Страница 2 из 4
Первым человеком, которого я увидел, проснувшись, был капитан. Он будто не ложился отдыхать. Стоя у борта корабля, окутанный вечерней прохладой, он готовился к заходу в гавань.
Мы подходили к просторному дворцу Ашатахан, выходившему на реку. Чудные старинные лодки были привязаны здесь к ступенькам. Корабль подошел поближе, и стали видны открытый мраморный двор, колоннада городских фасадов, надвигавшаяся на двор со всех сторон. По улицам, площадям, по мраморному двору вдоль колонн прохаживались граждане города с той важностью, будто участвуя в древних Церемониях. Это и правда был очень древний город; редкий орнамент на домах сохранился от стародавних времен, хотя время его не щадило, и его не восстанавливали, и везде были каменные статуи существ, давно ушедших с лица Земли: драконов, грифонов, крылатых коней и горгулий. Все было древним, старинным в Аштахане. Ничего нового, вещи, люди, обычаи – все древнее. Торжественные горожане не обращали ни малейшего внимания на нас, проплывающих мимо. Они продолжали свои странные для других людей ритуальные шествия, а моряки, знающие их обычаи, не обращали на них никакого внимания. Вот мы подплыли поближе, и я, увидев человека у воды, решил окликнуть его.
И спросил, что делают люди в Ашатахане, каковы их товары и с кем они торгуют. Он отвечал:
– Мы здесь опутываем, связываем Время, чтобы оно не убило наших богов.
Я поинтересовался, что же это за боги, которым они поклоняются, и он отвечал:
– Это те боги, которых еще не убило Время.
Потеряв ко мне интерес, он отвернулся и больше не произнес ни слова, снова вернувшись к своим торжественным церемониям.
А мы между тем медленно поплыли вперед и миновали Аштахан. В нижнем своем течении река сделалась шире, и мы увидели множество птиц, ныряющих за рыбами. Это было странное зрелище. Красиво разодетые, ярко раскрашенные, они были похожи на диковинные стрелы с заостренным наконечником – клювом. Они пронзали поверхность реки, настигая свою добычу.
Тем временем вечер вступал в свои права. Он заявил о себе густым белым туманом, повисшим над рекой. Опутав белизной деревья, он поднимался все выше, холодя воздух, вызывая в памяти различные страшные предания о чудовищах и призраках. О душах умерших, возвращающихся на' землю за новыми жертвами.
Солнце совсем спряталось за яркие, пестрые поля различных цветов, которые цвели на густо заросшей вершине, разные речные чудовища выползли из ила, куда забрались отдыхать в полуденный зной, и неизвестные огромные животные выходили из джунглей на водопой. Зато дневные красавицы бабочки улетели отдыхать, изрядно устав за целый день танцев. В узеньких протоках, по которым мы плыли, уже воцарилась ночь. Солнце, перед тем как уйти на покой, посылало свои последние лучи.
Лесные птицы срочно заторопились домой в лес, в джунгли. Пролетая над нами в последних отблесках солнечных лучей, казалось, обессилев, опускали крылья и камнем падали в гущу деревьев. Разных размеров, расцветок, почти уже не различимых, они свистели и потом неожиданно взмыли ввысь и снова опустились. Рассекая воздух со свистом, над нами пронеслась небольшая стая гусей, которые, как рассказали матросы, повинуясь закону природы, недавно прилетели сюда; из года в год совершают они один и тот же путь, огибая пик Млуна. Повинуясь своему закону, их поджидают разные хищные птицы. Орлы знают их путь, говорят – даже час их появления, и каждый год повторяется одна и та же картина, предопределенная природой, в которой побеждает сильнейший. Когда тьма окончательно сгустилась, не было видно ничего, и все движение различалось только по доносившимся до нас звукам. Наконец все успокоились на берегах реки. Настало время птиц ночных. На корабле зажгли фонари, и конечно же, на их яркий свет прилетели ночные бабочки и закружились вокруг корабля. Они отбрасывали разнообразные тени при свете фонарей. Матросы снова молились, потом подали ужин, и снова все провалились в сон.
