Страница 74 из 82
И сейчас я так отчаянно сильно хочу дотронуться до него.
Держа себя в узде, я переплетаю руки перед собой.
— Я оставлю ее. — Не хочу ранить его еще больше.
Он поднимает свой взгляд на меня.
— Куда мне доставить ее? Сюда... или к тебе в Англию?
У меня все еще есть там квартира. Аренда была оформлена на год и пока еще не закончилась.
Кажется ли мне, что в его голосе слышится надежда на то, что я собираюсь возвращаться в Англию?
— Вероятно... ее лучше доставить сюда.
Его глаза тускнеют.
Я обнимаю себя, пытаясь защититься от холода. Но он появляется не снаружи, потому что исходит глубоко изнутри.
— Прошу, не забудь выслать мне счет за доставку.
— Все в порядке, — отрезает он.
Но я не могу позволить ему платить. Он и так сделал для меня достаточно.
— Прошу, дай мне оплатить доставку, Каррик, — прошу я тихо.
— Иисусе, Андресса! — огрызается он. — Просто позволь мне сделать для тебя эту последнюю гребаную вещь.
Его раздражительность распалена страданиями.
Я знаю это, и потому говорю мягким, печальным голосом:
— Ладно, Каррик... Хорошо.
Воздух между нами стал плотным. Остается столько несказанного. Так тяжело дышать. И от этого болит все тело. Пространство между нами закрашивается медленно убивающими меня воспоминаниями.
Я поднимаю глаза, встречаясь с его взглядом. Та связь, соединявшая нас с самого начала, есть и сейчас.
Его губы размыкаются, словно он хочет что-то сказать, но его прерывает рев двигателя подкатившей ко мне машины Оуэна.
Разрывая наш зрительный контакт, я бросаю взгляд на машину Оуэна.
— Мне следует... отпустить тебя. — Господи, это больно — чертовски больно. Я не хочу покидать его. Но должна.
Я заставляю ноги двигаться к своей машине.
— Рада была увидеть тебя.
— Андресса... — Его голос останавливает меня, не то чтобы пришлось приложить много усилий.
— Да? — В моем голосе надежда. Я знаю это и ничего не могу поделать.
— Я просто... хотел... — В нем происходит борьба. На это сложно смотреть, но в то же время это дарит мне глупую надежду.
Он проводит рукой по волосам и выдыхает.
— Просто хотел сказать, что в гараже пусто без тебя.
Затем он уходит, садясь в машину Оуэна, и они уезжают прочь.
Я наблюдаю за тем, как фары их машины исчезают в дорожном потоке.
Стоя у своей машины, и упершись в нее рукой, я делаю глубокий вдох и втягиваю слезы обратно.
Снимаю блокировку с машины и забираюсь внутрь. Завожу двигатель и включаю радио, где играет середина песни Бейонсе, в которой она душевным голосом говорит о том, что “Боится одиночества”.
(Beyonce - “Scared of Lonely”.)
И тогда я ломаюсь.
У меня уходит пятнадцать минут, на то, чтобы я смогла собраться с силами и суметь уехать домой.
Глава двадцать седьмая
Сантус, Бразилия
— "Дневник Бриджит Джонс" или "Отпуск по обмену"?
Я смотрю на коробки из-под DVD в руках мамы и понимаю, что не хочу смотреть ни один из этих фильмов. Я не в настроении смотреть девчачье кино. Совершенно ясно, что последние несколько дней я была в "фиговом настроении", если цитировать мою маму. Вообще-то, с тех самых пор, как увидела Каррика. Думаю, эти фильмы — ее способ отплатить мне.
Накручивая ожерелье на палец, я отвечаю:
— "Тачки".
— Значит, "Дневник Бриджит Джонс". — Она улыбается мне сахарной улыбкой.
Вообще-то моя мама не фанат "Тачек". Думаю, все эти годы я сводила ее с ума.
Отворачиваясь от меня, она вставляет диск в проигрыватель.
— У меня есть сладости, — говорит она, прежде чем уйти из комнаты. Она возникает минутой позже со спрятанными за спиной руками. — Когда я была в городе, то зашла в тот магазинчик, что продает английскую еду, и ты ни за что не угадаешь, что у них было. — Ее лицо сияет.
— Алкоголь? — Это были мои мечты, что она взяла мне какую-то выпивку.
Моя мама не часто выпивает, и очень редко пьет дома. Но прямо сейчас я бы могла напиться топящим мои печали пивом.
