Страница 9 из 10
– Завершается не только век – завершается тысячелетие. Это было тысячелетие русской православной духовности. Близится и двухтысячелетие Рождества Христова. Такие этапные, эпохальные вехи! И невозможно не думать сегодня о судьбе Православия, переживающего, на мой взгляд, тяжелейшие времена. Я говорю, конечно, в первую очередь о России. С одной стороны, казалось бы, кончился период государственного атеизма, восстанавливаются и строятся храмы, детей без всяких утеснений крестят, молодых – венчают, усопших – отпевают. А с другой…
Вы, конечно, лучше меня понимаете, чем вызваны тревоги о духовности нашей. В моем представлении она подвергнута ныне гораздо большему испытанию, нежели в период официальных гонений на Церковь. Например, когда по телевидению на всю страну из Кремлевского Дворца под названием «Рождественские (!) встречи Аллы Пугачевой» передают нечто совершенно запредельное, содомское, когда эстрадная дива в препохабнейшем виде мечется по сцене с православным крестиком (!) на груди, а под конец становится перед иконостасом (!) и опять голосит, взывая отнюдь не к лучшим струнам души человеческой, – скажите, ну что это такое!
И ведь это лишь эпизод, один эпизод из той мерзкой, грязной, непотребной каши, которая именуется масс-культурой, а подается нынче нередко (вот ужас!) под святой православной символикой. История с демонстрацией по НТВ кощунственного фильма «Последнее искушение Христа», по-моему, предельно ясно показало, что творится у нас сегодня в так называемой культуре и что с нами творят. А если добавить к этому воинственный вызов экуменизма, небывалый разгул всяческих сект, завлекательную для многих подмену Православия суеверием во всех возможных видах, то поводов серьезно озаботиться – более чем достаточно.
Да что там! Угроза с абсолютной откровенностью сформулирована одним из самых лютых ненавистников нашей страны Збигневом Бжезинским. Заявил же он без околичностей: теперь, после уничтожения коммунизма в России, главная задача состоит в том, чтобы уничтожить здесь Православие. И мне кажется, понятна такая связь и такая очередность. Вроде бы одно и другое находилось в кардинальнейшем противостоянии, а на самом деле духовно скрепляло Россию: Православие – тысячу лет, коммунизм – почти сто лет последних. Причем и все эти годы Православие, несмотря ни на что, жило в стране, в наших людях, в том числе весьма своеобразно и в «коммунистической вере». Будет ли жить – истинно, глубоко – после всех операций, которым хитро и беспощадно подвергается в эру «демократических» реформ?
– Да, это вопрос: что лучше для народной нравственности – атеистическое государство, предлагающее под своей вывеской евангельские заповеди, или государство неограниченных свобод, где не утесняется вера, но махровым цветом расцвело зло, направленное как против веры, так и вообще против нравственности.
Плохо, разумеется, и то, и другое. Плохо, когда дорога в храм перекрыта и верующий сразу превращается в неблагонадежного гражданина, но не лучше, когда дорога в храм изгажена «свободами», хватающими каждого идущего туда за руки и за ноги. Плохо, когда храмы взрываются и оскверняются, а верующие отлучаются от Бога; но многим ли лучше, что над открывающимися храмами вновь звучит перезвон колоколов, однако закрываются заводы и смолкают их гудки, а безработный человек, не имея средств к существованию, насильственно отлучается от жизни. Хорошо, что храмы не пустуют и все больше людей ищет утешения в молитве; но ведь одновременно не меньше, чем храмы, заполнены церковные паперти людьми с протянутыми руками.
