Страница 5 из 32
Караульный офицер предложил нам идти в Королевский сад и приказал проводить туда одному из солдат своих. Был какой-то праздник, аллеи пестрели от женских нарядов. Мужчины мерными шагами ходили взад и вперед, снимали перед нами шляпы, или лучше только до них дотрагивались, и курили сигары. Хотя листья опали и оставалось уже мало зелени; но сад, расположенный на горе и близ моря, показался мне весьма приятным. С балкона летнего дома, построенного на открытом месте, вид Гельзинора и окрестностей представляет прелестную картину. Шумный Зунд, отделяя сей вид от грозных крутых скал Швеции, сей самой противоположностью тем более пленяет взоры.
Как ветер для отплытия в Англию был противный, а день прекрасный, то сев на шлюпку с несколькими товарищами, в полчаса переправились мы чрез Зунд и вышли на берег в Гельсинборге. Две улицы под горой, развалившаяся ветряная мельница на горе и красные высокие крыши домов – вот все, что можно видеть в сем небольшом городке. Никто не обеспокоил нас на дороге, ибо прошедши до средины города, не встретили мы ни одного человека. Далее хотя и попадались нам люди, но никто нас не понимал, все проходили мимо, улыбаясь, и мы не знали, куда идти. Видим вывеску аптеки – портрет Галена – мы вошли. К потолку привешен крокодил и в чучеле ужасный! Какая находка! В чистых шкафах, вместе с лекарствами, в банках стоят конфекты. Купим их скорее, ибо надобно же иметь какую-нибудь причину зайти в аптеку. Наконец показали нам трактир, усыпанный песком, правильно укладенным ельником, и мы очень обрадовались нашедши там играющих на бильярде прекрасных и видных шведских офицеров полка желтых гусар. Они как хозяева нас обласкали, мы познакомились, отобедали вместе и расстались дружески.
3 октября при тихом юго-восточном ветре эскадра снялась с якоря. По причине противного течения в продолжение ночи едва успели обойти мыс Куллен и опасный остров Ангольм, окруженный мелями. На другой день ветер, отошед к востоку, сделался очень силен, корабли пошли по 22 версты в час, и в 14 часов прошли весь Каттегат. При захождении солнца угрюмые дикие скалы Дернеуса, последнего мыса Норвегии, были против нас, а к ночи эскадра вступила в Немецкое море. Бурная, мрачная ночь представляла великолепное зрелище: корабль, рассекая и вместе нисходя и восходя на валы, производил бегом своим струю и пену, обращенную в пыль. След, а паче близ руля, стлался по хребтам волн рекой лавы, огненным змеем, который, извиваясь, казалось, гнался за кораблем. Вода издавала блеск, подобный золоту, корабль, по-видимому, плыл в расплавленном металле. Под носом, где наиболее сопротивления, раздробленные грудью корабля валы, подобно шифонному столбу, вздымаясь высоко, огненным дождем падают на палубу. Картина ужасная и вместе прекрасная! Морская вода, содержащая в себе множество селитренных, фосфорических, и других частиц, от трения о борт корабля, как будто возгорается, и в темную ночь при скором ходе производит сие явление. На другой день, когда мы были посреди моря, то сожалели и о скучных кремнистых берегах Норвегии. Обнаженные скалы сии рождают вопрос, чем питаются жители, их населяющие? – Милосердый Промысл, дав верблюда аравитянам, оленя лапландцу, норвежцу приводит сельдь, так сказать, к дому, ежегодно и в таком множестве, что бесплодие земли заменяется плодоносием океана. 1800 года я видел лов сельдей в Бергене, а прошедшего 1804 года в Консбаке[9], зрелище любопытное и приятное. Когда сельдь вошла в залив, море до сего светлое, как зеркало, переменило цвет и заблистало рыбьей чешуей. Головы акул, нордкамеров и касаток беспрестанно показывались на поверхности воды. Нордкамеры, род малых китов, имея горло обширнейшее исландских, суть злейшие неприятели сельдей. Они, пригоняя их к берегу, бьют хвостами; оглушенная сим попадает она в пасть их. Рыбачьи лодки, держась в двух линиях, черпают рыбу саками, ведрами и берут даже руками. Ночью лов всегда бывает успешнее, ибо рыбы, стремясь к огням, зажигаемым на берегу и на лодках, в великом множестве попадаются в сети, растянутые с лодки на лодку. При удачной ловле один промышленник в ночь получает ее столько, сколько нужно на год для его семейства. Голландцы тотчас по вынутии сельди из воды, потрошат, вымывают морской водой, солят и укладывают в бочонки, и вероятно от сего приуготовления сельдь их лучше прочих; ибо англичане, шведы и наши архангелогородцы очищают ее спустя уже некоторое время.
