Страница 42 из 85
Наконец, была и еще одна категория наследственных пожалований. Сыма Цянь в «Исторических записках» сообщает с том, что У-ван даровал владения «потомкам древних правителей» [Такигава Камэтаро, т. 1, 260–261]. Речь здесь идет, по-видимому, о тех племенных объединениях, которые существовали еще до начала борьбы чжоусцев за верховное главенство на Среднекитайской равнине, а затем были признаны ими в качестве подчиненных вану территорий чжухоу. Количество таких чжухоу, «пожалование» которых означало не более чем признание де-юре, было, очевидно, весьма значительным, так как общая численность чжухоу в начале Чжоу составляла около 200 [там же, 67–68] (карта 6).
Вопрос о социальных и этнических последствиях чжоуского завоевания сложен и не может считаться решенным. Есть основания полагать, что до завоевания чжоусцы находились на более низкой ступени общественного и культурного развития, чем иньцы. Хотя у чжоусцев, вероятно, уже существовала своя письменность [подробнее об этом см.: Крюков, 1965], она имела весьма ограниченную сферу применения, и в X в. до н. э. чжоусцы заимствовали письменность иньцев. Эпиграфические памятники раннечжоуского времени (надписи на ритуальных бронзовых сосудах и колоколах) написаны на иньском языке с помощью иньской письменности.
Факты говорят о том, что победители во многих отношениях стали прилежными учениками побежденных. Они заимствовали у иньцев не только письменность, но и все другие важнейшие культурные достижения, включая технику изготовления бронзовых предметов, боевые колесницы, умение возводить городские стены и многое другое.
Весьма противоречивы суждения исследователей о тбм, как повлияло чжоуское завоевание на социально-экономическое развитие общества [Крюков, 1967, 53–54]. Представляется, однако, весьма вероятным, что социальные последствия этого события не были значительны. Завоевание привело лишь к смене «верховного единства», тогда как основные ячейки социальной организации общества не претерпели сколько-нибудь значительных изменений [там же, 69–75].
Борьба за «гегемонию»
Политическая ситуация, сложившаяся в результате чжоуского завоевания, претерпела существенные изменения лишь в VIII в. до н. э. Под давлением враждебных западных племен столица чжоуского Сына Неба — Хао оказалась в опасности. В 771 г. до н. э. она была захвачена, а правитель Ю-ван попал в плен. Его сын, Пин-ван, вынужден был перенести столицу на восток, в город Лo-и, основанный еще в XI в. до н. э. в среднем течении Хуанхэ, при впадении в нее р. Лошуй. Начался период Восточного Чжоу[6].
Сам по себе факт перенесения столицы был чреват немаловажными последствиями, которые вскоре не преминули сказаться. Чжоуский «домен» располагался теперь не на исконных землях предков Сына Неба, а на территории, первоначально принадлежавшей чжухоу. Поэтому постепенно все более и более отчетливо вырисовывалась тенденция ослабления власти вана. Он по-прежнему считался верховным правителем Поднебесной, но практически все реже вмешивался во взаимоотношения между подчиненными ему чжухоу.
В политической жизни эпохи Чуньцю возникла принципиально новая ситуация, не имевшая прецедентов в X–VIII вв. до н. э.: один из наиболее крупных чжухоу добился главенствующего положения среди соседних владений и стал «гегемоном», заняв, таким образом, позицию связующего звена между ваном и наследственными владениями, которые к тому времени стали фактически полусамостоятельными царствами.
Обособление прежних наследственных владений — одна из главных проблем эпохи Чуньцю. Некоторые из них, например Янь, некогда пожалованное У-ваном своему родственнику, в VII–V вв. до н. э. практически не поддерживали каких-либо прямых связей с чжоуским ваном. Это, между прочим, дало основание некоторым современным историкам отрицать достоверность того факта, что Янь было пожаловано в начале ЧЖОУ родственнику У-вана [Ци Сы-хэ, 1940]. Находки ряда надписей раннечжоуского времени подтверждают свидетельства письменных источников[7]. Обособление Янь, как и некоторых других отдаленных царств, произошло, по-видимому, лишь в третьей четверти I тысячелетия до н. э.
