Страница 67 из 75
В Ирклиеве и в Переяславе были приняты все меры предосторожности со стороны жолнеров и остававшихся верными правительству реестровиков. По слухам, низовых казаков накопилось уже до шести тысяч. Было получено известие, что 2.000 мятежников переправились у Кременчуга через устье Псла и пошли, как можно было догадываться, к Хоролу и Миргороду.
Между городами, охраняемыми коронными и казацкими отрядами, сообщение сделалось затруднительным, и от этого распускаемые запорожцами слухи действовали на приверженцев правительства еще тревожнее. Было слышно, что атаман Сухий стоит над Сулою в Жовнине, верстах в 20 от Ирклиева. Между тем знали, что казаки Гуни овладели четырьмя перевозами через Днепр, именно: в Кременчуге, Максимовке, Бужине и Чигрин-Дуброве, или Черной Дуброве. То же самое старались они сделать и по всему Днепру, чтобы прервать сообщение между коронными гетманами и их украинским войском.
Шляхта боялась, чтобы низовцы не подплыли к Киеву, и не овладели стоявшею там коронною артиллериею. Положение жолнеров, квартировавших в Украине, представлялось отчаянным. Край был до того голоден, что охранители городов больше страшились осады, нежели приступа. Подвергаясь лишениям, жолнеры тем бесцеремоннее обирали мужиков, и этим вооружили против себя все простонародье, может быть, еще больше, чем измышленным на их счет поруганием церквей, до которого не допустил бы их ни один из тогдашних ротмистров, питомцев Конецпольского. Теперь им предстояла расплата за всякую курицу, что была принуждена сготовить своему постояльцу жена какого-нибудь сиромахи, которому волей и неволей пришлось на Запарожье «луги потирати, своим тілом комарів, як ведмедів, годувати». Теперь предстояло им сводить с казаками счеты за все ласки, похищенные у их жен и дочерей насилием, или соблазном. Постонародная память сохранила в кобзарских думах до нашего времени память об этом наравне с ненавистными казакам жидовскими арендами и с казацкими вымыслами о поругании церквей.
Предчувствуя беду, жолнеры каялись, что, имея в виду зимнюю стоянку, записались в квартяное войско до самого лета. «Мудрено воевать с неприятелем», рассуждали они, «который, если только захочет, легко может увеличить силы свои, — которому ничего не стоит добыть себе оружие, и которого не вдруг испугаешь, когда у него есть хоть небольшая защита — какая-нибудь заросль, или болото. Не даром говорят: берегись примиренного врага! а наш враг умеет выдержать татарские атаки, привык переносить жажду и голод, зной и стужу, неутомим в нападениях, и не остановится даже перед нидерландскими батареями, парапетами, валами и шанцами. А на море что он делает! Посреди волн нападает легкими чайками своими на суда, искусные в чужеземных оборотах, и побеждает все их военные хитрости. Изволь воевать с таким неприятелем на тощий желудок»!
Но казаки, кроме самых завзятых, сомневались в успехе своего предприятия. Их предводители, как Остряница, вывезли даже своих жен и все свое имущество за московский рубеж. Задача их состояла в опустошении, а не в завоевании края; опустошать же безнаказанно край можно было в таком только случае, когда бы левобережные жолнеры были отрезаны от правобережных. Для этого предположено было держаться главными силами вдоль «обычного Казацкого шляху» и овладеть во что бы то ни стало Киевом.
Но привычные к стройным движениям реестровики, утратив несколько сотен, перебежавших к запорожцам, оставались на стороне панской. В ополчениях Гуни, Скидана и Остряницы немного было людей, опытных в военном деле. Большею частью они состояли из новобранцев, которым старые казаки наобещали шуб, серебра, коней и всякой добычи; а было много в этих ополчениях и таких нетяг, которых выписчики и взбунтовавшиеся казаки заставили силою участвовать в войне против панов. Казацкие купы были вооружены плохо. Значительная часть скидановцев имела одни дубины да косы. Надеяться на удачное столкновение с коронными силами было нельзя. Приходилось бороться с жолнерами только выносчивостью, искусными передвижениями да сиденьем в недоступных окопах.
