Заповедник

Кэп снова замолк и уставился на огонь. Инженер, отложив гитару, налил чай и протянул кружку Кэпу:

— Ну а дальше!

— А что дальше, что дальше? Да ничего! Я увидел полную, даже толстую женщину с красным лицом гипертонички и большим отвислым носом. Если бы не сказали, что это — Франческа, я б мимо прошел, и даже мысли не появилось, что это она, ей-богу! Мне даже показалось, что она и нас-то плохо помнит и не сразу въехала, кто я такой. Слегка оживилась, когда я ей про Заповедник напомнил, про Город. В общем, вежливо раскланялись и разошлись. Вот и все. Зря ездил, воспоминания только похоронил. Она даже по-русски говорила с заметным акцентом, хоть и свободно. Это почему-то произвело на меня самое сильное впечатление, может, даже более сильное, чем внешние перемены. Вот!

— Да-а-а, — протянул Текс, — что тут скажешь… треть века, даже поболе, минуло с тех пор! Не думал же ты, что Франя с радостным визгом кинется тебе на шею и трепещущим голоском начнет выспрашивать о… прошлом: ах, наш Город, ах Заповедник, ах милые друзья!..

— Нет, конечно… но ее — Ее! — мне увидеть хотелось! Всегда хотелось. Все-таки всю жизнь вспоминал ту, нашу Франческу.

— Эх ты! Волк ты морской… а еще утром Дока лириком назвал! Вот ты и есть лирик-романтик, — ядовито и со вкусом обозвал Кэпа Текс.

— Как все моряки, — ехидно добавил Док.

Настроение у Кэпа явно испортилось, и он окончательно замолк. Замолчали и слушатели… Впрочем, Техник быстренько пристроился к гитаре и забренчал про далекие синие горы, про моря-океаны, только получилось у него на этот раз как-то тоскливо и меланхолично.

Глава 2

Целитель

Вдруг на дальнем конце поляны из высокой травы бесшумно вынырнули давешние хозяйские лайки и прямиком бросились к друзьям. Подбежав, они стали нетерпеливо повизгивать, поскуливать, а одна, коротко гавкнув, ухватила Кэпа за полу штормовки, настойчиво потянув за собой. Кэп сказал:

— С Дедом что-то? Упал и ногу сломал?

— Ага… Шею еще, скажи… С такими таежниками в самых-пресамых дебрях ниче не случится, — поднимаясь, возразил Текс и спросил:

— Ну, так идем? Все идем? Или…

Кэп пару секунд подумал и решительно отрубил:

— Никаких «или». Идем все! Неизвестно, что там случилось. — Затем, затолкав за ремень маленький топорик, произнес командным голосом: — За мной, нестроевые! Идем след в след, не растягиваемся, и… поглядывайте по сторонам! — и решительно двинулся вслед за собаками. Они обрадованно гавкнули и дружненько рванули в лес. Текс забежал в избушку с гитарой и тут же выскочил обратно, сжимая в руке трубку одноразовой ракетницы. Док показал ему большой палец, и оба быстренько двинулись за Кэпом. Когда стволы могучих елей окончательно сомкнулись за их спинами, сразу же потемнело так, что все остановились, вглядываясь в смутно различимые тени стволов. Впереди, между ветвей двух елей, показалась морда собаки. Нетерпеливо гавкнув, лайка снова скрылась. Постепенно глаза адаптировались, и друзья пошли более уверенно. Ноги почти до середины голеней погружались в ощутимо пружинивший мох. Особого бурелома, впрочем, не было, и они, лавируя между стволами и старательно отводя в сторону от лиц ветви елей, двигались довольно быстро. Так прошло минут тридцать. Подъем становился все более пологим, и, наконец, мы вышли на ровное место. К этому времени то ли посветлело немного, то ли глаза привыкли к густому полумраку, и поэтому издалека, в струящемся сверху белесоватом и немного призрачном свете они увидели между тенями огромных стволов зыбкую фигуру человека. Контуры ее колебались, искажались, и поначалу фигура казалась просто огромной, но по мере приближения она становилась все меньше, и вскоре они разглядели Деда. Он двигался с заметной натугой, сгибаясь под тяжестью какой-то массивной ноши.

— Неужто марала Дед прет? — шепотом спросил Текс. Однако Дед каким-то образом услышал это:

— Да какой такой марал? Серый разбойник в беду попал, — сказал он, с облегчением скидывая с плеч один конец импровизированных носилок. И только подойдя вплотную, мы разглядели, что на этих носилках лежал волк — огромный и серо-черный. Было видно, что туловище у него перетянуто какой-то тряпицей. Док протянул руку потрогать, но Дед предостерег:

— Не замай… он еще так тяпнуть может — без руки останешься, — и Док руку поспешно отдернул.

— А вас что ж он не тронул?

— Дык че ж он трогать-то меня будет, коли я ему помогаю. Он умный, понимат добро!