— Английский шоколад! — И из-за спины она достает большую плитку молочного шоколада "Кэдбери" и еще большую плитку шоколада " Гэлэкси ".
Господи боже.
Шоколад Каррика.
Только бы не удариться в слезы.
Из всего шоколада во всей гребаной Бразилии что она могла купить, она купила его шоколад, не то чтобы она знала, что это его шоколад. И все равно выглядит так, словно боги обозлились на меня, ну или что-то вроде того.
— Я знаю, как ты ненавидишь бразильский шоколад, считая его слишком горьким, и как скучаешь по английскому, потому подумала, что это может поднять тебе настроение.
— Спасибо. — Я стараюсь выйти из положения. Плюхаясь спиной на диван, я даю депрессии окатить меня полностью, накрываю лицо рукой так, чтобы она просто свободно валялась, и все свободное пространство занимаю своими длинными ногами.
Мама с недовольством поднимает мои ноги. Я убираю руку с лица, чтобы увидеть, как она присаживается рядом, все еще держа мои ноги в своих руках. Как только она садится, то кладет мои ноги себе на колени.
— Улыбнись, дорогая. Терпеть не могу видеть, как ты грустишь.
— Я улыбаюсь. — Я вымучиваю одну улыбку, показывая слишком много зубов.
Она смотрит на меня с грустью, но не давит.
— Какой бы ты хотела?
Она держит обе плитки шоколада и совсем не осведомлена о моих внутренних треволнениях, связанных с этим шоколадом, продолжающих расти, как на дрожжах.
И из-за того, что я мазохистка и склонна к тому, чтобы пытать себя, то беру " Гэлэкси ".
Я пытаюсь не плакать, когда отламываю кусочек и кладу его в рот.
Как только шоколад попадает на язык, я могу думать только о том, как Каррик в последний раз целовал меня. Это было перед гонкой в Сингапуре, и я могла чувствовать вкус сладости на его языке.
Теперь же в голове мысли лишь о том, каково это быть целуемой им, любимой им.
Мое тело начинает изнывать по нему. И в груди такая боль, словно на ней кто-то стоит.
Уйдет ли когда-нибудь эта боль потери?
— Нет.
Что? Я сказала это вслух?
Я бросаю взгляд на маму, но она смотрит в телефон.
Она ловит мой взгляд.
— Прости, милая. Твоя тетя Клара снова хочет одолжить мои сережки. Но я сказала ей, что так и не получила обратно те, что давала ей до этого. Она пошла в бар, напилась и потеряла их! — воскликнула она.
От этого я смеюсь, и хихикаю, когда думаю о напившейся тете Кларе.
Звонок в дверь.
Мы смотрим друг на друга.
— Ты кого-то ждешь? — спрашивает мама.
— Неа.
— Интересно, кто звонит в такой час.
Может ли это быть Каррик?
В сердце ощущается подъем, но затем такой же быстрый спад, когда я осознаю, что веду себя глупо. Для начала он не знает, где я живу, и не похоже, чтобы у него была причина прийти увидеть меня. Прошло два дня с тех пор, как я натолкнулась на него у отеля, и ничего не произошло. Если бы он хотел меня увидеть, то к этому моменту уже явился бы.
— Только семь часов, мам, — усмехаюсь я. — И мы так и не узнаем, пока ты не откроешь двери.
— Думаю, тогда пойду и открою. — Она одаривает меня взглядом. Используя пульт, она останавливает DVD, убирает мои ноги и понимается с дивана.
— Посмотри в глазок, прежде чем открыть, — говорю я ей в спину.
Не хочу, чтобы она открыла двери убийце с топором. Хотя, вообще-то, это может быть не так уж плохо. Он может вытащить меня из пучины страданий.
Я слушаю голоса, чтобы понять, кто пришел. Слышу низкое бормотание, но ничего не могу разобрать.
Я только решила подняться с дивана, как в гостиную вернулась мама.
— У тебя гость. — Она отходит в сторону, чтобы предоставить моему взгляду стоящего за ней Оуэна Райана.
— Оуэн... Мистер Райан, что вы здесь делаете? — Я карабкаюсь, чтобы сесть, и рукой касаюсь своих волос, которые превосходно напоминают мне, в каком я беспорядке. Я не могу вспомнить, когда в последний раз принимала душ, волосы стянуты в свободный пучок, а одета я в старую потрепанную пижаму с надписью "Все еще играю в машинки".