Похититель трупов

Первым нарушил молчание Макферлен. Он спокойно подошел к Феттсу и мягко, но решительно положил руку ему на плечо.

— Голову можно дать Ричардсону, — сказал Уолф.

Студент Ричардсон давно жаждал вскрыть голову.

Ответа не последовало, и убийца продолжал:

— Начав говорить о деле, напомню, что вы должны мне заплатить. Понимаете? Необходимо, чтобы ваши счета были в порядке.

Голос вернулся к Феттсу, правда, только подобие голоса.

— Заплатить вам? — произнес он. — Заплатить за «это»?

— Ну да, конечно, вы заплатите. Вы непременно должны выдать мне деньги, — произнес Макферлен. — Я не смею дать труп даром; вы не можете принять его без платы; не то мы оба бросим на себя тень. Это повторение случая с Джейн Холбрет. Чем хуже дело, тем усиленнее должны мы стараться действовать так, как будто все в порядке. Где старый К. держит деньги?

— Вот тут, — хрипло ответил Феттс и указал на шкаф в углу комнаты.

— Тогда дайте мне ключ, — спокойно попросил Макферлен, протянув руку.

Минутное колебание, потом жребий был брошен. Макферлен не мог подавить еле заметной нервной дрожи. Едва Феттс передал ему ключ, он открыл шкаф, снял с полки перо, чернила и тетрадь, а из ящика достал столько денег, сколько платилось обыкновенно в таких случаях.

— Вот что, — сказал он, — деньги заплачены. Это первое доказательство вашей правоты, первый шаг, ведущий к безопасности. Теперь нам нужно подкрепить его вторым. Запишите-ка расход в книгу, и тогда лично вам не будет страшен и сам дьявол.

Несколько секунд Феттс думал. Это была полная хаоса борьба разноречивых мыслей, но благодаря ужасу, который терзал его, восторжествовала та из них, которая устраняла непосредственную опасность. Важнее всего ему казалось избежать немедленной ссоры с Уолфом. Все дальнейшие затруднения представлялись Феттсу пустячными, почти желанными. Он поставил на стол свечу, которую до сих пор не выпускал из рук, и спокойно, твердым почерком внес в тетрадь дату, характер покупки и цифру заплаченной за нее суммы.

— Теперь, — проговорил Макферлен, — вы, по справедливости, должны положить в карман барыш. Свою долю я уже получил. Кстати, когда человеку повезет, тогда у него в кармане заведется несколько лишних шиллингов… Мне стыдно говорить об этом, но в таких случаях следует держаться известным образом. Никаких угощений, покупок дорогих книг, уплаты старых долгов. Занимайте, но не давайте взаймы.

— Макферлен, — начал Феттс по-прежнему хриплым голосом, — в угоду вам я сунул голову в петлю.

— В угоду мне? — вскрикнул Уолф. — О, полноте! Насколько я могу судить, вы сделали именно то, что должны были сделать ради самозащиты. Предположите, что я попал бы в неприятную историю. Что было бы тогда с вами? Второе маленькое дело явилось естественным следствием первого. Мистер Грей — продолжение мисс Холбрет. Нельзя начать и остановиться. Начав один раз, постоянно приходится продолжать. Это правило. Для дурного человека нет отдыха.

Ужасное сознание злобности и предательства судьбы наполнило душу несчастного студента.

— Боже мой, — простонал он, — да что же я сделал? Когда я «начал»? Я принял место ассистента — но, во имя справедливости, что же тут дурного? Этого места добивался Сервайс! Сервайс мог получить его! Разве он тоже попал бы в то положение, в котором я теперь нахожусь?

— Милейший, — сказал Макферлен, — какой вы ребенок! Что же случилось с вами? Что может с вами случиться, если вы будете держать язык за зубами? Вы, верно, не знаете, что такое человеческая жизнь. На свете существует два рода людей: львы и ягнята. Если вы ягненок, вы попадетесь на деле, как Грей или Джейн Холбрет; если вы лев, вы будете жить и кататься на своих лошадях, как я, как мистер К., как все умные и смелые люди. Вы поражены в данную минуту. Но посмотрите на К. Мой милый, вы умны, отважны, вы нравитесь мне и… доктору К. Судьба предназначила вам сделаться охотником, и как человек опытный говорю вам: через три дня вы сами будете смеяться, думая о всех этих пустяках, смеяться, как студент над фарсом.

