Страница 13 из 16
6. Важную роль в противостоянии системного и нового консерватизма играет субъективный, лидерский фактор. Оборотная сторона центристского мейнстрима – его обыденность и привычность. Если в прошлые десятилетия перед ним стояли масштабные задачи, требовавшие ярких лидеров (от Аденауэра и де Голля до Тэтчер и Рейгана), то в нынешних условиях сильное лидерство – скорее исключение (хотя такие лидеры, как Д. Кэмерон, А. Меркель и Н. Саркози, оцениваются экспертами как сильные и талантливые политики). Открытый вызов системе, который бросают новые консерваторы, – благодатная среда для роста ярких публичных фигур. Британский эксперт объясняет это особенностями современной электоральной культуры: Правым движениям сейчас не хватает ярких талантливых лидеров, а те, кто есть, зачастую политически дискредитированы… Разумеется, в политике дело не сводится к примитивной конкуренции между более яркими и менее яркими политиками. Но из-за того, что эта конкуренция сегодня столь медиатезирована [т. е. зависима от освещения в СМИ], роль субъективных, персональных факторов существенно возрастает. Немецкий эксперт оценивает: Хайдер и Ле Пен – блестящие политики, они умеют представлять свои идеи, а похожие движения в Германии ведут себя глупо и провинциально.
Приведем также уместную цитату публициста Сесиль Алду о Марион Ле Пен: «Она использует язык и культурный код молодых людей и выглядит очень современно, но при этом выступает защитницей консервативных традиционалистских взглядов. Она против расширения прав женщин, за ужесточение права на аборт и против браков для геев. Ее можно назвать современным лицом партии, однако все, что она обещает в области экономики, морали и права, – из эпохи, которая прошла еще до начала 1980-х»[9].
7. Сценарий размежевания между традиционными и новыми консервативными силами распространен широко, но не является универсальным. Выше отмечалось, что в США такое размежевание проходит внутри Республиканской партии, потому что эта партия сохраняет многие черты традиционного консерватизма. По разным причинам не состоялось такое размежевание в Испании и Германии. В Испании Народная партия сохранила свой традиционный характер и связь с католической церковью. По оценке испанского эксперта, в испанской политической системе нет ультраправых, у которых был бы электоральный вес. Однако франкизм и консерватизм остался в Народной партии как конгломерат политических тенденций: от консервативных до либеральных и центристских. В известной степени то же можно сказать о Польше и Венгрии, где правоцентристские партии сохраняют программу в духе традиционного консерватизма. В Германии сказались особая чувствительность и нетерпимость политического истеблишмента к правым и крайне правым настроениям. К тому же в обеих странах антисистемные настроения лучше уловила новая левая, а не новая правая партия (Подемос в Испании, «Зеленые» и «Левые» в Германии).
«Культурный консерватизм» в новых условиях
Выделение в консерватизме «культурной» составляющей общепринято, причем «культурная сфера» определяется достаточно широко – от политической культуры, религиозных, моральных ценностей до стереотипов бытового поведения и норм общежития.
Как уже отмечалось, консерватизм – наиболее ценностно наполненное политическое течение, однако он прагматичен, не имеет детерминистского образа будущего, изначально допускает плюрализм и совместим с демократическим устройством общества. По этой причине консерваторы находятся в постоянном поиске баланса между сохранением старого и строительством нового, фундаментальными ценностями и их практическим воплощением в конкретных исторических условиях. Мораль и религиозные верования в этом процессе играют роль важнейшей скрепы и ориентира для действий. Эти нормы для консерватора вписаны в концепцию государственного устройства. Особенно это подчеркивается экспертами в отношении США: Консерваторы верят, что есть какие-то ценности… какой-то фундамент, какая-то сердцевина, ради которых можно идти умирать и которые можно защищать с оружием в руках. Европейской традиции, по оценке другого американского эксперта, это было свойственно скорее в прошлом: В Европе это было понимание государства в качестве органа просвещения, в качестве воплощения моральных ценностей общества и стража этих ценностей. Некоторые первые конституции, в том числе Конституция 1812 года в Испании, содержали четвертую ветвь власти – моральную власть. Это традиционный европейский консерватизм… Но это время прошло.
Главное противоречие в этой сфере – между устоявшейся картиной мира, в которой для консерваторов непременно присутствуют и моральные нормы, опирающиеся на христианские устои, и ценностными сдвигами, описанными выше. Именно этими факторами обусловлены явления в европейской политике, против которых направлен пафос нового консерватизма: мультикультурализм, отмена запретов на аборты, «социальная эмансипация» сексуальных меньшинств вплоть до легализации однополых браков, ювенальная юстиция, право на эвтаназию, нормы политической корректности, ломающие привычное бытовое поведение и т. п.
Отметим, однако, два существенных ограничения для нового консерватизма в этой сфере, практически консенсусно подтвержденные западными экспертами.
Во-первых, новые нормы государственной политики, регулирующие сферу морали и семейные отношения, пользуются поддержкой большинства в западных обществах, включая и сторонников системного консерватизма. У некоторых новых консерваторов моральные темы не находятся на первых ролях; например, Партия свободы в Нидерландах открыто поддерживает равенство сексуальных меньшинств и т. п. По оценке немецкого эксперта, большинство в Германии до сих пор может не поддерживать однополые браки или усыновление, но у нас хорошее чутье, когда это превращается в дискриминацию. То же справедливо и для американского общества: Не думаю, что моральные взгляды всей Америки сместились вправо… Большинство американцев толерантны к гомосексуалистам; в системе, конечно, присутствует расизм, но ситуация стала намного лучше. Америку нельзя назвать расистской страной.
Эксперты приводят трактовки религиозных и моральных ценностей, которые, по сути, признают проделанную эволюцию. Немецкий эксперт подчеркивает: Христианство для меня вовсе не означает консерватизм, христианство для меня означает революцию, прогресс. Это клише, с которым я не согласна. Британский эксперт считает, что признание однополых браков защищает институт брака. Во-первых, это позволяет геям и институту брака находиться в одной плоскости, и это содействует развитию самого института брака, поскольку именно упадок гетеросексуального брака был аргументом за легализацию.
Подобная эволюция оценивается практически всеми экспертами как позитивный процесс. Бразильский эксперт считает: Что касается вопроса толерантности к сексуальным и этническим меньшинствам, то мы можем утверждать, что это одно из важных достижений нашего времени… Ослабление традиционных социальных норм является частью этого процесса. Французский эксперт говорит то же о процессах секуляризации: Франция очень ценит секуляризацию… Религиозные ценности, если относиться к ним умеренно, без фанатизма, совпадают с ценностями республики: открытость, толерантность. Проблема не в религии, проблема в фанатизме.
Еще один важный аргумент, приводимый разными экспертами – ценность частной жизни, которая должна быть отделена от вмешательства политики. Особенно часто об этом говорили французские эксперты: Что касается «культуралистского» вопроса в отношении гомосексуализма… то это выдуманная проблема. Я считаю, что каждый делает все, что хочет. Почему это стало политической проблемой, я не понимаю.
Во-вторых, как указывалось в предыдущем разделе, моральные и семейные темы – это тактическое преимущество новых консерваторов: по этим вопросам они звучат порой убедительнее системных консерваторов. Но реальной целью новых консерваторов (но не ультраправых) является борьба за власть или, по крайней мере, политическое влияние.
9
Еще одна союзница России / Газета. Ру [Электронный ресурс] // URL: http://www.gazeta.ru/politics/2015/04/19_a_6644321.shtml (дата обращения: 17.06.2015).