Страница 11 из 16
Правый популизм / всеохватные партии: Партия свободы (Нидерланды), Национальный фронт (Франция), Партия независимости Соединенного Королевства (Великобритания), Лига Севера (Италия), «Истинные финны» (Финляндия). В этих партиях правые и консервативные черты сосуществуют с левыми и/или постмодернистскими, т. е. партии имеют черты всеохватности, хотя их главный электоральный мессидж все же правый.
Вне категорий: старый консерватизм. Реформистская партия (Нидерланды), Христианско-демократическая партия (Швеция) – это партии, исповедующие традиционную для старого консерватизма повестку дня и лишенные выраженных правизны или популизма.
«Достроим» эту шкалу до левого фланга политического спектра, чтобы показать, что вызов традиционному истеблишменту исходит не только с правого, но и с левого фланга политики.
Чисто популистская: «Пять звезд» (Италия)
Левопопулистские: «Политика может быть другой» (Венгрия), «Акция разочарованных граждан – 2011» и «Рассвет прямой демократии» (Чехия)
Левые: Сириза (Греция), Подемос (Испания)
Внутри системного консерватизма также можно выделить более консервативную составляющую старых традиций. Как правило, более консервативное крыло находится внутри собственной партии: выход из нее лишал бы его каких-либо электоральных перспектив.
В британской Консервативной партии с 2005 г. существует фракция традиционалистов – «Краеугольная группа», девиз которой: «Вера – Семья – Флаг». В нее входят порядка 50 депутатов-консерваторов. Политическая платформа группы включает поддержку традиционного института семьи, англиканской церкви (хотя в группе есть и католики), монархии, строго унитарного характера Соединенного Королевства и другие традиционные для консерваторов позиции. Как подчеркивает британский эксперт, в партии тоже есть спектр, некоторые члены партии консервативнее других. Если люди, которые считают любую сексуальную девиацию прямой дорогой в ад, есть люди, которые категорически против любой иммиграции… – это радикальные консерваторы… Но их меньшинство.
В США Партия чаепития не оформилась как фракция («кокусы» ее сторонников существовали в прошлом, 113 созыве Конгресса, но не воспроизвелись в нынешнем). Благодаря специфике американской партийной системы (высокая автономия местных организаций и широкое участие рядовых избирателей в выдвижении кандидатов) сторонники «чаепития» конкурируют с центристами при выдвижении в округах. Американский эксперт разъясняет: У любого консерватизма… выделяются два крыла – экономическое и культурное. Экономическое крыло рассчитывает на поддержку культурного в ведении своих кампаний… «Культурный консерватизм» сосредоточивается на вопросах, основанных на религиозных убеждениях, например проблеме абортов или сексуальных меньшинств, и стремится эти основы применять к конкретным проблемам социальной политики.
Во Франции внутри консервативного Союза за народное движение выделяется группа более консервативных депутатов, лидером которых обычно называют Эрве Маритона.
В Италии Лига Севера – формально независимая партия с региональной базой в северных провинциях страны, однако особенность итальянской политики – многопартийность, сведенная в левую и правую электоральные коалиции – делает Лигу фактическим членом правоцентристского политического блока, без которого тот не мог бы завоевать большинства. Региональный характер и центральное требование – федерализм (или сепаратизм) заставляют партию придерживаться скорее всеохватной тактики (в частности, в социально-экономической сфере соседствуют как правые, так и левые программные положения).
В Германии эксперты подчеркивают большую сохранность традиционной консервативной идентичности у баварского Христианско-социалистического союза, постоянного коалиционного партнера общегерманского ХДС. Внутри последнего лидером более жесткого консервативного крыла считается министр финансов Вольфганг Шойбле.
В Испании наиболее последовательно консервативных программных установок придерживается Народная партия. Лидером более «твердых» консерваторов внутри партии считается мэр Мадрида (до муниципальных выборов мая 2015 г.) Ана Ботелья.
Воздействие нового консерватизма на позиции мейнстрима проявляется в двух разных формах. В мажоритарных системах раздела власти с ними не происходит, поскольку альтернативная консервативная сила не имеет шансов добиться значимых электоральных успехов. Американская Партия чаепития – исключение, лишь подтверждающее правило: это, по сути, внутрипартийная фракция, которая борется за кадровое и программное влияние на партийный мейнстрим. В пропорциональных же системах новые консервативные силы привлекают определенную часть электората, расположенного правее центра. Многие из таких партий проходят в парламенты своих стран, есть прецеденты их вхождения в правящие коалиции.
Соответственно, «новых консерваторов» можно классифицировать по двум взаимосвязанным критериям: электоральной успешности и статусу в партийной системе. Очевидно, что более успешны такие партии в пропорциональных избирательных системах, в которых некоторые получают 20 и более процентов голосов (см. данные электоральной статистики в таблице 2). Речь идет о Партии свободы в Австрии, которая один раз даже входила в правительственную коалицию, одноименной партии в Нидерландах, партии «Йоббик» в Венгрии, «Истинных финнах», «Шведских демократах». В мажоритарных системах (кроме США, где корректно определить медианный результат «чаепития» не представляется возможным) доля избирателей, голосующих за такие партии, сопоставима с наиболее успешными упомянутыми примерами, однако она не трансформируется в адекватное представительство в парламентах.
Зачастую «новые консерваторы» получают более высокий результат на выборах в Европейский, но не в национальные парламенты, а пропорциональная система этих выборов позволяет получить заметное представительство в нем и французскому Национальному фронту, и британской Партии независимости. К утверждению, что за новых правых активнее голосуют на общеевропейских выборах потому, что этот парламент оказывает меньшее влияния на реальную политику, следует относиться с осторожностью: в большинстве случаев их показатели на близких по времени национальных и европейских выборах сопоставимы. Однако в целом такое предположение не лишено оснований. Во-первых, в кампаниях по выборам в Европарламент более выпукло стоит проблематика европейской интеграции, в том числе ее критика евроскептически настроенными новыми правыми. Во-вторых, институциональная слабость Европарламента усиливает эмоционально-протестную мотивацию голосования: голос за радикалов не чреват риском дестабилизации внутри страны. Это особенно верно во французском и английском случаях: голосование за новых правых в этих странах ослабляет истеблишмент (в первую очередь, консервативный, но во Франции – и левый), но не дает новым правым допуска в парламенты в значимых количествах. Различие между Великобританией и Францией в том, что в однотуровой системе партии трудно превратиться в значимую силу: голосование за нее будет считаться нерациональным, а в двухтуровой (французской) избиратели привыкли в первом туре голосовать по идейным предпочтениям, а во втором – выбирать «меньшее зло» среди сильных кандидатов. Таким способом французская система отсекает крайности: изначально это было направлено против коммунистов, сегодня же – против Национального фронта.
В этом контексте рассмотрим второй критерий классификации «новых правых»: степень их вписанности в истеблишмент. Большинство партий нового консерватизма остаются маргиналами с точки зрения всего (а не только консервативного) политического мейнстрима – в известной классификации партийных систем Дж. Сартори это характеризовалось не как «сегментация», а как «поляризация, т. е. идеологическое дистанцирование» (Sartori, 1976, p. 119–130). Иначе говоря, против них объединяются или их не допускают в коалиции все остальные политические силы: в качестве возможных партнеров системные консерваторы рассматривают скорее либералов или социалистов, а не своих соседей справа. Казус вхождения Партии свободы в правящую коалицию в Австрии обернулся не только протестами внутри страны и фактическим бойкотом австрийских политиков в Европе, но и резким спадом голосования за Партию свободы (с 27 % в 1999 г. до 10 % в 2002 г.).