Корона Дейлмарка

– Посмотри мне в глаза, – потребовал старик, – и скажи, что ты считаешь меня своим другом.

Его лицо, казалось, придвинулось вплотную к ней, заполнив собой все пространство. Маевен изо всех сил зажмурилась. «Пусть придет кондуктор! – беззвучно взмолилась она. – Кто-нибудь, спасите меня!»

И ее молитвы были услышаны: дверь купе скользнула в сторону и в проеме показалось серьезное красивое лицо кондуктора.

– Ну как дела?

– Я… ой… да… нет… он… – «Перестань заикаться, дура, и скажи, что старикашка хотел погладить тебя по колену!» – Он… – Девочка повернулась, чтобы указать на место напротив, и слова снова замерли у нее на кончике языка, на сей раз от растерянности.

Никого! Окинув взглядом купе, она убедилась, что здесь только четыре пассажира: трое спят, один читает.

– Но он… он же был там… Мне показалось, что этот старик… Я хотела сказать…

Кондуктор повернул голову и окинул строгим взглядом пустое место.

– Думаю, он больше не побеспокоит тебя, – на удивление серьезно сказал кондуктор, закрыл дверь и удалился.

Маевен сидела, обливаясь потом от стыда, и чувствовала куда более сильную неловкость, чем прежде. Если еще хоть что-нибудь случится в присутствии этого кондуктора, она этого не переживет! Конечно, это сон. Старик ей просто приснился. Но что же заставило ее увидеть такой неприятный, зловещий сон? Вероятно, в глубине души она просто боится встречи с папой после такой долгой разлуки.

Твердо решив, что больше не будет спать, Маевен сидела, разглядывая горы, серо-коричневые уступы и зеленые склоны. Поезд с грохотом несся через центральную часть Северного Дейлмарка. Чтобы успокоить нервы, девочка погрузилась в мысли о папе. Он присылал множество писем, в которых просил дочь навестить его. Несомненно, отец действительно хотел видеть ее. Но мама на все эти просьбы лишь раздраженно говорила, что не позволит Маевен поехать туда, покуда она не станет достаточно взрослой, чтобы иметь возможность самой позаботиться о себе.

«Потому что он запросто может забыть о твоем существовании уже к вечеру, – повторяла она. – И ты останешься голодной, если только с тобой не случится чего-нибудь похуже…» И она заводила почти неизменную тираду по поводу одержимости отца работой.

Вспомнив об этом, Маевен широко улыбнулась. Похоже, именно это и послужило главной причиной развода. Папа просто забывал о том, что у него были жена и дочь. Если папа окажется копией мамы, только в мужском обличье, это вполне можно выдержать. Ничего нового. И возможность жить в королевском дворце Амила Великого посреди столицы того стоила.

Но что, если папа окажется неприятным человеком? Маевен никогда не могла принять рассеянность как причину для развода. Здесь наверняка крылось что-то иное.

В конце концов, у нее ведь не возникало ни малейшего желания развестись с мамой. При этой мысли она улыбнулась.

К тому времени, когда поезд замедлил ход и колеса застучали по рельсам кернсбургского центрального вокзала, к Маевен вернулось хорошее настроение и уверенность в себе. Правда, тело так и не отошло от сильнейшего нервного напряжения, и, когда она поволокла чемодан к выходу, ей казалось, что руки прямо как веревочки, тонкие и бессильные. Чемодан застрял в двери вагона, и почти сразу же сзади зашумела толпа раздраженных пассажиров. Но едва лишь Маевен успела снова разволноваться, рядом оказался все тот же внимательный, вежливый кондуктор. Он одарил ее сдержанной улыбкой и протянул руку:

– Позволь, я помогу.

Легко подхватив чемодан, кондуктор сошел на перрон, и девочка поспешила за ним, исполненная благодарности, несмотря даже на то, что он заботился о ней, как о ребенке. Вокзал оказался намного больше, чем она ожидала, высоченный и весь гудящий от непрерывных объявлений, голосов пассажиров и топота ног; повсюду торчали огромные темно-красные колонны – все помещения вокзала походили одно на другое.

– Меня встречает папа, – извиняющимся тоном произнесла Маевен.

