Корона Дейлмарка

И конечно же, он снова начал лекцию. Маевен заставила себя сосредоточиться. Ее очень заинтересовали трудности, с которыми папа столкнулся, разбираясь в жизни двух поколений, стоявших по времени ближе всего к Амилу Великому. На школьных уроках истории не рассказывали и половины о беспорядках и революциях той эпохи. А отец все говорил и говорил… Лишь спустя несколько часов после заката, когда Маевен уже зевала вовсю, он все же закончил:

– Ладно, пожалуй, пока что на этом остановимся. Завтра мне предстоит еще один длинный день.

Засыпая в постели, Маевен пыталась разобраться в своем отношении к отцу и разводу родителей. Она очень любила папу – отчаянно, до душевной боли, – но лекции вроде сегодняшней несколько охлаждали ее чувства. И ее нисколько не печалило то, что он был совершенно счастлив после развода с мамой. По идее-то, из-за такого положено расстраиваться, но каждый раз, попадая в большую многолюдную контору дирекции этажом ниже и наблюдая, как отец инструктирует секретарей, бросает отрывистые указания Венду или совещается с майором Алксеном, а иногда делает все это одновременно, Маевен радовалась, что родители не живут вместе. Слишком уж оба энергичные и самостоятельные, полностью поглощенные своей работой. И Маевен чувствовала, что двоих таких родителей разом она бы не выдержала. На следующее утро, кроша хлеб за окно жирным толкающимся голубям, она напомнила себе, что должна узнать все-все о дворце.

День выдался немыслимо жаркий, и Маевен решила пойти поплавать. Майор Алксен сказал, что она может пользоваться бассейном для персонала, но не объяснил, где этот бассейн находится. Нужно найти майора и расспросить его.

Маевен спустилась по лестнице и вошла в дирекцию. Там царила такая суматоха, что она даже не смогла разглядеть в толчее отца, зато отчетливо слышала его голос. Находившаяся ближе всех к двери секретарша сообщила, что майор Алксен уже отправился на главный пункт охраны. Маевен спустилась еще на этаж, в величественные верхние галереи дворца. Сейчас, пока дворец не открылся для публики, здесь было прохладно, тихо и пусто. Эти длинные помещения тоже принадлежали музею. Всякие диковины и одеяния королей и королев прошлого красовались тут вперемешку со статуями и фрагментами резьбы, некогда украшавшей фасады дворца. Разумеется, все это представляло большую ценность, и майор Алксен часто лично совершал обход галерей, переговариваясь по рации с охранниками. Войдя в первую же галерею, Маевен услышала где-то в отдалении его гулкие шаги и голос. Майор говорил по радио: «Прохожу по второй галерее. Все в порядке». Она поспешила туда.

Однако, свернув за угол, Маевен увидела Венда. Девочка остановилась. Неужели она приняла его по голосу за майора Алксена? К счастью, красавчик Венд смотрел в другую сторону, слушая, как ему что-то отвечали по рации, и не видел девочку. Маевен, смутившись, неслышно, на цыпочках, отступила за угол.

– Маевен, не уходи, – сказал, не оглядываясь, Венд. – Сейчас я к тебе подойду. Да-да. Здесь все в полном порядке. Отключаюсь.

«Какой бы предлог придумать, чтобы улизнуть? – задумалась Маевен. – Очень жаль, но мне срочно надо в бассейн? Простите, но я спешу поглядеть на могилу Амила, чтобы испортить себе настроение? Извините, но мне нужно сейчас же увидеть герцога Кернсбургского? А может, просто убежать?» Венд уже повернулся к ней, и Маевен не придумала ничего лучше, чем спросить, почему его послали сопровождать ее, как будто ей всего десять лет.

– А ты, наверно, ломала себе голову, – улыбнулся Венд.

– Нет-нет! – запротестовала Маевен. Можно было подумать, что теперь ей уже совсем не хочется получить ответ. – Нет-нет, я вовсе и не думала…

– Кто был тот старик в поезде? – перебил ее Венд. – Которого я прогнал.

От такой резкой смены темы Маевен так растерялась, что только ойкнула. Щеки ее вспыхнули, и она поспешно сказала:

– Там никого не было. Он мне приснился.

