Страница 12 из 102
— Иконы не надо, — сказал Павел Кузьмич, секретарь колхозной парторганизации, — музей не церковь.
— Почему бы не собирать и редкие иконы, настоящие произведения искусства? — возразила Лариса. — Вон в Москве, в Третьяковской галерее, сколько икон работы великих русских художников…
Секретарь партбюро, подумав, согласился:
— Ну, если действительно великих мастеров, то можно. Только где у нас такие?
— Ясно, — подытожил Нассонов. — Не возражаем. Действуй. Собери ребят, девчат… Шукайте. Авось на Эрмитаж нашукаете.
И заговорил о том, что в воскресенье — троицын день. Надо организовать всякие мероприятия, чтобы отвлечь людей от пьянства.
…И так получилось, что через час мы с Ларисой шли к колхозным мастерским, напрямик, полем с подсолнухами.
Возле мастерских трое оголенных по пояс ребят, перемазанных в масле, с блестевшими от пота спинами, втаскивали по стальным трубам дизельный движок в кузов грузовика.
Грузовик был мне знаком. Вчера на нем шофер чуть не наехал на ребенка. Я проверил тормоза. Они барахлили. Водитель Федор Колпаков дал мне слово, что на неисправной машине из гаража не выедет…
Что ж, проверим.
Мы поздоровались. Катаев, секретарь комсомольского комитета колхоза, был среди ребят. Он кивнул нам: подождите, мол, закончим, тогда поговорим.
Установив движок, ребята спрыгнули с кузова, убрали трубы, закрыли борт.
Из мастерских вышел шофер Федя. Он старался не смотреть на меня. По его лицу было видно, что машина в том же состоянии, что и вчера.
— Довезешь? — спросил его комсорг.
Тот что-то буркнул. Я попросил у шофера ключи.
Федя кивнул на кабину:
— Там. — И отошел в сторону, вытирая руки ветошью, всем своим видом стараясь показать, что он здесь ни при чем.
Я тронул машину, проехал немного и затормозил. Так и есть! Педаль легко дошла до упора, а грузовик продолжал двигаться. Я остановился на ручном тормозе. Подал назад. Спрыгнул на землю.
— Не довезет.
Федя молчал.
А один из парней развел руками.
— Не волнуйся, начальник. Здесь и десяти километров не будет… по степи…
— Не повезет, — отрезал я.
— Товарищ начальник… — просил парень.
Катаев оборвал его:
— А ты не суйся, Егор. — И, бросив тряпку в кузов, ругнул Федю: — Дурень! Полтора часа втаскивали, пуп надрывали.
— Что же делать? — спросил шофер.
— Везите на другой машине, — сказал я.
— Нету другой, в разъездах, — мрачно сказал Федя. — А не отвезем, председатель взгреет по первое число. — Он усмехнулся. — И вам кое-что перепадет.
— Плевать я на него хотел! — Это было, конечно, слишком, но я разозлился. Прибавьте к этому — рядом была Лариса и все слышала.
Федя Колпаков зашел в мастерские и вскоре вернулся насвистывая. Катаев сказал нам с Ларисой:
— Подождите. Умоюсь, поговорим.
Но разговор не состоялся.
Председательский «газик», как разъяренный зверь, резко затормозил возле нас, принеся с собой клубы пыли.
Нассонов вылез из-за руля и коротко приказал шоферу:
— Езжай. Под мою ответственность.
И спокойно посмотрел на меня.
— Если хочет лишиться прав… — так же спокойно сказал я.
Председатель побагровел:
— У меня конвейер на пятом участке стоит, подсолнух пошел на силос… Это тебе не… — Он задохнулся, — не с бугаями наперегонки бегать.
Представляю, какое стало у меня лицо…
— Садись за руль! — рявкнул Нассонов Феде.
Тот, озираясь на нас, полез в кабину, завел мотор.
Нет, сдаваться нельзя. Я подошел к шоферу.
— Дай права и делай что хочешь, — положив документы в карман, я пошел прочь. Сзади заглох мотор, хлопнула дверца, и послышался едва не плачущий голос шофера:
— Геннадий Петрович!
Нассонов выругался.
Я продолжал идти.
— Товарищ лейтенант…
Я остановился. Председатель махнул рукой: подойди, мол. Я вернулся.
— Пошли.
