Страница 13 из 42
Для Большой Науки как идеала научного сообщества характерна более высокая форма демократии, основанная на принципе равенства всех перед истиной, но вовсе не всеобщего равенства. Большая Наука – это элитарная демократия или меритократия, ибо положение ученого в научном сообществе определяется значением полученных им результатов. Именно поэтому Большая Наука может быть рациональной. А способность общества, построенного на принципах эгалитарной демократии, к критическому взгляду на самого себя и, соответственно, к рациональному действию весьма сомнительна.
Сорос, возможно, был даже много ближе к истине, чем это представлялось ему самому, когда писал: «Если выдумаете, что концепция открытого общества парадоксальна, то вы правы». Весь пафос его последней книги направлен прежде всего на утверждение идеи нестабильности открытого общества, нестабильности не только экономической, но и политической. Оно нестабильно хотя бы потому, что далеко не все свободные граждане открытого общества разделяют его принципы и уж тем более считают своим долгом его защищать. После трагических событий 11 сентября можно сказать, что Сорос действительно оказался прав в существенно большей степени, чем это представлялось ему самому. Впрочем, сама идея не вполне нова: Эрнст Геллнер (1925 -1995), выдающийся теоретик свободы, ответственности и достоинства, тоже предупреждал об опасности иллюзий относительно рациональной природы человека и человечества. Гражданское общество, по Геллнеру, можно уподобить велосипеду: оно падает, когда теряет скорость, когда ослабевшая экономика больше не может обеспечивать постоянный рост благосостояния большинству его членов. Тоща раздраженное большинство вполне готово отказаться от великих принципов, пожертвовав ради иллюзорного благополучия реальной свободой.
Впрочем, и в относительно нормальных условиях далеко не все из тех, кто пользуется плодами открытого общества, разделяют его идеалы или, тем более, последовательно придерживаются его принципов. Например, СМИ манипулируют общественным мнением, и Сорос считает это крайне опасным посягательством на принципы демократии. Возможно ли вообще рассматривать институты гражданского общества как надежную гарантию демократии? Есть очень весомые основания для сомнений в этом. Множество фактов подтверждают зависимость этих институтов от колебаний политического климата, и чудовищная история Маши Захаровой – вероятно, самый яркий из них. При этом небезынтересно отметить, что во Франции эта история так и осталась почти совершенно неизвестной широкой общественности.
Геллнер Э. Условия свободы. Гражданское общество и его исторические соперники. М.: Ad Marginem, 1995.223 с.
Автору удалось соединить благородную веру в разум, восходящую к мыслителям Просвещения, со значительно более современным и более пессимистичным взглядом В. Парето, считавшего человека рациональным существом не потому, что цели его рациональны, а потому, что он использует рациональные методы для достижения своих целей. При этом сам Геллнер остается оптимистом. Его цель – совершенствовать интеллектуальные средства, необходимые для борьбы за наши идеалы, а не отказываться от нее.
Дубровский Д.И. Постмодернистская мода // Вопросы философии, 2001, т.
Яркий пример философской публицистики, в которой философ выступает одновременно и в качестве профессионала, беспощадно разоблачающего противоречия в аргументации оппонентов, и в качестве гражданина, озабоченного интеллектуальной деградацией и ее последствиями для нашей страны и западной цивилизации в целом.
Поппер К. Открытое общество и его враги. T.I. Чары Платона, Т.Н. Время лжепророков: Гегель, Маркс и другие оракулы. М.: Международный фонд «Культурная инициатива», Soros Foundation (USA), 1992.
Одно из самых значительных произведений общественно-политической мысли XX века. Поппер рассматривал угу книгу как свое участие во Второй мировой войне и получил самую лучшую награду за мужественную борьбу с тоталитаризмом – он стал свидетелем краха всех тоталитарных режимов, против которых боролся.
Сорос Дж. Сорос о Соросе. Опережая перемены. Пер. с англ. М.: Инфра-М, 1996.336 с.
