Страница 17 из 22
Эти сводки о настроениях собирались оперуполномоченными каждый день по заданной матрице (иногда при помощи специальной группы информаторов): агент обязан был зафиксировать, где именно и в какой ситуации услышан текст; если он не знал имени рассказчика, то должен был максимально подробно описать его предположительную социальную принадлежность. Таким образом, в поле зрения властей стало попадать огромное количество текстов, по мнению властей, репрезентирующих мнение «безмолвствующего большинства».
С 1922 года ежедневная информация с мест из сводок ЧК, в которых скрупулезнейшим образом фиксировались слухи, стала объединяться в госинформсводку, которая поступала напрямую членам Политбюро. На первом месте оказались слухи[44] (слухами в документах власти могли называться различные по объему, плохо структурированные тексты), в которых органы усматривали антисоветскую агитацию и проводили мероприятия по розыску их «распространителей» (но не сочинителей!), но фиксировались и другие типы фольклорных текстов.
Насколько детально фиксировался каждый такой текст, показывает следующий выразительный пример из сводки за ноябрь 1920 года:
…До чего враги Советской власти стараются подорвать власть, характеризует слух, пущенный по крестьянам, т. е. как будто бы на крестьян наложена разверстка по 2 фунта тараканов с души и кто ее не выполнит, с того будут брать хлебом (Советская деревня I: 362).
Замечались самые мелочные и незначительные вещи, например, на протяжении одной недели в Рязанской области в разных районах «органы» зафиксировали слухи про украденную картошку (картошка просто украдена – картошка украдена для голодающих детей – колхозники издеваются над укравшими картошку – картошка украдена во время восстания). Отметим, что рассказы об одном и то же событии – краже картофелины – в одной сводке назывались слухом, в другой басней, в третьей – небылицей:
<…> в колхозе «Красный Маяк» члены сидят голодными; одна женщина, пытаясь укрыть горячую картофелину, украденную ею из общего котла, сунула ее за пазуху и сожглась (с. Киструс, Спасского района) (Рязанская деревня 1998: 168).
По многим селам Сараевского р-на циркулирует распущенный кулаками слух, что якобы в колхозах жить плохо – голодно, что в одном колхозе женщина для своих голодных детей заняла у соседки горячих печеных картошек, положила их за пазуху и обожгла живот. Этот слух распускает середнячка с. Борец Строилова В. (якшающаяся с кулачьем с. Борец) среди женщин (Там же,127).
По всему району распространена басня о том, что в коммуне «Заря» было восстание, во время которого 20 чел. убито, а одна из женщин сожгла себе живот картошкой, которую она украла горячей, якобы, потому что голодает (Пронский район) (Там же, 132).
Быв. торговец Бирюков явился на паровую мельницу и, собрав вокруг себя помольщиков, стал рассказывать и моколхозах следующие небылицы: <…> 3) в одном колхозе женщина, варившая картошку, украла одну картофелину и спрятала ее за пазуху для того, чтобы съесть. Колхозники обыскали ее и, найдя украденную картофелину, размяли ее и сожгли грудь женщине. «Вот вам и колхоз», – сказал Бирюков в заключение. Бирюков привлечен по ст. 58/10 УК (с. Насилово-Галицыно, Старожиловского района) (Там же,169).
Органы политического сыска видели в слухах верное средство манипуляции населением:
Антисоветские элементы, используя настроения крестьян, распространяют провокационные слухи о голоде, скором падении власти (Советская деревня II: 746).
Часто власти выделяли «распространителей» слухов – как конкретного человека (первый текст), так и целую социальную группу (второй текст):
(Поп) пускается на авантюру, через церковного старосту Астахова распространил слухи о том, что в ночное время в церкви раздается пение святых и загораются сами свечи, население поверило слухам, целыми толпами стекались у церкви – часами прислушивались к вымышленному пению святых. Наглая ложь выдумка попа подействовала на темных крестьян, часть из них стала выходить из колхоза (Рязанская деревня 1998: 188).
В с. З. Починки Ерахтурского р-на циркулирует слух, что ежедневно, ночью в церкви горят свечи и слышно пение хора. Этот слух распространен церковниками, которые объясняют вышеуказанное «явление» как признак того, что бог не хочет того, чтобы христиане вступали в колхозы, переходили на сторону антихриста (Там же, 372).