Не успев договорить, она увидела отца. Он двигался сквозь толпу сошедших с поезда пассажиров, на ходу читая какие-то бумаги. Все, кто шел ему навстречу, задевая и толкая, для него просто не существовали. При виде отца Маевен как будто перенеслась на семь лет назад. Папа резко выделялся среди всех остальных, он был очень аккуратен и чисто выбрит, но, когда подошел поближе, она заметила, что отец весьма невелик ростом. Его макушка как раз доставала до плеча кондуктора. «Так вот в кого я такая маленькая!» – подумала девочка. На мгновение ей в голову пришла безумная мысль: а не могли мама с папой развестись из-за того, что мама высокая и стройная?

Папа оторвался от своих бумаг, увидел дочь и заговорил так, как будто они расстались только вчера.

– О, привет! – весело воскликнул он. – Ты немного не похожа на эту фотографию. – Он перевернул пачку бумаг и показал снимок, приколотый скрепкой.

Эту фотографию Маевен никогда не любила: она стояла, положив руку на холку лошади, и сама здорово смахивала на лошадь из-за вытянутого веснушчатого лица. В общем, лошадь на снимке получилась куда лучше.

– Наверно, здесь ты такая, какой больше всего нравишься своей тете Лисс, – продолжал папа. – Это ведь, конечно, она прислала.

Девочка испытала легкую неловкость, когда отец чуть наклонился и чмокнул ее в щеку, не дав времени поцеловать его в ответ. Маевен уловила знакомый с детства запах: слабый аромат трубочного табака. А папа тут же отвернулся и обратился к кондуктору:

– Венд, вам не стоило обременять себя лишними заботами. Думаю, я уж как-нибудь вспомнил бы о том, что должен встретить родную дочь. – Он вскинул голову, отчего стал выглядеть очень величественно и надменно.

Маевен хорошо помнила эту надменность. А вдруг это она послужила причиной развода?

– Предполагалось, что я должен был присматривать за ней, господин, – ответил кондуктор. – Во всяком случае, так я понял ситуацию.

Маевен резко повернулась и уставилась на него. Она все время думала, что униформа, которую он носил, была железнодорожной, но теперь поняла, что ее цвет не такой темно-синий, да и фуражка иная. Ох, стыд-то какой…

– Из ваших слов я могу сделать вывод, что вы уже общались, – ответил отец все так же величественно и продолжил почему-то ядовито-насмешливо: – Маевен, это мой главный помощник Венд Орилсон. Венд, это моя дочь, Майелбридвен Менестрель. – В следующее мгновение он повернулся и быстро зашагал к выходу.

Маевен растерялась: то ли бежать за ним, то ли оставаться с озадаченным Вендом и своим чемоданом. Так и не решив, как поступить, девочка дошла до выхода вслед за отцом, а там остановилась и оглянулась на Венда. Она попыталась набраться храбрости и спросить, не посылал ли его папа в Аденмаут за ней. Отец ведь мог и забыть об этом своем поручении. Однако в последний момент не осмелилась и снова побежала за отцом. Вот так, цепочкой, они вышли наружу, где ревели автомобили и светило такое жаркое солнце, какого Маевен никогда не видела. На пешеходном островке безопасности посреди привокзальной площади высился большой круглый камень с отверстием в середине. Его огромная тень накрывала половину очереди на такси.

– Такси нам не нужно, – бросил отец, – здесь совсем недалеко. – Он указал на огромный камень. – Древний путеводный камень, – сообщил он и зашагал в город, – отмечавший начало старинной дорожной системы Северного Дейлмарка. Дороги выстроил король Хэрн или, что более вероятно, его потомки, но многие простые люди верили, что их создали боги, и очень часто называли их Путями Бессмертных.

Маевен быстро шла рядом с ним по широкой улице и успела услышать столько нового, сколько хватило бы на целую серию небольших лекций. После путеводного камня ей рассказали о дорожном движении, затем о радиально-кольцевой системе улиц, изобретенной Амилом Великим, потом о товарах, которыми торговали в дорогих магазинах, расположенных по обе стороны проспекта. Где-то на полпути их догнал Венд, нагруженный ее чемоданом. Маевен послышалось, что он буркнул что-то вроде «объясню позже», но от смущения она ничего толком не расслышала. А может, он и не говорил ничего.