Самые важные фразы книги, в которой Сорос рассказывает о своей судьбе и своих взглядах: «Я использовал финансовые рынки как лабораторию для испытания своих философских теорий. Я также получил возможность испытать правильность своих идей, связанных с падением Советской империи». Читатель узнает, как критическое отношение к себе в сочетании с непоколебимой верой в способность разума пробиваться к объективной истине методом гроб и ошибок позволило Соросу создать финансовый фундамент для грандиозной международной организации, борющейся за идеалы открытого общества, и наладить ее эффективную работу.
Сорос Дж. Кризис мирового капитализма. Открытое общество в опасности. М.: ИНФРА-М 1999. XXIY, 262 с.
Один из самых глубоких знатоков мировых финансовых рынков, этой нервной системы мирового хозяйства, первым ударил в набат, увидев смертельную угрозу открытому обществу от угасания веры в его идеалы.
Было бы реалистичней признать, что эффекты, вызванные восстанием масс, неизбежно ведут к дефадации плюрализма в обществе, и даже самые почтенные его институты не могут служить эффективным препятствием для этих опасных тенденций.
Блистательный ученик Карла Поппера, так рано ушедший от нас Имре Лакатос (1922 – 1974), сумел отстоять, по крайней мере на время, идею рациональности в эволюции научного знания: он перенес действие механизмов естественного отбора, основанных на фальсификации (опровержении) научных теорий, с уровня отдельных теорий на уровень научно-исследовательских программ. Сорос попытался проделать фактически то же самое с представлениями о свободе и ответственности, дошедшие до нас из эпохи Просвещения. Он предложил не рассматривать более суверенные личности как некие рационально мыслящие единицы, образующие по взаимному договору цивилизованное общество.
«Просвещение предложило ряд универсальных ценностей, – пишет Сорос, – и память об этой эпохе все еще жива, даже если она и начала несколько притупляться. Но вместо того чтобы отказаться от этих ценностей, мы должны их модернизировать… Ценности Просвещения можно сделать значимыми для нашего времени, заместив разум ошибочностью и заменив «обремененную личность» необремененной (связями с обществом. – В.Ш.)… Под «обремененными личностями» я имею в виду людей, нуждающихся в обществе, – людей, которые не могут существовать в прекрасной изоляции, но все же лишенных чувства принадлежности, которое было настолько огромной частью жизни людей во времена Просвещения, что они даже не осознавали этого. Мышление «обремененных личностей» формируется их общественным окружением, их семьей и другими связями, культурой, в которой они воспитывались. Они не занимают вневременную, лишенную перспективы позицию. Они не наделены совершенным знанием, они не лишены корысти. Они готовы бороться за выживание, они не изолированы; неважно, насколько хорошо они будут бороться, но они не выживут, поскольку они не бессмертны. Им необходимо принадлежать чему-то большему и более длительно существующему, хотя, будучи подверженными ошибкам, они могут не признавать этой своей потребности.
Другими словами, это – настоящие люди, мыслящие агенты, мышление которых не свободно от ошибок, а не является персонификацией абстрактного разума».
Как видим, Сорос далек от модного ныне пренебрежения к наследию Просвещения; он далек от мысли, что тогда был взят неправильный курс и оттого все наши беды. Его цель – восстановить поколебленную веру в разум и в объективную истину (едва ли одно возможно без другого), дав достойный ответ на вызовы времени. Если Бенджамин Франклин предположил, что электрический ток течет от положительного полюса к отрицательному, то дальнейшее развитие физики потребовало пересмотра этого тезиса, но не отказа от всех огромных достижений в изучении электричества. Когда Сорос пишет: «Жизнь была бы гораздо проше, если бы оказался прав Фридрих Хайек, и общий интерес мог бы рассматриваться как незапланированный побочный продукт деятельности людей, действующих в собственных интересах», то он призывает нас к мужеству и труду, к огромным интеллектуальным усилиям, необходимым для создания нового мировоззрения.