Страница 10 из 85
Несколько более поздним периодом по сравнению с черепом из Маба датируется так называемый чанъянский человек, костные остатки которого найдены в 1956 г. в пещере Лундун в уезде Чанъян (8) провинции Хубэй. Остатки эти включали фрагмент левой верхней челюсти с двумя зубами (первым премоляром и первым моляром), а также отдельно второй левый предкоренной. Сопровождающая фауна стегодон-аилуроподного типа позволяет отнести чанъянскую находку к среднему плейстоцену, скорее всего к самому его концу. Морфологически челюсть и зубы чанъянца обнаруживают ряд примитивных особенностей, позволяющих сближать их с соответствующими остатками неандертальцев и близких к ним форм, в частности родезийцев Южной Африки. К числу таких примитивных признаков относятся, например, большие размеры моляра и премоляров, прямоугольно-вытянутая форма их коронок, сильно развитые зубные корни. Все же по сравнению с синантропом чанъянец, по свидетельству описавшего его Цзя Лань-по, относительно более прогрессивная форма древних гоминид [Chia Lan-por 247–257; У Жу-кан, Чебоксаров, 10–11; Крюков, Чебоксаров» 40].
Динцуньский человек
К палеоантропам относится, по-видимому, и динцуньский человек, три зуба которого (два верхних правых резца и нижний правый второй коренной) найдены в ноябре 1914 г. около деревни Динцунь (9) в провинции Шаньси. Зубы эти принадлежали, по всей вероятности, ребенку 12–13 лет. Геологические и палеонтологические данные позволили большинству китайских палеонтологов и археологов датировать местонахождение в Динцуне поздним плейстоценом или «периодом лёсса», очень характерным для Северного Китая (150–200 тыс. лет назад) [Пэй Вэнь-чжун, У Жу-кан, Цзя Лань-по и др., 1958, 1—111; У Жу-кан, Чебоксаров, 19596, 10—И; Крюков, Чебоксаров, 1965, 40–42]. Однако один из авторов монографии о динцуньских находках, Цзя Лань-по, высказал предположение о более раннем (среднеплейстоценовом) возрасте динцуньца. Недавно точку зрения Цзя Лань-по поддержал В. Е. Ларичев, считающий гоминида из Динцуня нижнепалеолитическим архантропом и связывающий его культуру с еще более ранними культурами— ланьтяньской и кэхэ [Ларичев, 1970, 39–47; Ларичев, Кашина, 83–93].
Морфологическая характеристика динцуньских находок затрудняется их фрагментарностью и принадлежностью молодому субъекту. Несомненно все же, что зубы ребенка из Динцуня по сравнению с зубами синантропов соответствующего возраста небольшие. Во многих отношениях резцы и моляр динцуньца напоминают соответствующие зубы неандертальских детей (рис. 2). Сближающими особенностями являются здесь некоторые примитивные признаки: нечто вроде базальных бугорков на внутренней поверхности резцов или более сложного, чем у современных людей, рисунка на жевательной поверхности моляра («узор дриопитека»). Отмечена лопатообразная форма резцов дпнцуньца [Woo Ju-kang, 1956,389–397].
В Динцуне вместе с костными остатками человека найдены многочисленные каменные орудия, изготовленные преимущественно из роговика. Среди них встречаются орудия, обработанные как с одной, так и с двух сторон. Некоторые напоминают европейские ручные рубила, другие же обнаруживают определенное сходство с мустьерскими скрёблами и остроконечниками. Известны также изделия из галек, близкие к чжоукоудяньским. В. Е. Ларичев обращает внимание на специфические черты динцуньского комплекса каменных орудий, сближая его, с одной стороны, с инвентарем нижнепалеолитических местонахождений Кэхэ, Ланьтяня и стоянок, недавно открытых Советско-Монгольской археологической экспедицией [Ларичев, I960, 111–115; его же, 1971, 47–52; Окладников, Ларичев, 1963, 78–89; их же, 1967, 80–91; их же, 1968, 104–115] в различных районах Гоби, с другой — с цзячэнским комплексом (Шаньси), который рассматривается как более поздний по сравнению с динцуньским [Ларичев, 1960, 111–115]. Несмотря на спорность некоторых положений В. Е. Ларичева, его гипотеза о преемственности развития раннепалеолитических популяций и культур кэхэ — ланьтянь — динцунь — цзячэн очень интересна.
