Страница 30 из 42
По лунным часам живут даже медоносные пчелы, более обязанные Солнцу, нежели Луне, ибо только в погожие, солнечные дни они «меж зелени висят жужжащими гроздами» (А. Шенье). Наблюдения показали, что пчелы подвида Apis mellifera carniса, обитающие в Юго-Восточной Европе, сильнее всего роятся в полнолуние, ежели их соты ориентированы с юга на север и леток выглядывает на север.
Луне повинуются и растения, ведь на суше тоже наблюдаются свои «приливы и отливы». Человек не замечает, что у него под ногами целые континенты то чуть вздымаются, то вновь оседают. В отличие от нас, растения более чутки к этому «дыханию планеты», коему задает такт пульсирующая Луна.
Так, диаметр деревьев меняется, отмечая метаморфозы Луны. По наблюдениям швейцарского биолога Эрнста Цюрхера, в дни полнолуния стволы сосен набухают: их диаметр увеличивается на сотые доли миллиметра. Цюрхер полагает, что причиной тому – вода, циркулирующая в сосудах деревьев. Очевидно, во время приливов корни энергичнее всасывали воду; она давила на стенки сосудов и распирала их. Крохотные изменения суммировались, толщина дерева менялась. Так же обстоит дело и с другими растениями.
Впрочем, критики не унимаются. По их словам, чтобы окончательно уяснить влияние приливов, следовало бы «для чистоты суждения» провести решающий эксперимент в условиях, где никаких приливов не наблюдается вообще, то бишь отвезти какую-нибудь крохотную сосенку на космическую орбиту и там в течение многих лет, пунктуально сверяясь с лунным календарем, наблюдать за тем, как она растет, педантично прибавляя к микрону микрон.
Впрочем, не дожидаясь, пока экспериментаторы грядущих дней, печалуясь о точности, доставят на орбиту всю мыслимую и немыслимую флору и фауну, мы уже сейчас можем с уверенностью сказать, что без нашего ночного светила на Земле вообще не было бы жизни. По расчетам французского астронома Жака Ласкара, именно Луна стабилизировала климат на нашей планете. Эта громадная желтая глыба, каждую ночь выплывающая на небо, смягчила колебания земной оси. Не будь рядом с Землей этого величественного противовеса, наклон оси резко менялся бы, колеблясь от 0 до 85 градусов. А ведь от этого показателя зависит количество солнечной энергии, достигающее поверхности Земли.
Если бы мы попробовали мысленно смахнуть с небосклона Луну, вечную возмутительницу морей, на наших глазах разразилась бы климатическая катастрофа. Летом в Северном полушарии Солнце месяцами держалось бы в зените, в то время как большая часть Южного полушария на весь этот срок погрузилась бы во мрак. В одной части Земли воцарился бы нескончаемый, невыносимо жаркий летний день, в другой ее части стояли бы трескучие морозы, и пугающая тьма не рассеивалась бы много месяцев. Эти резкие температурные перепады породили бы атмосферные бури, мощь и ярость которых мы не можем себе даже вообразить. Гибельную картину дополнили бы нескончаемые дожди. Разразился бы потоп, подобный легендарной библейской катастрофе. Лишь Луна, из ночи в ночь восходящая над нами, умеряет этот разгул стихий.
Умеряет… или же насылает их на людей. В тропических странах жители многих прибрежных районов с нескрываемым страхом всматриваются в небеса, ожидая прихода полной луны и необычайно мощного прилива. Сколько раз в Китае, Бангладеш, на Филиппинах морские волны поднимались вверх по руслам рек и затапливали обширные земли, унося порой жизнь и имущество тысяч людей. Сила полной луны обрекала несчастных на смерть – луны, по-прежнему властвующей, если не над телами, то над душами многих-многих людей.
Танец на заре истории
Михаил Вартбург
Имя израильского археолога Иосефа Гарфинкеля, несомненно, войдет отныне в историю культуры. Гарфинкель, сотрудник Еврейского университета в Иерусалиме, опубликовал первую в своем роде монографию, посвященную почти неизученной доселе проблеме – роли танца в эволюции человеческого общества.