Адресатов слухов агенты нового режима считали «темными», «поддающимися на провокационные небылицы»:
Кулаками и попами складываются интересныя небылицы, запугивающие темное население деревни. Старики и старухи верят этим сказкам и быстро разносят их по деревне… (Осокина 1997: 205)
Из отдельных сюжетов особенное внимание властей привлекала история о том, как крестьянин видит гроб с кровью и неподъемный мешок с хлебом, а встреченный далее загадочный старик интерпретирует это как предсказание войны и голода[45]. Сравните два текста:
По дороге через лес к П.-Володарску шло несколько мужиков, где увидели груду несмолоченной ржи, они этому удивились откуда в лесу же могла взяться рожь, стали растаскивать, в середине оказался гроб, внутри гроба – кровь, они испугались этого через несколько сажен (нрзб) попадается навстречу женщина спрашивает что они видели (нрзб.) когда они рассказывают женщина превращается в Богородицу и говорит что это (нрзб.) знаменье божье, рожь означает голод, а гроб и кровь войну и так исчезает. Эта «агитация» охватила всю волость (сведения из сводки ОГПУ 1928 года по Ярославской области) (Смит 2005: 291).
На днях должна быть война Советского Союза с капиталистическими странами. Об этом мне известно из разговоров с гражданами села Рогаткино, которые ездили в село Дубровку и по дороге нашли мешок с хлебом. Они попробовали взять его, но не смогли поднять, хотя их было несколько человек. Далее по дороге им попалась другая находка – ведро с человеческой кровью, вызвало у них недоумение, и они поняли, что эти находки обозначают какую-то загадку, которую им разгадал встретившийся на дороге неизвестный старик. Этот старик объяснил, что мешок с хлебом обозначает, что в 1937 году будет сильный урожай, а ведро с кровью означает, что в этом году будет война и большое кровопролитие (рассказ колхозницы М. В. Прытковой, записанной в 1937 году оперуполномоченным НКВД в АССР немцев Поволжья) (Осокина 1997: 205).
«Органы» видят в этом явную антисоветскую агитацию, однако сам сюжет представляет собой традиционный фольклорный мотив «неподъемной сумочки»[46], известный, в частности, по былине о Святогоре, а варианты сюжета с гробом и кровью были распространены в Западной Европе еще в XVI веке[47].
Отметим, что нам редко попадались материалы, в которых «органы» искали бы «автора» конкретного текста. Чекисты никогда, видимо, не сомневались в анонимности фольклорного нарратива и в «авторстве народа», а степень вины обвиняемого, очевидно, определяли по тому, как он оперировал с этим текстом: слушал – пересказывал – записывал – давал прочитать другому:
В сентябре м-це 1935 г. обвиняемый Фурман А. П. в штабе отд. развед. батальона 78 с-д в присутствии командиров – лейтенанта Глазкова рассказывал к-р троцкистского характера анекдоты, направленные против вождей партии и соц. строительства, а, пользуясь тем, что являлся политработником, понуждал пересказывать Дунаева и Глазкова слышанные ими аналогично рассказанным им, т. е. Фурман, к-р анекдоты (Трепинин 2006:90).
44
Когда в 1947 году в рамках Гарвардского проекта началось изучение советской идеологии и повседневности на материале интервью невозвращенцев из СССР, в одной из первых же статей были представлены следующие данные: 50 % всех опрошенных (бывших советских граждан) указывали на слухи как на регулярный источник информации (Bauer, Gleicher 1953: 299). 74 % обсуждали слухи в разговорах с друзьями (из них самый значительный показатель – у крестьян и малообразованных групп – 27 %). 32 % среди профессиональных групп, 22 % среди служащих, 41 % среди рабочих, 73 % среди крестьян указали на слухи как на самый важный источник информации (Ibid., 302, Table 3).
45
См. варианты этих быличек: Ончуков 1928: 28; Шевырин 2004: 363–364; Осокина 1997: 205; Смит 2005: 291.
46
См., например, этот мотив в указателе: Кербелите 2001: 502.
47
Архипова А. С., Неклюдов С. Ю., Петров Н. В. Слухи 1928–1937 годов: от эпического сюжета к делу об антисоветской пропаганде, или Подлинная история «Сумочки Святогора» (Доклад на IX Международной летней школе по фольклористике и культурной антропологии, Переславль, 5 мая 2009 года).