Высокий Дом

Даскин пожал плечами:

– По крайней мере теперь мы знаем правду. Еще через несколько месяцев после его исчезновения мать сказала мне, что он мертв. Я тогда был слишком мал для того, чтобы спорить с ней, а она, быть может, уже тогда сговорилась с Полицейским и точно знала, что он утонул в море. Помню, я тогда подолгу плакал о нем, когда оставался один в детской. Мне так не хватало его силы, доброты, больше всего – доброты. Став постарше, я часто расспрашивал Чанта о нем. Чаще всего в ответ он цитировал «Гамлета». «Он человек был, вот что несомненно, уж мне такого больше не видать». Наверное, враги его жутко боялись, но думаю, эта цитата похожа на правду.

– Более чем, – согласился Картер, а потом он вспомнил, как лорд Андерсон встал на пороге Комнаты Ужасов с Мечом-Молнией в руке. – Но ты прав: врагов он мог устрашать.

Вскоре братья пожелали друг другу доброй ночи, но когда Даскин проснулся, то увидел, что Картер сидит у догорающего огня, сжимая рукоятку Меча-Молнии, выдвинутого из ножен на долю дюйма. Отсвет волшебного клинка падал Картеру на лицо. По щекам его текли безмолвные слезы.

Они вышли поздно и целый день шли вперед безо всяких происшествий. Ближе к вечеру на их пути попался темный проход – такой узкий, что плечи задевали оштукатуренные стены. Зажгли фонарь и целый час пробирались по проходу. Скрипели шаткие половицы, повсюду висела паутина, за каждым поворотом мерещились злоумышленники. В конце концов проход завел их в тупик, оборвавшись в каморке, стены которой были сложены из необработанных камней.

– На карте указана, дверь, – заметил Даскин. Картер без тени растерянности шагнул влево, ощупал край выступавшего из стены камня и нажал небольшую кнопку. Часть стены со стоном выехала вперед, за ней мерцал желто-зеленый свет.

– Откуда ты знал? – изумился Даскин. – Ты ведь даже Слова Власти не произнес!

– Не пойму, в чем дело, – признался Картер. – Но что-то словно зародилось внутри меня. Это началось еще тогда, когда во сне меня поймал в западню Полицейский и я угодил в плен к Порядку. Она связала меня, заткнула мне рот, чтобы я не мог произнести Слов Власти. И все же я ухитрился произнести слово – но не губами, а душой. С тех пор Слова как бы стали моей неотъемлемой частью. Порой я видел их. Они словно пылали у меня в сознании. Но как только у меня появились Плащ и Меч, внутри меня как бы запечатлелась и карта Высокого Дома. Поначалу мне казалось, что это не более чем игра воображения, но я проверил себя: я действительно могу в уме воспроизводить огромные районы Дома, причем в еще более мелких подробностях, чем они нарисованы на карте… подожди, что ты делаешь?

Даскин опустился на одно колено, склонил голову, и его светлые волосы, озаренные лившимся в стенной проем светом, приобрели оливковый оттенок.

– Теперь у меня нет сомнений. Ты больше не Служитель. Дом избрал тебя. Ты – Хозяин. И я хочу стать первым, кто присягнет тебе на верность.

Картера бросило в жар.

– Даскин, встань! Ты мой брат! Мне не нужна твоя присяга. Я не хочу, чтобы между нами было что-то подобное!

Даскин поднял голову. Взгляд его был полон ангельской невинности.

– Я не встану, покуда ты не примешь моей присяги. Теперь ты – избранник, и этого нельзя оспорить. Лучше служить истинному Хозяину Дома, нежели править без права на то. А я всю жизнь мечтал о том, чтобы занять место, мне подобающее. Теперь я вижу, каково оно.

Слезы застлали Картеру глаза. Он обнажил Меч-Молнию и возложил руку Даскина на рукоять.

– Хозяин я или нет, – сказал он, – лучшего соратника мне найти. Но поклянись в верности не мне, а Дому.

– Дому и его Хозяину – только так и не иначе.

– Да будет так. Принимаю твою присягу. Встань, брат мой.

Они обнялись и, не сказав больше ни слова, вошли в потайной ход и очутились у подножия каменной лестницы.

Свет исходил от расположенной в конце пролета площадки. Он был так ярок, что братья не могли разглядеть, что лежало дальше. Ступени лестницы были полуразрушены. Раствор, скреплявший камни, размыло водой, унесло ветрами.

