Программист

— Гы! — Коля закатился от смеха, представляя эту картину. А я подумал, что такая вот фигня, не все в действительности так, как кажется с первого взгляда. И чем-то мне эта мысль понравилась, зацепила она меня.

Верчу в руках кружку и вижу, как хозяин частенько в утренний кофе туда коньячка плескает. Вижу, как обдумывает свои дела и прихлебывает из неё чай. Приходит информация, как много и тяжко ему приходится крутиться, чтобы усидеть на месте. И наверх отстегнуть надо и себя не обидеть. И с Квасевым периодически квасить, дабы поддерживать отношения, и проверяющим наливать. Хороший предмет, ценный. С кружкой со знаком зодиака на ней — скорпион, ещё нужно будет поработать, посидеть вдумчиво, поразмыслить, скорее всего, самого главного предмет. Рассеяно оглядел россыпь всякой мелочевки на столе и наугад взял следующий предмет — расческу. Расческа человека, с густым чубом, и проплешиной на темечке, и вот он стоит у зеркала и свой длинный чуб, старательно зачесывает назад, дабы скрыть дефект шевелюры. С амбицией человек, на место шефа метит, выслуживается перед ним, а сам ждет случай подставить по крупному, чтоб шагнуть на очередную ступеньку вверх. Хм… заместителя расческа, не иначе.

Что у нас дальше? Дальше дешевая китайская зажигалка… Прикуривает человек, матерится. Получил очередной втык, сорвался и раздал люлей подчиненным. Вызовов как в скорой помощи, а людей не хватает — думает он. Текучка большая. Либо человек привыкнет к работе и старается подняться, либо бросает, чтобы уйти в деревню участковым — пить самогон и писать отчеты. Начальник дежурной части, что ли? Его предмет? — размышляю я, словно и, не замечая тяжелый взгляд Мишина, что сидит напротив и ерзает на стуле, как пациент, в предчувствии клизмы. Но, нет дружок, так просто я тебе не сдамся. Пока все предметы не проверю, дальнейшего разговора не будет. А то взял манеру, наезжать на меня за всякие мелочи, типа смерти сотрудников. Это у вас с виду, корпоративная солидарность и взаимовыручка, а на деле не хуже бабского коллектива, склоки, зависть и подставы.

Это у нас что? Ножик столовый, грубо обтесанный на наждаке, лезвие все покоцанное, такое ощущение, что им ковыряются в самых разных местах и часто юзают не по назначению. Держу нож в руках и таки понимаю, что закусь им нарезают гораздо чаще, чем зачищают проводку и скоблят контакты, и лежит он, как правило, вместе с пассатижами в боковом кармане дверцы автомобиля. Сашки? Водителя нож? Похоже на то. И ещё очень ценная инфа пришла, пожалуй, ценнее, чем всё предыдущее. Каждый последний день месяца, водитель возит одного сотрудника по точкам, и сидит в машине, ждет того. Но примерно, к трем часам дня его работа заканчивается и пассажир, прибыв в райотдел, с сумкой уходит. Похоже на сбор налогов, однако, думаю я, почесывая затылок.

Следующим предметом был степлер. Взялся за него, предполагая в хозяевах какую-то канцелярскую крысу. Хм… Да, пишет действительно много, подшивает записанные показания и протоколы, рапорты. Периодически рвет страницы и прикрепляет другие, грызет авторучку, и думает о том, что судья козел, что всёго должно хватить, а тому не хватает. Думает о том, что жена бухтит, и домой идти не хочется, они давно и бесповоротно чужие, кА бы не дети, и не жили бы вместе. И что-то в личности пользователя степлера мне знакомо.

— Сергеевич, твой что ли? — спрашиваю я, держа степлер в руках.

— Мой, — удивленно подняв бровь, кивнул Мишин, — Всё? Доволен?

— Почти да, немного осталось, — говорю я и беру со стола полупустую пачку сигарет. Конечно, ждать от неё много не приходится, не успела она по времени впитать от хозяина.

Но все, же кое-что, это лучше, чем совсем ничего. К тому же я пока понятия не имею, что из полученного мне пригодится, и пригодится ли вообще…

На проверку остального у меня ушло около получаса. Мишин уже три сигареты выкурил за это время, а я, закончив, посмотрел на фото прокурорского сынка, и подумал, что оно мне уже без надобности. Его фото хватает и «Вконтакте» и на «Фейсбуке», вытащил их ещё в понедельник. И собственно у меня уже все готово для проведения приговора в действие. Только пройдет все, не совсем так, как думает Мишин…

— Всё? — вопрошает В.С., давя окурок в пепельнице.