Танец, как известно, предшествовал появлению человека. Танцуют пчелы, танцуют птицы, танцуют дельфины и киты, танцуют, ухаживая друг за другом, многие сухопутные млекопитающие, и есть, видимо, какой~то глубокий физиологический и эволюционный смысл в этих ритмических сменах поз и положений. Человек тоже существо танцующее, но, в отличие от его первых наскальных рисунков, мы не можем датировать его первые танцы – от них не сохранилось никаких воспоминаний и следов. Все рассказы: о безумных теловращениях одержимых шаманов, об исступленной пляске царя Давида перед Господом, о бушменских хороводах или священном танце храмовых жрецов – продукт поздней исторической памяти. Танец просто, танец сам по себе, танец на заре истории представляется недоступным для исследования.
Иосеф Гарфинкель взялся за эту казавшуюся недоступной проблему и за восемь лет кропотливой работы собрал свыше 400 изображений танцевальных сцен, выцарапанных на камне или нарисованных на керамической посуде древностью от 9 до 5 тысяч лет назад.
На одном из самых древних изображений танца, найденном в раскопках Невали Гори в юго-восточной Турции, – три человеческие фигурки с обращенными друг к другу лицами, широко расставленными ногами и поднятыми вверх, согнутыми руками. Возможно, это двое мужчин, танцующих вокруг женщины. Другое изображение той же 9000-летней давности было найдено на небольшой стоянке Дувейла в Иордании: здесь на скале выбиты стоящие в ряд четыре фигурки, взявшиеся за руки: огромные шеи и головы означают, по мнению специалистов, что они танцуют в масках.
Подобные изображения на Балканах и Ближнем Востоке археологи находят довольно часто. Их разнообразие поражает. На некоторых танцующие изображены на фоне каких-то архитектурных деталей – видимо, знак того, что они танцуют на открытом месте, среди домов. На других фигуры намечены лишь силуэтом – специалисты почему-то считают, что это изображение ночного танца. На самых ранних рисунках танцующие люди изображены как примитивные фигуры с треугольными головами, а то и вообще без голов, с поднятыми вверх руками и ногами. Самые поздние представляют собой сложные многофигурные сцены, напоминающие фотографии современного балета. Взятые вместе, эти сотни танцевальных сцен, собранные Гарфинкелем, образуют уникальную иллюстрированную энциклопедию древнего танца и позволяют сделать кое-какие теоретические выводы и предложить некие гипотезы касательно роли танцевального ритуала в эволюции человеческого общества.
«Танец был средством социального общения в до-государственных обществах, – утверждает в своей книге Гарфинкель. – Он был частью ритуала, который координировал всю активность коллектива. Наступало время сеять или собирать урожай, и все собирались между домами и танцевали, и это было знаком начала коллективной работы». Гарфинкель видит подтверждение этой своей гипотезы в том странном факте, что, начиная примерно с 5000 тысяч лет назад, танцевальные мотивы почти полностью исчезают с каменных памятников и керамической посуды. Это было время возникновения первых государств и монархий в регионе, и понятно, что теперь уже не танец, а цари и их чиновники начали организовывать и направлять в нужную себе сторону коллективные действия людей. Люди наверняка продолжали танцевать, но танец, как главный социально-организующий мотив, исчез из художественной памяти обшества.
Гарфинкель рассматривает и другую общественную роль танца – информативную: «До появления письменности и школ общественные ритуалы, символизируемые танцем, были главным механизмом передачи знания и образования».
Эта широкая интерпретация социальной роли танца в древних человеческих обществах была с интересом встречена многими историками, хотя ее смелость насторожила некоторых из них. Другие историки и археологи ограничиваются описанием самих изображений, не пытаясь реконструировать поведение людей. Тем не менее у Гарфинкеля уже появились и последователи. Так, мичиганский специалист Кент Фланнери, соглашаясь с тем, что танец наверняка имел более широкую социальную роль, нежели только коллективное развлечение, предлагает толковать его как ритуал, связывающий членов первобытного племени с их мифическим «общим предком». «С возникновением первых оседлых поселений, – рассуждает Фланнери, – возникли и большие коллективы, насчитывавшие многие сотни сот людей. Их единство скреплялось верой в происхождение от некого обшего предка, вроде Великого Койота или Большого Орла у североамериканских индейцев. Танцы, как ритуал перевоплощения в Предка, укрепляли эту веру, сплачивая коллектив».