Захватив на Днепре переправы, низовцы поплыли байдаками к Киеву, а сухопутное войско их открыло свои действия против панов между реками Пслом и Ворсклом. Это междуречье изобиловало в то время обширными лесами и болотами, которые представляли для казацкой стратегии множество неприступных позиций. Здесь казаки добывали и выпасали коней для войны. Здесь у них были неведомые жолнерам пастбища для скота, угоняемого из богатой Вишневетчины. Воюя и вместе кочуя по окраинам панских владений, они усиливали себя новыми беглецами, и заготовляли в лесах запасы селитры, в которой жолнеры часто нуждались в самый разгар военных действий.
Вскоре Остряница, вместе со Скиданом, занял город князя Вишневецкого, Голтву, отличавшийся крепкой позицией над рекой Пслом. Станислав Потоцкий соединил главные отряды своего войска и поспешил на берега Псла. Не было никакой возможности пробиться в город обыкновенным боем. Надобно было против казацких насыпей сделать собственные. Заняв здесь неприятеля атакою, Потоцкий устроил шанцы против города с другой стороны реки, и под их прикрытием перебросил через реку мост, по которому пытался вломиться в Голтву. Казаки оборонялись бешено, отбили нападение, сожгли мост. На другой день снова началась постройка моста, под прикрытием немецких эйлеров. Предвидя это, казаки переправились ночью в лес, завалили дорогу, по которой могло бы прийти к немцам подкрепление, открыли по ним из-за пней пальбу и, когда немцы выстреляли заряды, истребили всех до одного.
В это время Станислав Потоцкий ударил всеми силами на казацкие укрепления. Но, когда жолнеры и реестровые казаки были заняты приступом, бунтовщики, засевшие ночью в байраках, ринулись на его стан. Только превосходство вооружения и боевого искусства помогло Потоцкому устоять на позиции. Он отступил к Лубнам и решился ждать подкрепления из-за Днепра.
Остряница и Скидан вообразили, что ляхи намерены бежать за Днепр, и выступили из Голтвы по следам Потоцкого. Они получили вести о движении к ним новых казацких куп, навербовали их тут же в Заднеприи, и надеялись охватить Потоцкого со всех сторон. Но, к удивлению своему, наткнулись на ляхов, стоящих в боевом порядке на левом берегу Сулы.
Полагаясь на свою численность, бунтовщики смело ударили на Потоцкого и реестровиков. Жолнеры не дрогнули. Их артиллерия и немецкая пехота наносили казакам сильный вред. Конница разорвала табор Остряницы и овладела двумя стами возов. Реестровые казаки, зная, что с ними будет в случае успеха бунтовщиков, помогали жолнерам усердно. Битва кипела целый день.
Вечером Остряница выгнал в поле почти всех коней, и заставил Потоцкого думать, что к низовцам пришло свежее войско. Он обратил в ту сторону пушечную пальбу; а Остряница, пользуясь клубами дыма и облаками пыли, начал отступление вверх по Суле. Наступившие сумерки спасли его от преследования. Впрочем Потоцкий был обессилен битвою. Войско его крайне нуждалось в отдыхе. По следам Остряницы отправил он только несколько хоругвей да несколько сотен реестровых казаков, чтоб они, как выражались поляки, вешались на хвостах у неприятеля.
Не успел Станислав Потоцкий привести в порядок свой обоз и артиллерию, как открыто было в степи больше двух тысяч казаков, идущих на соединение с Остряницею под начальством Путивльца. Добытые языки объявили, что эти казаки навербованы на запорожском пограничье, что в числе их находится 500 донцов, что все они хорошо вооружены и большею частью отличные стрелки.
Потоцкому удалось захватить это войско в безводном поле и, после упорного боя, длившегося целый день, принудить к покорности. Казаки от крайней завзятости перешли к крайней низости: выдали Потоцкому своих вождей, Путивльца и Репку, а сами изъявили готовность сражаться, вместе с реестровиками, против бунтовщиков. Но жолнеры дотого были раздражены своими потерями, что, во время переговоров, бросились на побежденных и перебили до остатка, как бы в доказательство, что одни воины стоили других. Уцелели только те казаки, которые попадали между трупов и притворились мертвыми.