Страница 10 из 18
Голоса гостей вскоре слились в веселый рев, который, впрочем, почти полностью заглушал громкий праздничный шум со двора. Митт ел с жадностью и быстро проникся самыми теплыми чувствами к дружинникам, сидевшим с ним за одним столом, несмотря даже на то, что они постоянно отпускали не очень скромные, но добродушные шутки насчет уксуса.
Лорд Стейр, крупный мужчина болезненного вида, действительно оказался пьян – этого нельзя было не заметить. Он развалился в кресле, очень мало ел, зато все время требовал еще вина и беспрестанно бранил подаваемые блюда. Никто не обращал на это особого внимания. Все, кто хотел получить какое-то разрешение или распоряжение, подходили к леди Элтруде. Складывалось впечатление, что маленькая, толстая и громогласная леди Элтруда обладала здесь такой же властью, какую в Аберате имела графиня.
– Так оно и есть, – подтвердил Навис, когда Митт поделился с ним этим наблюдением. – Своим положением здесь я обязан Элтруде. Полагаю, что и Норет тоже.
Было видно, что леди Элтруда очень любит Норет. Она то и дело с гордой улыбкой поглядывала на нее.
Пир подходил к концу. Подали сладкие сыры и засахаренные фрукты, но Митт уже так наелся, что даже не притронулся к этим яствам. А лорд Стейр вдруг заволновался. Он невнятно проревел что-то об «этих горелых бездельниках менестрелях», и, словно в ответ, двор взорвался оглушительными криками и рукоплесканиями. Пирующие поспешно принялись сдвигать столы к стенам. Хестеван встал из-за стола в дальнем конце зала и подошел ближе к дверям – его дожны были слышать как внутри, так и снаружи. Рядом с ним, к великому изумлению Митта, встали Фенна и Морил.
А Навис нахмурился:
– Не думаю, что девчонке следовало сюда приходить. Впрочем, и мальчишке тоже. Мне кажется, что они оба сильно нездоровы. Хотя, наверное, ученики менестреля должны отрабатывать свое содержание.
Его голос был едва слышен в приветственных криках. Никому не было ни малейшего дела до того, как себя чувствуют музыканты: все собирались танцевать. У Хестевана на шее висел узкий продолговатый барабан; он оглянулся, проверяя, готова ли Фенна, державшая ручной орган, и настроил ли Морил свою квиддеру. Зазвучала зажигательная джига. В зале и во дворе гости разбились по парам и пустились в пляс.
Танцы сменяли друг друга. Сначала Митт, вновь засмущавшись, мялся у стола и смотрел, как Навис кружился в паре с леди Элтрудой. Но едва заиграли очередную мелодию, парня подхватила девушка в наряде, украшенном множеством алых лент, и вот он уже танцевал наравне с прочими. Горячий бушующий зал вертелся вокруг него. Он время от времени мельком видел Нависа, все так же танцевавшего с леди Элтрудой, что его немного обеспокоило, – ведь лорд Стейр никуда не делся и продожал наливаться вином. Но затем он пару раз заметил, как Навис галантно ведет в танце Норет. Сам Митт ни за что бы не осмелился пригласить ее. Он совершенно не знал ни одного танца. Юные дамы визжали от смеха и подталкивали его в нужную сторону, но он все равно только и делал, что ошибался. В легкой панике от своих отчаянных неумелых прыжков, он вдруг поймал взгляд стоявшего в дверном проеме Морила. Тот, казалось, наблюдал за ним, хотя без устали играл на квиддере и явно злорадствовал. Это начало всерьез раздражать Митта. И конечно же, он оказался застигнутым врасплох, когда менестрели внезапно перешли на медленную напряженную мелодию и все сразу же прекратили танцевать. Несколько мгновений парень в одиночестве скакал посреди зала. Морил ехидно усмехнулся.
– Что это за мелодия? – задыхаясь, спросил Митт.
– Как что за мелодия? Ведь это же «Бессмертный в Вершине лета», – немного удивленно ответила девушка в алых лентах. – Уже почти полночь.
Только что танцевавшие мужчины и женщины разбрелись по залу. Между ними забегали виночерпии с бутылками редкого белого южного вина, которым приветствуют полночь. Кто-то подал кружки певцам.
Навис поднес кружку к носу и втянул аромат вина.
