Страница 7 из 105
— Банкноты достоинством тысяча долларов каждая. Всего на сто миллионов. Они все переписаны, — пояснил Райт, поняв гримасу Мастерсона по-своему.
— Вы тут всегда говорите о подобных вещах громко? — действительно удивился тот. — Я имею в виду...
— Да, я понял, — улыбнулся негр. — Все это — далеко не тайна. Вряд ли можно удержать такую информацию в секрете, особенно здесь, где едва ли не каждый второй так или иначе связан с подготовкой груза к отправке. Но в этом нет ничего страшного, поверьте.
— И все-таки, может быть, было бы надежнее засекретить информацию?
— Конечно, за пределами этого здания никто, включая уборщиков, не скажет ни слова о сумме груза. Все служащие до единого проходят инструктаж и подписывают соответствующий документ.
— Однако, я читал доклад о том, что один раз на ваших курьеров уже было совершено нападение с целью захвата груза.
— А мы и не собираемся скрывать этого, — Райт нахмурился. — Кстати, нам так и не удалось выяснить источник утечки информации, хотя мы провели очень тщательную проверку.
— Вашему ведомству следовало бы быть осторожнее.
Райт уставился на федерала тяжелым взглядом.
— Приятно слышать это от агента ФБР, — наконец сказал он. — У вас есть какая-то информация относительно наших людей?
— С чего вы взяли?
— Агент Мастерсон, как вы думаете, я зря занимаю свое место?
Брюнет засмеялся. Смех этот, напряженный и скованный, потонул в треске телетайпов и писке компьютеров.
— Прошу прощения, я не хотел задеть вас. Видимо, взял не тот тон, — он развел руками. — Если бы мы располагали какой-нибудь информацией, то немедленно передали бы се вашему ведомству. Поверьте, я совершенно ии на что не намекал.
О’кей. Значит, мне просто показалось, — Райт, однако, не сразу отвел глаза, а продолжал еще некоторое время разглядывать федерала, словно пытаясь уличить того во лжи. Тем не менее, на ставшем вновь беспечным лице Мастерсона не отражалось ничего, кроме праздного любопытства. Негр продолжил. — Как вы знаете, мы перевозим груз самолетом. Это опять же продиктовано соображениями безопасности. Можно остановить м пину, пустить под откос поезд, но никому еще не удавалось захватить поднявшийся в воздух самолет. Это невозможно.
— Не надо так говорить, — вмешался Треви . — Агентство и Казначейство — самые суеверные из сех федеральных служб.
— Это уж точно, — вновь расплылся Мастерсе s. — Но им и следует быть именно такими...
Серо-зеленый «лендровер» резво летел по дороге, с обеих сторон которой все еще лежал мартовский снег. Правда, не такой белый и пышный, как в разгар зимы. Этот, весенний, был похож на облезлого кота или грязную губку. Днем солнце пригревало достаточно сильно и он тек, сползал на дорогу мутными ручейками. Кое-где образовались гигантские лужи, в которых плавали кусочки льда, почти невидимые в стылой воде. Колеса машины поднимали фонтаны брызг, вновь выплескивая их на обочину. И снег, продырявленный каплями, изъеденный погодой и солнечными лучами, проседал еще больше.
Зато сосны, украшенные тающими шапочками снега, смотрелись нарядно и празднично. «Лендровер» бежал по серой полосе мокрого асфальта, а за ним торопилась тень. Светлые клочья пара поднимались над дорогой. Влажные пятна уже начали подсыхать, уменьшаясь в размерах, а к полудню, когда начнет припекать совсем по-летнему, скорее всего, исчезнут совсем, оставив о себе лишь воспоминания.
У самого горизонта, неровного, вздымающегося пиками гор, темнела узкая свинцовая полоска. Она предупреждала о грядущей непогоде. Полное безветрие не оставляло никаких шансов на то, что гроза может разойтись или пройти стороной. Скорее всего, часам к четырем-пяти вечера разразится настоящий буран. Но вполне возможно, что кому-то повезет и ветер внезапно переменится, хотя Гейб не хотел этого. Пусть сыплет снег, пусть воет ураган, пусть горы завалит по самые вершины, пусть заметет весь мир, тогда, по крайней мере, этот день потеряет свое пугающее сходство с тем, другим, оставшимся за спиной. Восемь месяцев воспоминаний. Восемь месяцев совесть не давала ему заснуть, но даже если сон приходил, он являл собой одну и ту же картину. Глаза. Жуткие глаза Сары, застывшие, стеклянные, в тот момент, когда она поняла, что через несколько секунд умрет. Эти глаза впечатались в его сны и не хотели покидать их.
