Цветы тьмы

Хуго снова прикоснулся к ее лицу и поцеловал.

– Придется мне научить тебя целоваться, – сказала Марьяна и закрыла дверь чулана.

Хуго стоял потрясенный: таких прикосновений он еще не знал.

Переход из Марьяниной комнаты в чулан – как если бы тебя вырвали из разноцветного мира и бросили в темный мир, пропитанный запахом овечьих шкур. Он уже немного привык к этому запаху, но не к темноте. Когда Марьяна запирает чулан, он еще больше чувствует духоту. Когда духота усиливается, он поднимается на ноги и стоит около щелей.

В светлое время дня ему видны луга с пасущимися лошадьми и коровами, серые поля и два дома, увитые плющом. Он уже видел детей с ранцами, идущих в школу. Странно, все дети ходят в школу, и только мне нельзя учиться. За что мне такое наказание?

За то, что я еврей, ответил он самому себе.

За что нас наказывают? – снова спросил он себя.

Дома об этом не говорили. Раз он спросил маму, как узнают, кто еврей, а кто нет. Мама ответила просто:

– Мы не делаем различия между евреями и неевреями.

– Почему высылают евреев?

– Из-за непонимания.

Этот загадочный ответ застрял у него в голове, и он старался разобраться, откуда взялось это непонимание и в ком его причина.

– Это евреи виноваты? – спросил он как-то.

– Нельзя обобщать, – мягко ответила мама.

Сколько он себя помнит, он пытался разбирать предложение и понимать значение слов. Эти попытки не доставляли ему радости. Папа поощрял его мыслить упорядоченно. Мама, напротив, учила его быть частью происходящего и не задавать лишних вопросов, потому что не на каждый вопрос есть ответ. Нужно тепло относиться к людям и не ждать вознаграждения за каждое дело.

– Хуго, ты должен быть щедрым. Скупые люди несчастны.

Это было ее главным правилом, и она ему следовала. В аптеке бедняки получали лекарства бесплатно, но мама считала, что этого недостаточно. У нее были подопечные бедняки, которых она навещала дома и приносила им горячую еду или немного денег. Марьяне она приносила чего-нибудь свежего поесть и теплую одежду.

В аптеку приходили не только бедняки, но и душевнобольные, мелкие нарушители закона и даже настоящие преступники. Не раз аптеку окружали полицейские и сыщики. Родители были единодушны в том, что человека, пришедшего за лекарством, нечего придирчиво разглядывать. Не раз их обвиняли в помощи нарушителям закона. Мама всегда повторяла: «Мы не святые, просто не можем не замечать нуждающихся».

Хуго завернулся в овечьи шкуры, и ему показалось, что он вот-вот уснет – но добрый сон, который он уже ощущал кончиками пальцев, отступил, оставив его в темном безмолвном пространстве. Он снова видел дорогу сюда. В одной руке мама несла чемодан, в другой – рюкзак. Рюкзак был тяжелый, и Хуго было трудно его тащить.

Другая жизнь, сказал он себе – сам не зная, что говорит. И когда ему вырезали гланды, он не знал, что такое вынули у него из тела и сколько дней ему придется мучиться от боли. Люди рядом с ним, две медсестры и врач, казались ему грубыми и жестокими созданиями. Позади них беспомощно стояли мама и папа. Они глядели на него полными сострадания глазами, как будто говоря: Хуго, ты не одинок, мы всеми силами будем защищать тебя. Еще немножко, и врачи отпустят тебя, и ты вернешься к нам. Мы знаем, это нелегкое испытание, но через несколько дней все пройдет, и ты будешь с нами – как всегда.

Хуго очень ясно видел своих родителей. Далекое прошлое, которое пряталось от него, сбросило свое покрывало и стояло перед ним лицом к лицу. Ему было грустно от того, что он разлучен с любимыми родителями и должен валяться тут среди холодных вонючих шкур.

Еще будучи погружен в это пугающее видение, он услышал голос из Марьяниной комнаты. Это был голос недовольного мужчины, выражавшего это недовольство грубыми словами. Мужчина говорил на немецком, но отличавшимся от его немецкого. Хуго не понимал большинства слов. Сначала это забавляло его, но по мере того, как спор разгорался, в голосе мужчины слышалась явная угроза.