– Нет, – возразил Венд. – Он был там, хотя и не во плоти. Боюсь, если ты не разрешишь мне помочь тебе, он сможет очень серьезно навредить тебе. Можно, я хотя бы объясню, что происходит?

– Я… э-э-э…

Маевен разволновалась еще сильнее. Ее внезапно осенило: Венд – сумасшедший! Вот почему у него всегда такой серьезный, вежливый, чересчур нормальный взгляд, вот почему от этого взгляда ей всякий раз делается не по себе.

– Так кем же был этот старик?

– Частью Канкредина, – ответил Венд. – Очагом зла. И уверяю тебя, – улыбнулся он, – я не сумасшедший.

Это было много хуже, чем все остальное.

– Сумасшедший! Конечно сумасшедший! – выкрикнула Маевен, уже понимая, что будет вспоминать эту сцену с чувством жгучего стыда. Если, конечно, не умрет на месте. – Канкредин – всего лишь легенда времен короля Хэрна и… и Хэрн все равно убил его, когда разгромил варваров.

Венд смотрел на нее серьезно и печально, словно понимал, что она чувствует. От этого Маевен сделалось еще хуже.

– Да, я знаю, что утверждают историки, – сказал он. – Люди верят в это, поскольку им так спокойнее, но истина гораздо страшнее. Хэрн действительно одолел Канкредина, это чистая правда, но Канкредин не мог умереть, потому что уже был мертв. А одержать над ним победу можно было, только освободив Единого. Ты, конечно же, слышала о ведьме Кеннорет. Она освободила Единого от оков, и тот поверг Канкредина, рассеяв его на миллионы частиц. Но шли века, и колдун понемногу воссоединялся, стали образовываться все более и более крупные очаги зла, если тебе больше нравится такой термин. И наконец Канкредин сделался достаточно силен, чтобы завладеть Югом и отделить его от Севера. Амил Великий нашел способ уничтожить очень много частей Канкредина – очагов зла, но и тогда не смог полностью стереть его с лица земли. Злодей всего лишь оказался снова рассеян, и некоторые его частицы отправились сквозь время вперед, в наши дни. А другие остались там, где были, и дошли до нас благодаря тому, что сохранялись в тайне, пока все, кто знал об их существовании, не умерли своей смертью. Я не знаю доподлинно, с каким видом очага тебе пришлось встретиться, но, судя по тому, как он себя вел, это, скорее всего, одна из частей, отправившихся вперед во времени.

– Я не верю вам, – заявила Маевен. – Откуда вы все это знаете?

Венд пожал плечами:

– Почти все это происходило при мне. Хэрн был моим братом.

Девочка уставилась на него.

– Но это же… – Она хотела сказать «чепуха», но вовремя осеклась, так как вспомнила, что с сумасшедшими надо говорить очень осторожно. – Это невозможно, мистер Орилсон. Посудите сами, ведь это означало бы, что вам уже очень много лет. Только Бессмертные могут жить так долго…

«А в Бессмертных уже давно никто не верит», – добавила она про себя, решив, что вслух ему этого говорить не стоит.

Венд кивнул. У него был печальный и в то же время какой-то самодовольный и подчеркнуто здравый вид, что лишь усиливало подозрения.

– Мне тоже трудно было в это поверить, когда два моих брата умерли, а я даже не постарел. Тяжело признать, что ты нечто иное, нежели простой смертный. Но Бессмертные существуют, независимо от того, верят в них люди или нет. Я один из них. Ты, вероятно, слышала обо мне. Когда-то я был известен как Танаморил. Затем меня стали называть Осфамероном.

Осфамерон! Тот, кто вернул убитого Адона к жизни! Да у него с головой совсем плохо! Маевен глядела на Венда; они стояли одни в длинном музейном зале. Интересно, сумасшедшие что, внешне не отличаются от здоровых? Совершенно нормальный ведь на вид человек, вот только слишком уж красивый. Придется поддерживать беседу, пока кто-нибудь не появится или не вызовет его по рации.

– И что же, по-вашему, эта часть Канкредина хотела от меня? – осторожно спросила Маевен.

– Думаю, – ответил Венд, – он пытался подчинить тебя.

Маевен вздрогнула; ей показалось, будто кто-то провел ей холодными пальцами по спине. Она попятилась и прижалась к стеклянной витрине, словно это могло как-то защитить ее.