Двигатель истошно завыл. Гейб не заметил, как выжал педаль газа до самого пола. «Лендровер» в считанные секунды развил такую скорость, что увидь кто из туристов «сумасшедшего лихача», у них глаза полезли бы на лоб. На столь узкой и скользкой дороге, как эта, никто не решался ехать быстрее тридцати миль. А сейчас стрелка спидометра уверенно перевалила за восемьдесят.
«Если ты сейчас не нажмешь на тормоз, — мрачно подумал Гейб, — то уже через полминуты сможешь лично извиниться перед Сарой за то, что не удержал ее».
Сбросив скорость, он повел «лендровер» аккуратнее, внимательно наблюдая за дорогой. Это на какое-то время отвлекло его от мучительных воспоминаний. В общем-то, Гейб знал шоссе, как свои пять пальцев. Пять лет он водил машину в город по меньшей мере раз в неделю. А поскольку другого пути к спасательной станции просто не существовало, не было ничего удивительного в том, что любой из работающих здесь людей смог бы проехать по этой дороге с завязанными глазами.
Справа мелькнул указательный щит, доходчиво объяснявший, что через двести ярдов туристов ждет автозаправка — старик Кендик так и не продал свое дело, хотя лишь на памяти Гейба не меньше десятка раз грозился поступить именно так. Через полторы мили милый уютный отель «Холодный блеф» — такое же название носил и один из самых высоких утесов — который содержал Тони Барнфейзер, заботящийся о престиже своего заведения, действительно любящий его, поддерживающий в отеле удивительную, прямо-таки стерильную чистоту и имеющий в своих подвальчиках богатейший запас по-настоящему хороших вин.
Еще через милю начинался первый альпинистский маршрут. А еще через одну стоял небольшой городок, — если можно назвать этим словом семь сбившихся в кучу двухэтажных домиков — в котором жили спасатели. Сама база, включающая в себя рабочий комплекс и вертолетную площадку, расположилась выше, в горах. Дорога, которая шла туда, была на порядок хуже основной, но грузовики компании, поставляющей топливо для вертолета, исправно вползали на эту верхотуру раз в три дня.
Из-за бело-зеленой стены елей и сосен появилось низкое одноэтажное здание заправки. Прежде, чем «лендровер» проехал мимо, Гейб успел заметить несколько машин. Темно-синий «сивик», к заднему стеклу которого прилипла печальная морда сенбернара с высунутым из слюнявой пасти огромным лопатообразным розовым пятном языка. Рядом таращился в боковое стекло парнишка лет четырех-пяти, терзающий пухлой ручонкой козырек красной бейсболки с надписью «Огайо». За «сивиком» стоял зеленый «шевроле», а у заправочной стойки замер голубой «джип-ренегат», не видевший щетки и воды уже, наверное, год. И если первые две машины Гейб не знал, то третью вспомнил безошибочно.
«Ренегат» принадлежал двум двадцатилетним парням — Реду и Кевину. Фамилий он не знал, да, собственно, и не испытывал в этом особой нужды. Наезжали эти ребята из Сиэтла и, в отличие от большинства туристов, проводили тут, в горах, три месяца в году. Каждый уикенд Ред и Кевин, галдящие, вопящие, прилетали на своем «ренегате», из окон которого постоянно неслась музыка, стихающая при приближении к первому альпинистскому маршруту, ползали по утесам и ночевали в палатке, несмотря на то, что Барнфейзер из уважения к их крепким характерам — и это было истинной правдой — предлагал им номер за четверть обычной цены. Нет, они любили залезть повыше и там, на самом верху, болтать вечером в маленькой палатке, слушая, как бесится снаружи ветер, музыкальную волну местной радиостанции или вообще ничего не слушая. Просто болтать, и все.