Ордосский человек
К палеоантропам следует отнести также хэтаоского, или ордосского, человека, костные остатки которого обнаружены в среднепалеолитических стоянках Внутренней Монголии. Еще в 1922 г. французские исследователи Э. Лисан и П. Тейяр де Шарден нашли на стоянке Шараоссогол в районе Ордоса (Хэтао) (10) верхний левый боковой резец ребенка 7–8 лет. Общие размеры зуба напоминают современные, но на лингвальной поверхности находится выступающий базальный бугорок (Tuberculum dentale), который обычно считается примитивным признаком. Форма резца лопатообразная, такая же, как у синантропов и динцуньского ребенка [Licent, Teilhard de Chardin, 285–290; Woo Ju-kang, 1956, 389–397]. Вообще сходство хэтаоского резца с динцуньским поразительно; несмотря на фрагментарность находок, оно позволяет говорить о генетическом родстве обеих форм восточноазиатских древних людей, обитавших в плейстоцене в сходных естественно-географических условиях сравнительно недалеко друг от друга.
В 1957 г. в районе Шараоссогол а сделаны новые находки хэтаоского человека — теменная и бедренная кости, пролежавшие в земле от 70 тыс. до 100 тыс. лет. Теменная кость извлечена из почвы террасовидного сброса речной долины. От поверхности земли она находилась на глубине 35,5 м. По описанию У Жу-кана, эта теменная кость толще, чем соответствующая кость современного человека, но тоньше такой же кости синантропа. На внутренней ее поверхности заметны отпечатки артериального разветвления: оно расположено в центре передней половины теменной кости, тогда как у синантропа такое разветвление сдвинуто к середине кости, а у современного человека— к ее передней части [Woo Ju-kang, 1956, 210].
Археологическая датировка хэтаоских находок довольно затруднительна, так как каменная индустрия палеолитических стоянок Ордоса носит очень сложный, на первый взгляд противоречивый характер. Условия залегания этой индустрии и состав сопровождающей фауны указывают на глубокую древность: здесь найдены кости слона, близкого к мамонту, носорога, дикого быка, газели, а также фрагменты скорлупы страусовых яиц. Материалом для изготовления орудий служили преимущественно грубые кварцевые гальки или валуны кремневого известняка. Нуклеусы имели в большинстве случаев типично мустьерскую форму, а из сколотых с них пластин выделывались скрёбла и остроконечники, также мустьерского облика. Но эти грубые орудия сопровождались в стоянках Хэтао изделиями верхнепалеолитического типа, в том числе довольно миниатюрными поделками.
Наибольшего внимания из хэтаоских стоянок заслуживают две: Шуйдунгоу-и уже знакомая нам Шараоссогол, на которой найден описанный выше зуб ребенка. Первая из них доставила наряду с относительно небольшим числом костей животных (носорог, бык, пещерная гиена, антилопа и др.) большое число каменных орудий крупного размера, главным образом скрёбла. На второй стоянке, наоборот, весьма обильны остатки животных тех же видов, но почти отсутствовали крупные орудия, а немногочисленные обработанные кремни все очень мелкие. Причину разницы в облике и числе изделий надо, возможно, искать в том, что стоянка Шуйдунгоу расположена в местности, богатой галечниками из пород, служивших материалом для изготовления орудий, тогда как Шараоссогол находится в районе мощного развития лёссовых отложений, где нельзя встретить даже самой маленькой гальки какой-либо достаточно плотной породы.
Определенную роль в различиях инвентаря Шуйдунгоу и Шараоссогола могли, впрочем, играть и хронологические моменты. В схеме археологической периодизации древних культур Китая, составленной Пэй Вэнь-чжуном, стоянка Шуйдунгоу рассматривается как более древняя (около 120–100 тыс. лет назад). Стоянка Шараоссогол датируется приблизительно 100— 80 тысячелетиями до н. э. Обе стоянки Пэй Вэнь-чжун относит к особой хэтаоской культуре, возникшей в бассейне Хуанхэ еще в начале среднего палеолита и прогрессивно развивавшейся вплоть до конца древнекаменного века. Важно подчеркнуть в данном случае именно непрерывность развития северокитайского среднего палеолита на протяжении по крайней мере 40–50 тыс. лет [Пэй Вэнь-чжун, 1955, 53–90; У Жу-кан, Чебоксаров, 12–13; Крюков, Чебоксаров, 42–43].