Марьяна, чей голос он отчетливо распознал, пыталась успокоить мужчину, но он продолжал стоять на своем. В конце концов Марьяна произнесла несколько фраз, насмешивших мужчину. Спор затих и сменился едва слышным шепотом.

Сон у него уже отняли. Он был начеку, и его внимание становилось все более острым. Из Марьяниной комнаты доносились скрипящие звуки, как будто кто-то пытался двигать тяжелую мебель. Эти движения все время усиливались, и было понятно, что слов не стало и только невидимые движения делают свое дело.

Потом он услышал, как Марьяна говорит:

– Если я тебе не желанна, можешь выбрать себе другую женщину. Я не единственная в этом заведении.

Ответа мужчины он не разобрал. Они заспорили, но без злости. Под конец он услышал, как мужчина сказал:

– Ты очень хорошо знаешь мои условия.

– Я стараюсь, но не всегда получается.

– Это твое дело.

– Я всегда пила, и только в последнее время ты начал жаловаться.

– Потому что ты перебираешь. Пьяная женщина – это женщина с изъяном.

– Ты не прав, выпившая женщина – это женщина, свободная от всех пут и способная любить как следует.

– Мне не нравится, когда мешают одно с другим, выпивка сама по себе, а любовь сама по себе.

– А я как раз считаю, что их стоит сочетать. Любовь без рюмочки – это любовь тусклая, безвкусная и полная преград.

– Понятно, – последовал ответ, и было ясно, что он с ней не согласен.

– Что поделаешь, такая уж я, уже не переменишь.

Несмотря на усталость, Хуго уловил весь разговор. Слова «пьяный» и «коньяк» не были ему незнакомы. Дядя Зигмунд, мамин брат, страдал пристрастием к коньяку, и в доме у Хуго эта тема была постоянным предметом разговоров. Хуго любил дядю, даже когда он бывал навеселе. Когда он приходил к ним домой выпившим, мама выставляла Хуго из гостиной и велела ему не выходить из своей комнаты. Дядя Зигмунд был веселым пьяницей, шутил насчет своего пьянства и всех смешил. Одна только мама не смеялась. Его пьянство огорчало ее, и временами она от этого плакала.

Тем временем Хуго уснул.

Во сне он был со своими родителями, они купались в реке Прут. Вдруг появился дядя Зигмунд, пьяный и грязный. Мама в отчаянии пыталась заслонить от взгляда Хуго это постыдное зрелище. Сделать это руками у нее не получалось, так она накинула большое купальное полотенце ему на голову, и оно целиком окутало его. Хуго не хватало воздуха, и он попытался сбросить с себя полотенце, но мама держала его обеими руками и не желала слушать его криков. Но тут ее хватка ослабла, и Хуго упал в воду Прута, которая внезапно поменяла цвет и стала черной и липучей.

Увидев это, мама схватила его и потащила двумя руками с криком: «Ребенок утонул, ребенок утонул, спасите!» От духоты, а может, от крика, Хуго пробудился от этого кошмара.

Первый утренний свет проник в чулан. Из Марьяниной комнаты теперь доносились веселые голоса, как будто там катаются по кровати и бросаются подушками. Было ясно, что это не тот мужчина, что ворчал раньше. Этот мужчина был веселым и забавлял Марьяну.

– Ты смешной, – повторяла она.

– Я не собираюсь тебя смешить.

– А вот смешишь. Хорошо мне с тобой.

– Сейчас откушу тебе что-нибудь.

– И я тебе что-нибудь откушу!

Смех все усиливался, и было понятно, что они рады друг другу.

Потом послышался голос мужчины:

– Поздно уже, мне пора идти.

– А когда снова придешь? – тут же последовал вопрос.

– Не знаю, нашу часть переводят севернее.

– Если придешь сюда, не забудь меня.

– Понятное дело.

– Тебе было хорошо со мной, правда?

– Чудесно.

После непродолжительной паузы он сказал:

– Наверное, нашу часть отправят на фронт.

– Надеюсь, что нет, – ответила Марьяна.

– Помолись за меня, чтоб не ранило, лучше пусть убьет, чем ранит. С раненого толку, как с мертвого. Я ухаживал за многими ранеными солдатами.