнял меня мужчина. — Больше не один сверр не сможет задурить тебе голову, обещаю. У них ведь как, сманил девушку, пообещал ее всего на свете, а сам провел ритуал полного подчинения. А он проводится только с согласия жертвы. Но девочка ведь никто не объясняет, что это за ритуал, они уверены, что их берут в жены. А дети, не знаю. Теоретически могут быть, а на практике лично мне о таких случаях неизвестно.
— Расскажи мне лучше о людях, как они появились, — вздохнула я, стараясь не думать о плохом. Я верю Сейму, но сомневаюсь, что он сможет меня защитить, если тот сверр мной заинтересовался.
— Тогда слушай, мой солнечный цветочек, — чмокнул меня в нос Сейм.
"Хакон смотрел на счастье брата и никак не мог решиться создать любимую себе. Он исходил весь мир, ища идеальный, по его мнению, материал, пока однажды не присел у ручья отдохнуть и напиться воды. Хакон сидел под сенью ивы и любовался ее гибкостью, легкостью, нежностью и теплом. Потому, как ластились к нему веточки дерева, как шелестела тихо листва. Хакон понял, что именно такая жена нужна ему — нежная, ласковая, душевная. Недолго думая он создал девушку — красивую, светлую, она сразу полюбила своего творца трепетно и без остатка. Хакон был счастлив, но не долго продлилась его радость. Дерево не вечный материал, он старится, умирает. Вот и Хакон заметил тень увядания на лице своей любимой. И его стала страшить мысль, что скоро она умрет, а ведь в его сердце нет места другой женщине. Богиня мать видела, как ее средний сын страдает, как ищет возможность продлить своей ненаглядной жизнь и молодость, но время неумолимо забирает девушку. Айньяша очень любила своих детей, она не могла оставить мучиться сына. Она отдала часть жизненной силы смертной девушке, наградив ее за искреннюю и верную любовь к своему сыну.
Отдав детям душу и жизнь, Айньяша превратилась практически в тень, а в скорости и вовсе ушла в древние чертоги, откуда пришли все боги. На пороге чертога Богиня — мать сказала, что ее дары останутся в мире. А Таллэку она дарит последнее, что у нее осталось — свое сердце. Когда‑нибудь, оно пробудится в груди младшего сына и он все поймет, осознает, исправит…
Эрон не смог забыть любимую, он долго горевал, а потом ушел вслед за своей прекрасной Айньяшей, чтобы в древних чертогах никогда больше не расставаться. А детям оставил этот мир, наказав, жить в дружбе и уважении друг к другу. Киган и Хакон никогда и не ссорились, им было нечего делить. Старший занимался любимым делом, создавая планеты и звезды, средний населял их живыми существами и растениями. Они были счастливы, работая вдвоем, их женщины хоть и были такие разные, но одинаково любили своих мужей. А Таллэк остался не удел. Ему больше не у кого было искать защиту и утешение, никто не смотрел на него с восхищением. Он впервые познал одиночество и обиду. Страшная смесь. Он мог выбрать любую девушку, как из сверров, так и из людей. Но он хотел доказать братьям, что может сам создать себе семью, которая будет его холить, почитать, восхищаться, падать в ноги и внимать каждому слову. Разум Таллэка был ослеплен желанием поквитаться с братьями, так и появилась Сумрачная равнина, населенная тварями. Потому что только чистая душа в состоянии создать что‑то светлое и хорошее, а в злобе рождаются монстры".