Лозунгом первого «гегемона», с помощью которого он стремился сплотить под своей эгидой большинство царств на Среднекитайской равнине, было «уважение к вану». Эта попытка использовать традиционный идеал Сына Неба была тесно связана со вторым лозунгом: «отпор варварам». Такова была политическая программа правителя царства Ци, Хуань-гуна (685–643 гг. до н. э.), который стал первым «гегемоном» периода Чуньцю.
Борьба за «гегемонию», в которую включились все наиболее значительные царства, и прежде всего Ци, Цзинь и Чу[8], шла непрерывно на протяжении VII–V вв. до н. э. (табл. 23).
Основным аргументом в этом споре сильнейших была военная сила; дипломатические акции лишь предваряли или завершали столкновения на поле брани. Только однажды, в 544 г. до н. э., по инициативе царства Сун, принадлежавшего к числу тех сравнительно небольших владений, которые в наибольшей степени страдали от войн между претендентами на гегемонию, состоялся съезд чжухоу, на котором был подписан договор «о замирении».
Этот договор, впрочем, разделил участь всех подобных документов древности: вооруженная борьба за власть вскоре после его заключения не только возобновилась, но и приобрела еще более жестокие формы.
Развитие социальных отношений
Хотя вопрос о характере социально-экономических отношений в древнем Китае во II–I тысячелетиях до н. э. продолжает оставаться предметом дискуссии [Китай, 298–299], наиболее убедительной представляется характеристика иньского и раннечжоуского общества как раннеклассового. Наиболее существенными особенностями этой эпохи было, с одной стороны, существование социального неравенства и имущественной дифференциации, с другой — отсутствие частной собственности на основное средство производства — землю.
Как свидетельствуют источники, раннечжоуское общество делилось на несколько социальных групп, соотнесенных друг с другом по принципу иерархии. Принадлежность человека к определенной социальной группе проявлялась в совокупности материальных благ, которыми он мог пользоваться. Эти различия касались материальной культуры и находили отражение даже в языке: для обозначения одного и того же понятия существовали различные слова, употреблявшиеся в зависимости от того, к какой социальной группе принадлежал говоривший. Структура социальных групп была непосредственно связана с системой землевладения и землепользования. Все земли в Поднебесной считались принадлежащими вану. Он жаловал наследственные владения представителям высшего ранга знатности, те в свою очередь жаловали землей обладателей следующего ранга и т. д. Поэтому земля, обрабатывавшаяся простолюдинами, не принадлежала кому бы то ни было в особенности: права на нее имели представители различных социальных групп. Система землепользования, таким образом, зиждилась на условном землевладении.
6
3 Восточное Чжоу (770–256 гг. до н. э.) по традиции делится на период Чуньцю (VIII–V вв. до н. э.) и Чжаньго (V–III вв. до н. э.).
7
4 Надпись на бронзовом треножнике, сообщающая о том, что «Шао-гун возвел стены в Янь», была в 1955 г. включена Чэнь Мэн-цзя в его свод текстов раннечжоуского времени [Чэнь Мэн-цзя, 1955, 94–95]. В 1973 г. под Пекином было раскопано погребение западночжоуского аристократа, в котором обнаружены ритуальные сосуды с надписями. В одной из них упоминается «яньский хоу» [Бэйцзин фуцзинь…, 1974, 314]. Все это соответствует указаниям летописей на то, что Янь, расположенное около современного Пекина, было пожаловано сыну Шао-гуна, получившего ранг «хоу».
8
5 Царство Чу возникло в X в. до н. э. в левобережье среднего течения Янцзы.