Вечная премудрость, которая печется о сохранении всех тварей, и здесь заметна в жизни и разуме сельдей, если сим можно назвать то тайное побуждение (instinct), которое заставляет их предпринимать путешествие всегда в одно время, до известной широты, и в строе, порядке удивительном возвращаться в отечество свое, Северный полюс, где под льдом от хищных рыб живут они в безопасности. Вот путь, по коему они следуют: в начале года армия сельдей выступает и плывет к югу. В марте месяце, достигнув Исландии, разделяется на два корпуса. Первый, разными отрядами, идет к Тенерифу, другой обращается к Норвегии и, обошед мыс Дернеус, разделяется на две колонны. Одна их них, чрез Зунд, другая чрез Бельты, входят в Балтийское море, где дошед до Шведских шхер, возвращаются назад и плывут соединенно к берегам Голландии. Западная армия, всегда преследуемая хищными рыбами, обходит Шетландские и Оркадские острова, идет вдоль берегов Великобритании и Ирландии, обращается в Английский канал и отделяет от себя еще одну колонну в Атлантический океан, которая далее Бискайского залива редко является. Распространившись таким образом по всем северным морям, соединяются они в Немецком море и в конце осени возвращаются в свою отчизну. Естествословы, изыскивая причину такого правильного путешествия сельдей, полагают искание пищи, состоящей в червях, коими северные моря преисполнены.
В сем путешествии сельдей представляется для наблю дателя зрелище столь любопытное, толико же и удивительное. Впереди армии их идет авангард, в центре главного корпуса находится король, который отличается от прочих величиной, простирающейся до аршина. Сей король управляет всеми движениями, и обыкновенно в море плывут сельди фронтом; когда же придется проходить им пролив, тогда свертываются колонной. Если случится кому поймать короля, тотчас бросают его в море, ибо рыбаки думают, что без него лов не может быть так удачен; и самые хищные рыбы, как полагают, щадят его по той же причине. Сельди, так говорит красноречивый Бюффон, производят маневры свои без малейшего замешательства. В походе ни одна не оставляет своего места, нет между ними беглецов, ни отставших; они продолжают путь свой безостановочно, переходят от места к месту всегда в одно время и всегда в известный срок возвращаются домой.
5 и 6 октября ветер стоял в прежней силе, море подобно было снежному холмистому полю, корабли в ходе не уступали один другому и мы не имели приятности дожидаться заднего. Ночи были самые осенние, сумрачные, холодные с дождем. Облака мчались быстро, луна изредка показывалась. Темнота, скрывавшая предметы, казалось, усиливала ветер, который ужасным образом завывал в снастях. Корабль валяло с бока на бок, подобно легкой лодке. Когда ветер дует с кормы, корабль имеет боковую качку самую беспокойную и вредную для его корпуса. По сему-то и самый благоприятный хорош бывает только до некоторой степени.
7 октября ветер несколько стих, и мы прошли английскую эскадру, лежащую посреди моря на якоре, на догер-банке. Отмель сия так соразмерно возвышается к средине, что когда придешь на нее, то, бросив лот (свинцовая гиря) по числу сажен глубины и грунту определяют место корабля на карте. 8 октября пасмурность очистилась, море успокоилось, день сделался прекрасный, стаи чаек носились уже в воздухе, что означало близость берега. Вскоре караульный матрос наверху передней мачты закричал: берег виден! Все с зрительными трубами бросились смотреть. Надобно быть на море, чтобы чувствовать радость при появлении земли. Переход от грозного вида моря к зрению цветущей зелени ни с чем сравнить не можно. Тут с жадностью рассматривают малейшие оттенки показавшегося строения; по мере приближения удовольствие увеличивается, предметы возникают, растут из моря и мало-помалу от скучного единообразия неба и воды, переходишь ко множеству приятных видов, которые движутся, изменяются и представляют взору такое занятие, что зрением сим не можешь довольно насладиться. Прежде всего увидели мы норд-форландские маяки[10]. Вот Англия, вот и Франция, в землях сих двух народов, такое же соперничество и противоположность, как и во нравах. Беловатые берега Альбиона мало возвышены и покрыты зеленью. Все видимое пространство разделено пашнями, лугами, рощами; усеяно городами, селами и прекрасными мызными домиками. Пристань Дувра наполнена кораблями, за ним к северу у Доунса стоит большой военный флот. Напротив Кале лежит печально на песчаной косе, в бесплодной пустыне, где не видно ни дерев, ни лугов и ни одного корабля, ни одной рыбачьей лодки в гавани. Прекрасная ночь и благоприятный ветер способствовали нашему плаванию в Английском канале. 9 октября на рассвете эскадра прибыла в Портсмут.
9
Залив, удобный для кораблей, в 30 верстах от Готенбурга к востоку лежащий.
10
Считаю небесполезным заметить, что английские лоцманы для лучшего рассмотрения маяка направляют на него зеркало, и тогда не только огонь, но горизонт и окрестные предметы, расстоянием на 25 верст, очень ясно показываются.