Мы зашли в мастерские. Геннадий Петрович снял трубку телефона.
— Начальника райотдела внутренних дел. Да, срочно…
Он стоял ко мне спиной. Было видно, как у него застыли желваки.
— Приветствую вас. Нассонов… Он самый.
Нассонов говорил с моим начальством несколько минут. И я понял: председатель чувствовал, что бой проигран. Это его злило еще больше, потому что всему причиной был я, розовощекий мальчишка.
Нассонов сунул мне трубку.
— Кичатов, можно выпустить машину в рейс?
— Никак нет, товарищ майор. Совсем тормоза не работают. Лично проверял.
— А что же Нассонов бушует?
— Не знаю.
— Ничего, пошумит, пошумит и перестанет. А вообще ты молодец, лейтенант. Не сдавайся.
— Слушаюсь.
— Вот так… Завтра в час — на оперативное совещание.
— Так точно. Буду, товарищ майор.
В трубке запели короткие гудки.
Ребята, молча курившие на скамейке, вопросительно смотрели на нас. Так же смотрела Лариса.
Председатель, не сказав ни слова, вышел и сел в свой «газик». Машина круто развернулась, зло прошелестела шинами и помчалась по дороге…
— Что? — поднялся шофер.
— За правами придешь ко мне, после того как починишь машину. Я проверю…
Это была победа. Но в душу, на самое дно, опустилась горькая тяжесть оттого, что уставшие парни будут сейчас стаскивать двигатель с кузова. Потом снова втаскивать на другую машину. А где-то люди ждут и чертыхаются…
Я даже переживал за Нассонова. Получить оплеуху от молокососа…
Катаев побежал искать другую машину. Мы с Ларисой молча пошли назад по дороге.
…А ночью, когда я уже засыпал, убаюканный шепотом листвы у моих окон, тихо скрипнула калитка, и в светлом квадрате окна появилась голова.
— Товарищ лейтенант!
— Кто это?
— Я, Женя…
— Какой?
— Нассонов…
Я встал с постели, подошел к окну. От парнишки попахивало вином.
— Ну и что же тебе надо, Женя Нассонов?
На его рубашке шевелился узор — тень от листьев.
— У меня там друзья, из города. В техникуме вместе учимся. Ну, немного не хватило… А Клава говорит: если вы разрешите, она отпустит. Нам всего бутылочку… вина…
— А что отец скажет?
— Он в районе.
Парень, выходит, отца боится.
— Женя, сколько тебе лет?
— Шестнадцать. А что?
— Рано тебе, наверное, пить, а?
— Да ведь друзья…
— Отцу твоему я на первый раз ничего не скажу, но только больше по ночам не тревожь людей. И насчет вина подумай! Договорились?
Его фигура, плоская в свете месяца, тихо исчезла за забором.
И что это Клаве Лоховой вздумалось парня посылать ко мне?
Я вспомнил, что хотел зайти поговорить с ее мужем.
Надо это сделать в ближайшее время.
На следующий день я решил поближе познакомиться с работой нашей конефермы, потому что после стычки с Нассоновым не хотелось торчать в станице и встречаться с ним. Но, въехав на конеферму, я вдруг увидел возле конюшен председательский «газик».
Поворачиваться же назад было поздно. Меня заметили.
Геннадий Петрович стоял, облокотившись на капот машины. Здесь же был Арефа Денисов.
Я подошел к ним как ни в чем не бывало. Нассонов натянуто кивнул. Арефа поздоровался приветливо.
Председатель жевал травинку и смотрел на небольшое выкошенное поле, на котором, как мне показалось, в беспорядке были расставлены различные препятствия: бревна, установленные крест-накрест, жерди, сложенная пирамидой кирпичная стенка, рвы с водой.
По полю кружил одинокий всадник. Вот он подъехал к пирамиде, составленной из полосатых жердей, упирающихся в деревянные треугольники, и лошадь, на какую-то долю секунды задержав свой бег, легко взяла препятствие.
А всадник уже приблизился к бревенчатому заборчику. Я заметил, как Арефа напрягся, словно сам сидел в седле.
— Красивый жеребец! Люблю таких коней, — прищурил глаза Арефа.
Нассонов довольно улыбнулся.
— Чем черт не шутит: выпустим Маркиза на районные скачки, а? Как говорится, с паршивой овцы хоть шерсти клок…