— Он что, в капкан попал?

— Да какой там капкан, косолапому он попался, вот и весь капкан. А тот ему и распорол брюхо-то.

И только тут мы увидели, что из-под окровавленной тряпицы — дедовой рубашки! — выступает раздутый и какой-то багрово-кровавый кишечник. Волк хрипло дышал, и лапы его слегка подергивались.

— Да он же умирает, — сказал Док, — если еще не умер!

— Не… не умер. Я ему кровь заговорил, больше не течет. Ежели вы пособите — успеем донести. Собак-то я и отправил за вами для этого. Одному мне было не успеть. Ну, взяли, взяли…

И друзья, подхватив с двух концов носилки с необычной ношей, понесли их к лесной избушке.

Дорога много времени не заняла. Назад шли уже знакомыми местами, да и дедок поспешал впереди, показывая, где лучше пройти и как поудобнее ступить. Несмотря на ношу, дорогу до избушки мы прошли чуть ли не в два раза быстрее. Выйдя на поляну, Кэп с Тексом — они как раз несли носилки — направились было к избушке, но Дед скомандовал:

— Не туды робя, не туды, — и махнул рукой куда-то за домик. Носильщики послушно свернули, а дедушка уже суетился у небольшого строения вроде землянки, наполовину врытой в высящийся за избушкой косогор. Пока поднесли носилки, хозяин успел широко распахнуть низенькую дверцу:

— Заноси, заноси… так… осторожно… ставьте.

И ребята опустили носилки посреди небольшого — метра три на три — сарайчика.

— Ну, все, спасибочки за подмогу! Теперя я не дам волчине помереть. Ступайте на речку, сполоснитесь, а то взопрели, поди?

Кэп с Тексом послушно вышли из сарайчика, а Док взмолился:

— Дедушка, разреши, я останусь, помогу… я же врач!

— Лекарь… это хорошо, однако ступай, паря, ступай… я один… ты не помощник мне здеся.

— Деда, не гони, — взмолился Док, — дай хоть посмотреть, как ты лечить будешь!

Дед испытующе уставился на него, потом махнул рукой:

— А, ладноть, останься. Только, чур, уговор. Садись в уголок и нишкни! В столб соляной превратись, чтоб ни звука, ни движения от тебя, а то спортишь мне все дело. Утерпишь? — пытливо уставился на него Дед, на что Док усердно закивал головой, мол, утерплю! — и устроился на небольшом березовом чурбачке, что стоял, как по заказу, в самом углу.

Дедок же, отвернувшись от Дока, принялся за дело. Для начала он бесцеремонно свалил волка с носилок, от чего тот шумно хакнул горлом, а лапы его довольно увесисто ударились о землю. Потом Дед грубо содрал грязную «повязку» с тела зверя, и часть кишечника вывернулась прямо на дощатый пол сарайчика. После этого он пристроил зверя так, чтоб вся обширная рана была хорошо видна, и, бросившись к маленьким узким полкам, снял с одной из них плоскую банку. Запустив в нее руку, он что-то вытащил в зажатом кулаке. Далее Дед протянул руку над раной, разжал кулак и стал потихоньку дуть на ладонь. Док разглядел, как мельчайший порошок, срываясь с дедовой ладони, невесомым облачком медленно оседал на шерсть, края раны и кишки волка. Так он сделал несколько раз… Потом небрежно запихал все петли волчьего кишечника в живот, встал на колени и стал что-то тихонько и довольно быстро говорить, глядя куда-то в угол. Док, приглядевшись, увидел там грубо вырезанное на коротком стволе дерева лицо какого-то идола. Временами Дед напевал, временами переходил на плавную и напевную речь, в которой Док понимал лишь отдельные слова: «…Сварг… хозяин Алатырь-камня, яви… силу свою и сотвори жизнь… Брату твоему меньшему так, как ты сварганил когда то… Бел-горюч камень… Мать сыра земля! Уйми ты всякую гадину нечистую от приворота и лихого дела!.. Дай силы и вдохни жизнь созданию… живому…». Так продолжалось минут десять, а потом дедок повернулся к телу волка и положил ладони прямо на рану, как бы прикрывая ее. При этом он начал издавал звуки, напоминающие горловое пение народов Севера. Это был монотонный, то низкий, то более высокий и немного хрипловатый звук. Казалось, его издает сам воздух, стены комнатенки. Звук вибрировал, заполняя и комнату, и голову Дока, от чего тот потихоньку стал впадать в сонноподобный транс… Потом он разглядел, как ладони Деда дрогнули и поползли вниз по ране… Вот тут-то Док и очнулся, ибо увидел, что на том месте, где была рана… Ее больше не было! Там был рубец!!! Узрев такое чудо, Док даже дышать перестал. А когда Дед довел ладони до другого конца раны, Док понял, что вся она превратилась в грубый рубец, казавшийся в полумраке почти черным.