Сверху донеслись встревоженные голоса, послышалась тяжелая поступь, и вскоре на площадке появился человек в чешуйчатой броне. Когда от братьев его отделяли всего три ступени, он поднял арбалет и нацелил его им в грудь.

– Кто прошел сюда сквозь Тесные Врата?

Даскин шагнул вперед и заслонил собой Картера.

– Путники, желающие пройти с миром.

– Выглядите вы как бродяги и отверженные, – сказал стражник.

Тут к нему присоединился второй – здоровяк, казавшийся еще более массивным из-за тяжелых доспехов.

– Не стреляй, Кейпкот! – крикнул он. – По этому проходу уж сто лет как никто не приходил. Давай лучше узнаем, чего им нужно.

С этими словами второй стражник спустился к Картеру и Даскину. Первый – тощий, долговязый – последовал за ним. Несмотря на разницу в телосложении, глаза у обоих были серо-карие, а волосы – цвета лесного ореха. Казалось, перед братьями один и тот же человек, только с разницей в возрасте. Главным из двоих явно был здоровяк.

– Меня звать Пилхаммер, – важно представился он. – А всех бродяг у нас положено отводить на Главный Вокзал для регистрации.

– Но мы только хотим пройти через вашу страну, – возразил Картер. – И к тому же мы очень торопимся.

– Таков закон, – ответил Пилхаммер.

– Ладно, – вздохнул Картер. – Я – Картер Андерсон. А это – мой брат Даскин.

Пилхаммер кивнул:

– Проходите.

Они следом за ним поднялись по лестнице. Все помещения в Иннмэн-Пике оказались коричневыми – да-да, именно коричневыми. Не ореховыми, не охристыми, не кирпичными, а коричневыми. На полу лежали новенькие, с иголочки, коричневые ковры, стены были покрыты свежей коричневой краской, на окнах висели свежевыстиранные коричневые шторы, по стенам висели картины с изображениями коричневых человечков, резвящихся на коричневых холмах. Все вокруг было выкрашено в коричневый цвет. И у стражников поверх доспехов были накинуты коричневые плащи с капюшонами.

– А почему ваша страна называется Иннмэн-Пик? – поинтересовался Картер.

– Посторонние разговоры до регистрации запрещены, – отозвался Пилхаммер, бросил на Картера извиняющийся взгляд и добавил: – Таков закон.

– Строгие у вас, значит, законы, сэр, – сделал вывод Даскин.

Братья переглянулись, и Картер незаметно сунул руку в карман, где у него лежал пистоль. Даскин кивнул и последовал примеру брата.

Окон в коридорах не было, а за светильниками явно давно не ухаживали. Тусклый свет едва пробивался сквозь пожелтевшее от времени и пыли стекло. Навстречу путникам попадались другие обитатели Иннмэн-Пика, такие же тусклые и бесцветные, как стражники: мужчины в вылинявших рубахах, женщины в скучных коричневых платьях без оборок и вышивки. Девушки, все как на подбор, были коротко стрижены, и ни одна из них не улыбнулась встречным. Но больше всего удивила братьев кучка детишек не старше шести лет. В коричневых балахончиках, похожие на строгих монахов, с мордашками, по-обезьяньи мудрыми, они послушно семенили следом за угрюмой старухой, одетой точно так же, – наверное, то была их учительница.

Прошагав примерно с час по унылому коридору, они свернули в короткий переход и вскоре оказались в помещении, которое Пилхаммер назвал станцией. Вдоль каменных стен валялось с полдюжины матрасов, накрытых грязными одеялами.

– Тут заночуем, – объявил Пилхаммер.

Картер пощупал постель. Она показалась ему слишком мягкой.

– Я лучше свое одеяло расстелю, – сказал он и раскатал одеяло прямо на каменном полу.

– Мы ляжем снаружи, – оповестил братьев Кейпкот.

– Так мы, что же, ваши пленники? – поинтересовался Картер. – Вы нас стеречь собираетесь?

– Таков закон, – откликнулся Кейпкот. – У нас еда кое-какая имеется, можем поделиться.

– Не откажемся, – кивнул Даскин. – У нас припасы на исходе.

Стражники не стали трапезничать с братьями. Они выделили им фляжку, краюху черного хлеба и какой-то плод с бронзовой кожурой, который назвали «обоа». Затем они удалились за дверь, но за собой ее не заперли. Картер и Даскин перебрались к дальней стене, где могли переговариваться так, чтобы стражники их не подслушали, и уселись на пол перекусить.