Сказав это, Макферлен вышел из здания и быстро уехал в своем экипаже, желая добраться домой до зари. Феттс остался наедине со своими тяжелыми мыслями. Он видел ужасное положение, в которое попал. С невыразимым отчаянием, молодой ассистент сознавал, что его слабости нет границ, что переходя от одной уступки к другой, он из распорядителя судеб Макферлена дошел до положения его беспомощного, получающего плату сообщника. Он отдал бы все на свете, чтобы за несколько минут перед тем оказаться мужественнее, но ему и в голову не приходило, что он мог бы еще быть отважен. Тайна трупа Джейн Холбрет и эта проклятая запись в отчетной книге сковывали ему язык.

Прошло несколько часов. Стали собираться студенты. Куски тела несчастного Грея раздавались то одному то другому; их принимали без всяких замечаний. Ричардсон был счастлив, получив голову; и раньше, чем пробил час отдыха, Феттс с дрожью ликования увидел насколько разрезанное на куски тело изменилось и стало безопаснее.

В течение двух дней он со все возраставшей радостью наблюдал за ужасным процессом изменения внешнего вида трупа.

На третий день появился Макферлен. По его словам, он был болен; теперь Уолф нагонял потерянное время, с необыкновенной энергией наблюдая за работой студентов. Особенно ценную помощь оказывал он Ричардсону, то и дело давая ему советы. Студента, ободренного похвалами демонстратора, охватили горячие честолюбивые надежды, и ему представлялось, что медаль уже у него в руках.

Не прошло и недели, как предсказание Макферлена сбылось. Феттс отделался от ужаса и позабыл о своей низости. Он уже начал хвалить себя за смелость и мысленно придал такую окраску всему случившемуся, что смотрел на недавние события с нездоровой гордостью. Своего сообщника он видел редко. Понятно, они встречались во время классных занятий и одновременно выслушивали приказания К. Иногда они перебрасывались двумя-тремя словами. Макферлен был постоянно весел и обращался с Феттсом очень ласково. Однако он, очевидно, избегал упоминаний о их общей тайне; даже когда Феттс шепнул ему, что выбрал судьбу львов и отрекся от доли ягнят, Уолф только улыбнулся и знаком велел ему молчать.

Наконец один случай снова тесно связал этих двух людей. У мистера К. опять не хватило материала; студенты жаждали дела; их учитель любил иметь под рукой все необходимое. В это время поступили сведения о похоронах на сельском кладбище Гленкорс. Время мало изменило это место. Как теперь, так и тогда оно лежало близ проселочной дороги, вдали от человеческого жилья, и листва шести кедров скрывала его. Блеяние овец на соседних горах, пение ручейков, одного громко журчащего по камешкам, другого украдкой скользившего от одного пруда к другому, шелест ветра среди старых горных каштанов да раз в неделю голос колокола и старинный напев псаломщика — только это и нарушало тишину окрестностей сельской церкви. Однако «воскресителя» (употребляя тогдашнее прозвище) не пугала святость места, не останавливали благочестивые соображения. Ради своего ремесла он нарушал покой старинных могил, украшенных венками и цветами, мир тропинок, проложенных ногами почитателей, друзей и родных умерших, оскорблял приношения и надписи, говорившие о любви и утрате. Чувство уважения не отдаляло похитителя трупов от сельских окрестностей, где любовь особенно живуча, где узы кровного родства или товарищества связывают между собой всех прихожан одной церкви; напротив, удобство и безнаказанность влекли туда Макферлена. К мертвым телам, положенным в землю с радостной надеждой на пробуждение, являлись лопата и мерцающий фонарь, и они поднимались из могил совсем не так, как предполагали схоронившие их. Гроб ломался, погребальные покровы разрывались и печальные останки, обернутые в грубый мешочный холст, сначала несколько часов везли в тряском экипаже, а потом отдавали в руки юношей.

Точно два коршуна, кружащиеся над умирающим ягненком, Феттс и Макферлен стремились к этому свежему, полному тишины месту упокоения. Жене одного фермера, прожившей шестьдесят лет и известной только тем, что она продавала отличное масло и вела благочестивые разговоры, предстояло попасть в их руки. Они собирались в полночь вырыть ее из могилы и отвезти лишенное погребальных уборов мертвое тело в тот далекий город, в который она, бывало, приезжала в самых своих лучших воскресных нарядах. Ее могиле, помещавшейся рядом с могилами ее родных, было суждено остаться пустой до дня воскресения, а ее невинным, почти священным останкам сделаться предметом любопытства анатома.