— Всё да не всё… нет предмета от одного сотрудника.

— Ну, извини… сержантский состав у нас неуловим, что смог, то собрал за неделю.

— Сомневаюсь, что это рядовой… Ты его должен знать, он периодически с Сашкой катается.

— Да у нас многие на УАЗике катаются. Кто конкретно?

— Конкретно, он в последний день месяца берет машину на день…

Мишин задумался, а потом в его лице что-то изменилось, видимо догадался, кто это.

— Так это зам по хозчасти, он закупает всякий хозбыт. Неужели и его надо? — Мишин недоуменно уставился на меня.

— Надо. Ладно, будем считать, что предмет с него будешь должен…

— Так, что с моим заказом? Когда?

— Как обещал. Сегодня.

— Я хочу это видеть.

— Мы так не договаривались.

— Слушай, программист, я твои условия выполнил, так давай не юли… Или ты меня кинуть хочешь?

— Ладно… Только чур не мешать, — произнес я, чуть помедлив, и посмотрел на часы. До начала акции оставалось ещё два часа.

Этапы операции были следующие. Ровно в двадцать три часа и сорок три минуты, бригада дорожных рабочих состоящих из Мураша, Витюхи и Бориса перегораживают красными колпаками улицу Девятой пятилетки, по которой грузовики в городе идут через горбатый мост до Софиевской трассы. И ставят указатель объезд налево, заворачивая всех по проспекту Победы до улицы Московской. Суть в том, что Московская пересекается с Октябрьской, на которой по пятницам в двенадцать часов стритрейсеры из числа золотой молодежи устраивают гонки. Октябрьская улица, хоть и узкая, но тихая, с хорошим асфальтом. Движение по ней днем-то не особо оживленное, а ночью практически нет никого. Жильцы, проживающие по Октябрьской, про ночные гонки все в курсе. И часть из них старается добраться до дома задолго до двенадцати, часть пробирается на своих автомобилях до жилья, через дворы, дабы не попасть случайно в аварию. А другая неугомонная часть жильцов из числа ветеранов и пенсионеров пишет по инстанциям письма, что житья по ночам от гонщиков нет, шум, сигналы, крики, визг тормозов и публики, громко надрываясь ревет музыка из стоящих и бешено носящихся взад вперед автомобилей. На письма регулярно, отвечают, что разберутся и примут меры, но гайцы упорно обходят улицу в это время стороной. Ещё бы! Ведь в гонках участвуют не отпрыск слесаря дяди Васи и сантехника Сидорова, а сын начальника гайцов и детишки прочих уважаемых в городе людей. Раньше они по трассе в аэропорт гонки устраивали, но там скучно, трасса пустая, широкая, публики, чтобы оценить их подвиги, почти нет. А тут всегда куча народа, из числа ведущих ночной образ жизни, да и спиртное рядом продают, и прочие радости жизни, помогающие поднять настроение. За участие в заезде минимальный взнос стольник баксов, а выигрыш победителя достигает несколько штук, которые выигравший тут же спускает в ночном клубе «Черный лед» угощая всех встречных — поперечных.

Сегодня пятница, и Стасик (прокурорский наследник) свою битую слегка Бентли уже починил, кровь из носу, но бампер и лобовое стекло заменил, и думать забыл, про молодую женщину, которую сбил давеча на перекрестке. Без участия в гонках он жизни не мыслит, как не мыслит преград на своем пути, чтобы стать победителем. И как-то КАМАЗ на своем пути он никак не ожидает, но грузовик неизбежно будет. Что поделаешь? Судьба такая.

Участок дороги для гонок начинается от перекрестка Октябрьской с Дружбой и заканчивается на перекрестке с улицей Московской. На перекрестке с Московской гонщики обычно тормозят и разворачиваются. Так будет и сегодня.

За киоском «Куры гриль» не особо уютно, но спрятаться на хорошо освещенной улице тут просто негде. Черные голые деревья вдоль тротуара не скроют даже ребенка. От киоска до перекрестка с Московской метров сто, а до начала гонок пятнадцать минут. Мишин молчит, но периодически с любопытством смотрит на меня, пытаясь понять для чего мне пакет в руках. А в пакете сюрприз, но не для Мишина, а для Стасика.