Сейм смотрел на дремавшую девушку, что доверчиво устроилась на его коленях, и не знал, как еще защитить ее от враждебного мира. Маленькая, нежная, ранимая, после всего, что с ней сотворил тот скот, Энжи еще могла язвить, сопротивляться, любить. Такая сильная и слабая одновременно. Как же мужчине хотелось ей все рассказать о себе, о мире, но он не мог, и не только магический запрет, наложенный хозяином, был тому виной. Он боялся, что Энжи оттолкнет его, узнав правду. Он даже этого наемника, Сейма, выбрал только потому, что мужчина был молод и хорош собой с человеческой точки зрения. Да и Сейм — неплохое имя, почему бы не оставить его себе. Главное, чтобы его цветочку ничего не напоминало о прошлом. Он хотел оградить ее от всех напастей, и даже придумал хороший план, как им долгие годы быть вместе, но сверр все разрушил. Теперь надо было срочно что‑то думать, ведь тот маг не оставит его Энжи в покое. Слишком она яркая, и дело даже не в физической красоте. Ее душа сияла, переливалась, особенно в последние дни. Девушка будто сбрасывала оковы, ее свет ослеплял и грел. Сверр не сможет пройти мимо, с его‑то пустотой внутри. Сейму с каждым днём все тяжелее было расставаться с Энжи, пусть даже ненадолго. Глаза сами ловили взгляд девушки, руки тянулись спрятать ото всех в объятиях, а губам хотелось целовать ее неустанно. Он целый день мечтал о ночи, о том, чтобы она никогда не заканчивалась. Но сегодня она у них может быть последней, потому что перед мужчиной стоял выбор, или создать для Энжи дополнительную защиту и привлечь внимание Хозяина к себе, или выкрасть девушку в надежде, что несколько лет счастья у них будет. Последнее было в духе его Хозяина — эгоистично и предсказуемо глупо. Потому что когда‑нибудь его призовет господин и он не сможет сопротивляться, а его любимая останется одна без защиты, без дома. Нет, он не желал такого будущего Энжи, он сделает все, чтобы ей больше не пришлось страдать. Пусть даже для него это будет означать и дальше прозябать в вечности без нее.
— Спи моя девочка, ночью тебе понадобится много сил, потому что единственное, что останется мне — это воспоминания, — прошептал тот, у кого даже не было собственного имени. А ему так хотелось что‑то оставить в память о себе этой солнечной девочке.
Убаюкивая в своих руках девушку, монстр ткал искусную защиту ее разуму, больше никто не сможет навязать ей свою волю. Но этого было мало, он вливал в Энжи собственные жизненные силы, связывая ее с собой навечно, но не с целью подчинить, а чтобы в нужный момент помочь. Теперь не только болезни будут обходить любимую стороной, но даже серьёзные раны заживут на ней без следа. И все же Сейму этого было мало, его разум искал дополнительные способы, но не находил. Он наделил бы Энжи магией, если бы мог, а так пришлось всего лишь пробудить спящие способности девушки, не зная наверняка, получится у него или нет, и во что все это выльется.
Усталость и потраченные силы взяли свое, он задремал, даже во сне крепко и бережно прижимая к груди свое сокровище. Последнюю неделю он почти не спал, было страшно закрыть глаза и проснуться не рядом с Энжи, а в своей клетушке, в холоде и одиночестве. Хозяин забрал у него не только душу и имя, но и воспоминания о прошлой жизни. Но Сейм знал точно — когда‑то давно он был не один. Он уже чувствовал похожее тепло и свет, что дарила ему Энжи. Кто‑то его любил, его не меньше, хоть и немного по — другому. Сейм подозревал, что это была его мать. Жаль, воспоминания ускользали и мужчина не мог сказать, что было подлинным, а что выдумкой подсознания.
— Развлекаешься? — насмешливо спросил Хозяин, с лёгкостью проникая в его сон. Сейм напрягся, прилагая усилия, чтобы господин не увидел Энжи его глазами. — О! Неужели мой верный слуга пустился во все тяжкие и не хочет делиться воспоминаниями? Я знал, что в тебе есть хаос, а сам ты не так уж скучен и предсказуем, каким казался все эти годы. Знаешь, я тут подумал, что зря мало внимания уделял людям, они такие забавные.
Хозяин улыбался, но Сейм не обманывался этой деланной доброте, господин с одинаковой улыбкой пытал заключенных и своих слуг. Просто из любопытства, сколько боли может выдержать то или иное тело. Пока в этом списке лидировал Сейм и то за счет своей быстрой регенерации и умения закрывать сознание. Когда‑то давно, Сейм не раз сбегал от Хозяина, но тот его возвращал и наказывал. Вот и сейчас, он улыбнулся, а потом из его груди вырвалось мерзкое склизкое щупальце, которое ударило Сейма. Волны дикой боли прокатились по мужчине, выворачивая его нутро. Заблокировать боль полностью не получалось, он отдавал все силы, чтобы Хозяин не проник в его мысли, в его желания.