Когда я проснулся, было уже светло. Корабль стоял в знаменитом городе Педондарис Это было очень приятное зрелище после нескончаемых джунглей, которые достаточно нас утомили. Бросив якорь близ базарной площади, капитан и команда тут же развернули товары, и подошедший купец из Педондариса стал рассматривать их. Сцена была самая обычная. Капитан держал в руке ятаган, стуча им по палубе; цена, названная торговцем, показалась всем возмутительной, и капитан призывал своих богов в свидетели своему гневу. Он также обещал страшные кары на голову купца и его родственников, а также всей страны. Купец же совершенно невозмутимо призывал на свою сторону своих богов, которые должны были засвидетельствовать его честность. Он оправдывал себя тем, что покупает все для бедняков, котором и хочет продать по самой низкой цене, даже не мечтая о прибыли. Большей частью товары были нужные и полезные в обиходе. Значит, сказал торговец, если он даст хоть на один пиффек больше, то бедный народ останется зимой без ковров и вечерами без трубки, а он и его старый отец будут голодать. Это была игра, понятная самим актерам. Капитан поднес ятаган к горлу, заявив, что ему остается лишь умереть. Делал он осторожно, стараясь не задеть горло и бороду. Купец, оценив этот шаг, снова взглянул на товары и сказал, что не позволит умереть столь достойному капитану, человеку, к которому питает чувства сродни любви, едва завидел его корабль, и что пусть и станет голодать сам, но дает еще пятнадцать пиффеков сверху.
Капитан же снова взмолился своим богам, прося их смягчить жестокое сердце торговца, и, вероятно, его тишайшие боги, боги, которые благословляют Белзунд, его услышали. Торговец набавил еще пять пиффеков. Капитан, рыдая, твердил, что боги его оставили; и купец тоже обливался слезами, твердя, что думает о старом отце и о грядущем голоде. Но это уже был финал их пьесы. Они понимали, что условия устраивают всех. Дело было сделано, и купец забрал тумарунд и толлуб, отсчитав деньги из бездонного кошелька, полного разных монет. Все товары были увязаны, уложены и отправлены с купеческими рабами в город. Все это время матросы молча сидели на палубе, не принимая участия в сделке, напряженно наблюдая за торгом. Удовлетворенные увиденным зрелищем, повеселев, они издавали довольные возгласы и сравнивали эту сделку с прежними. Тут мне стало известно, что до начала торга все до одного купцы Педондариса по одному пришли к капитану и донесли друг на друга как на очень нечестного торговца. Всех этих купцов капитан угощал вином своей страны, которое привез с собой из прекрасного Белзунда, но никакими силами, не смог сделать их посговорчивее. Все было позади, капитан остался доволен сделкой, и матросы впервые за весь день сели за трапезу. На радостях капитан принес бочонок вина, и мы осторожно открыли его. Постепенно под действием вина мы забыли джунгли, бабочек, птиц. Капитан был рад и не скрывал своей радости – ведь он знал, что кроме прямой выгоды сделка подняла его еще выше в глазах матросов. Матросы же пили вино с благодарностью, благодаря своих богов за успех капитана, который вылился в прекрасное угощение.
Для меня капитан нашел стаканчик тягучего золотистого вина из сосуда, который он хранил в особом месте, недоступном для других. Да, оно было чудесным: и сладким, и крепким, и обжигающим, и успокаивающим одновременно. В нем чувствовалась крепость, имеющая власть над душами людей. Капитан, довольный, что я оценил его угощение, пояснил, что вино изготовлено по секретным старинным рецептам, сохраняемым семьей из шести человек. И как обычно, последовала легенда, сопровождающая вино. Когда-то он, охотясь в этих горах, шел по следу медведя и неожиданно натолкнулся на мужчину, который охотился за этим же медведем, но попал в беду – оказался в ловушке в конце узкой тропки. Неизвестно, чем бы окончилась для него эта охота, если бы не капитан. Медведь был уже ранен, но не смертельно, и медленно приближался к охотнику. Капитан не рассказал, что он сделал, как спас мужчину, но тот оказался из рода, хранящего а секрет этого вина, и каждый год, только выпадает первый снег, тот человек спускается на равнинный базар и оставляет для капитана в воротах прекрасного Белзунда сосуд бесценного чудесного вина, сделанного его семьей.