Уходя от богоборческой власти, Церковь невольно поддержала власть народоборческую. Церковь освобождена от теснений, но отдана на растерзание всем, кому она мешает. Так же, как кемеровских и воркутинских шахтеров, ее использовали, использовали даже и на последних президентских выборах, и такая же, как шахтеров, ждет ее «благодарность». Вы правильно говорите: «цивилизованное» западное общество объявило Православию войну – и что же, в стороне останется власть, пляшущая под дудку этого общества?! Президент уже накладывал вето на закон, ограничивающий деятельность сотен различных сект и инославий, науськанных в первую очередь на нашу Церковь, он уже «рыкал», аки зверь, на Синод, который позволил себе усомниться в подлинности останков царской семьи. Сейчас Церковь еще нужна власти – для утешения несчастных и, возможно, для будущей коронации. Сейчас впереди еще закон о продаже земли. Если он будет принят, останется единственное препятствие для устранения национальной России – Православие. Его постараются расколоть, растлить и обезобразить с помощью «свобод». Этим и сейчас занимаются вовсю, против него еще больше будут стянуты все воинствующие силы.
В грязном мире, который представляет из себя сегодня Россия, сохранить в чистоте и святости нашу Церковь чрезвычайно трудно. Нет такого монастыря, нет такого заповедника, где бы можно было отгородиться от «мира». Но у русского человека не остается больше другой опоры, возле которой он мог бы укрепиться духом и очиститься от скверны, кроме Православия. Все остальное у него отняли или он промотал. Не дай Бог сдать это последнее. Помните у В. Шукшина: «Народ весь разобрался». Но тогда он еще не «разобрался». У Шукшина это было предчувствие возможного, а теперь убери или даже ослабь духовную связующую силу – и все, больше связаться нечем.
– Знаете, иногда я думаю: может, мы действительно преувеличиваем наши тревоги по поводу нынешнего состояния и будущего родной страны? Может, все и не так страшно? Может, правильно обвиняют нас оппоненты в безосновательном апокалипсизме, в нагнетании страстей, сгущении черных красок? Многие ведь чувствуют себя сегодня если не вполне удовлетворительно, то достаточно уравновешенно и внутренне спокойно. К тому же смирение вроде бы и ближе православной сути, православному характеру, нежели ропот и противление…
– Я бы и рад согласиться с мнением, что мы превратились чуть ли не в профессиональных плакальщиков, что картина современной России не столь мрачная, как нам представляется… Рад бы, но… Достаточно поглядеть вокруг.
Вот вам жизнь моей родной деревни на реке Ангаре, теперь там Братское водохранилище. Судите сами, жизнь ли это? Почти сорок лет назад моя Аталанка была перенесена из зоны водохранилища на елань, сюда же свезли еще пять соседних деревень. Вместо колхозов стал леспромхоз. В прошлом году он пал смертью храбрых на рыночном фронте… В большом поселке не осталось ни одного рабочего места. Магазин и пекарню закрыли, школа сгорела, солярку покупать не на что, электричество взблескивало ненадолго в утренние и вечерние часы, теперь, думаю, погасло совсем. Но это еще не вся беда. Воду в «море» брать нельзя, заражено много чем, а особенно опасно – ртутью. Рыбу по этой же причине есть нельзя. Почту могут привезти раз в неделю, а могут и раз в месяц. Два года назад, в то время леспромхоз еще слабенько шевелился, мои земляки выкапывали по весне только что высаженную картошку. Что будет этой весной, что будет дальше, сказать не берусь.
И если бы в таком аховом положении была одна моя деревня… Их по Ангаре, Лене, Енисею множество. Никакого сравнения не только с войной… сравнивать не с чем.
И тем не менее петь отходную я бы не стал. Человек возвращается в жизнь и из состояния клинической смерти, то же самое чудо способно произойти и с государством. Конечно, это происходит в том случае, если всерьез берутся за его спасение, а не делают ложных движений.
– Тут возникает очень серьезный (и крайне актуальный!) вопрос. На пороге 1998 года вы пожелали «гражданам второй, патриотической России еще большего мужества в новом году в нашем общем стоянии за землю отцов и дедов, за честь и достоинство русского имени, за нравственное и духовное спасение». Но есть ли оно, «общее стояние», сегодня? Больше того, ощущает ли народ наш в массе своей, что ему нужно это стояние, это мужество, что есть необходимость бороться за что-то святое и дорогое?