– Да, вот этого я и впрямь лишился, – сказал он Митту. – На таком далеком Севере виноград не вызревает.
Они обменялись чуть заметными улыбками: гордость за Юг все еще жила в их душах, хотя родина и отвергла их обоих.
– Но это ведь наверняка не единственное, о чем вы жалеете! – удивленно воскликнул Митт.
– Думаю, все же единственное, – ответил Навис. – Жизнь здесь никогда не бывает скучной…
Не договорив фразу, он сунул кружку Митту в свободную руку, опрометью метнулся к двери и подоспел как раз вовремя для того, чтобы подхватить Фенну. Та выронила тяжелый ручной орган и лишилась чувств. Гости и прислуга остолбенели и уставились на Нависа, который обернулся к Хестевану, держа в руках безвольно обвисшее тело девушки.
– Вы чем думали, позволяя девочке играть этой ночью? Неужели не видели, что она серьезно больна?
Хестеван медленно поднял на него встревоженный взгляд:
– Господин, она заверила меня, что с ней все в порядке, а нам было бы очень трудно выступать без ее органа. Я чрезвычайно благодарен вам за то, что вы так вовремя помогли ей.
Навис посмотрел на Морила:
– А ты? С тобой все в порядке?
Лицо Морила почти ничего не выражало, но Митт не сомневался, что мальчишка не признается Навису, даже если ему придется играть десятью сломанными пальцами.
– Все хорошо, спасибо, – негромко ответил Морил.
Леди Элтруда опомнилась и принялась распоряжаться. Две женщины куда-то быстро унесли Фенну. Кто-то ногой сдвинул тяжелый маленький орган к стене возле двери. До полуночи оставалось совсем немного. Мужчины и женщины, державшие в руках кто лампу, кто свечу, бегом бросились расставлять их в два ряда через весь двор от ворот до крыльца и дальше в круг в середине зала. Считалось, что правильно поставленная свеча принесет счастье, и потому суетились все, за исключением лорда Стейра и Митта с Нависом, которые не знали этого обычая.
Как только последняя свеча заняла свое место, все хором закричали:
– Впустим Бессмертных!
И воцарилась полная ожидания тишина. Со двора донесся громкий скрип – это распахивали тяжелые створки ворот. Хестеван кивнул, и Морил снова заиграл медленную мелодию «Бессмертного в Вершине лета». Как показалось Митту, теперь он играл совсем не так, как до полуночи. Четкие ритмичные аккорды и перебор сопровождались каким-то монотонным непрерывным звуком, похожим на жужжание. Со двора, где снова пошел дождь, налетел порыв сырого ветра, и огоньки свечей склонились. На пол легла огромная тень. Она двинулась вперед и растеклась по стене.
«Горелый Аммет! – подумал Митт, почувствовав, как по спине пробежали мурашки. – Похоже, кто-то сюда и впрямь вошел!»
Но в следующее мгновение тень уменьшилась и упала, и Митт увидел, что это был всего лишь Хестеван. Он прошел между двумя рядами огней, держа в руках маленькую квиддеру-сопрано. Войдя в образованный огнями круг, музыкант повернулся и провозгласил:
– Да пребудут в этом доме Бессмертные нынче ночью и весь наступивший год! – После этого поднял квиддеру и заиграл ту же самую мелодию.
Только почему-то, к удивлению Митта, теперь она звучала очень просто и ничего загадочного в ней не было.
Вслед за ним прогремел нестройный хор голосов, также приветствовавших Бессмертных. Судя по тому, как вели себя окружающие, обычай требовал наклонить кружку и вылить несколько капель вина на пол. Навис взглянул на Митта, тот пожал плечами, и они оба, как и все остальные, выплеснули под ноги немного вина и беззвучно воззвали к Либби Бражке. После этого толпа пирующих разбилась на небольшие группы; все громко желали друг другу удачи в предстоящем году. Судя по всему, через пару минут обряд должен закончиться…
И вдруг со всех сторон раздались крики:
– Норет! Норет! Норет, ты получила свое знамение?
В круге свечей рядом с Хестеваном появилась Норет. Она несла золотую статуэтку, держа высоко над головой, чтобы все могли ее увидеть.
– Вот мое знамение! – объявила девушка.
– Похоже, ты можешь распрощаться со своей долей золота, – пробормотал на ухо Митту Навис.