Страница 20 из 41
Читая книгу Е. Панова, не без удивления узнаешь, что среди колоний встречаются «содружества свободных и равноправных зооидов» (как у гидроидных полипов), «монархии», когда один из зооидов разрастается, получает львиную долю питательных веществ и, соответственно, возможностей для размножения (как у мшанки лихенопоры), и даже «бюрократии», где господствуют не зооиды, а ткани общего для колонии «постамента». Есть и свободолюбивые зооиды, получившие в конце концов вольную, – это медузы.
И все-таки, есть ли граница у организма? Неужели придется отказаться от такой удобной, общепризнанной и даже вошедшей в школьную программу схемы «уровней организации живой материи»: клетка, организм, сообщество… Очевидно, нет. Но стоит признать, что эти уровни суть уровни коллективизма, а не индивидуализма. И очень удачным кажется предложенное Е. Пановым сочетание «коллективный индивид». Таковым видится и семья общественных насекомых, и колония, где зооиды выступают скорее в роли органов, нежели организмов, и даже отдельная особь, внутри которой хозяйничают, сотрудничают и конфликтуют клетки. А клетка? Так ли уж едина? Да ведь в ней запрятано целое товарищество митохондрий и разных симбионтов. И даже внутри ядра – еще одна «партячейка», где гены, плазмиды да вирусы, по словам Р. Докинза, один другого эгоистичнее, ведут неумолчный спор…
Две главные выгоды даст жизнь в группе – более успешное воспроизводство и защиту. Социальные животные лучше обороняются или отпугивают хищников и тратят меньше сил и времени на поиск партнера. И даже для самых ярых индивидуалов наступает день, когда они вынуждены становиться группой. Ну хотя бы парой! Понятно для чего – создать «союз двух любящих сердец» (а может, иных органов). Репродуктивным союзам посвящен смысловой центр книги «Бегство от одиночества», включающий главу «Родители и дети» (это тоже объединение, имеющее свой предел прочности). И здесь немало откровений.
Кого, например, мы привыкли считать примерными родителями? Может быть, львов – благодаря мультфильму «Король-лев»? Но настоящие львы о детенышах почти не заботятся, а при случае могут их даже съесть. В книге же рассказано о семье, действительно достойной подражания. Вот ее портрет с подписью: «Супружеская пара пустынных мокриц около своей норки. Их детенышу, показавшемуся на пороге своего жилища, нет еще и двух месяцев». Этакая идиллия. А ведь действительно: семья мокриц постоянно трудится над благоустройством норки глубиной до метра, создавая сносные условия существования в жаркой пустыне, где влаголюбивым рачкам вроде бы делать нечего. В норку пускают только своего малыша, чужих изгоняют. Трудно поверить, что речь идет о мокрицах – всем известных «броневичках», которые сворачиваются в шарик, едва их положишь на ладонь! Не менее заботливы и верны друг другу оказываются жуки, причем с не слишком престижными специальностями: короеды, навозники или могильщики.
А вот парадоксальный пример из жизни самцов: казалось бы, содержать гарем под силу только сильнейшим мужам. Но на самом деле, огромный сивуч, родственник тюленей, способен удержать свой небольшой гарем всего около недели, да и то путем постоянных битв. Тогда как скромная летучая мышь копьенос опекает в гареме десятки самок в течение нескольких лет.
Биолог-лектор или создатель научно-популярных фильмов знает: если хочешь удивить аудиторию – рассказывай про общественных насекомых.
Ибо, наверное, нет ничего более удивительного в живой природе. Поведение насекомых, объединенных в единую семью, порой становится настолько сложным, что хочется сказать о нем: «культура». Все эти величественные коммунальные постройки, сложные технологии производства пищи, заботы о потомстве, изощренные способы ведения поисковых и разведочных работ, охоты и боевых действий. Они используют домашних животных и рабов на строительстве циклопических сооружений… Неужели все эти слова применимы к каким- то букашкам? Обладателям примитивных инстинктов? Их сообщество словно переходит какую-то грань и приобретает «коллективный разум», обладающий универсальностью. Ибо этот «разум» возникает независимо в разных группах насекомых – муравьев, термитов, пчел (у которых внутри семейства есть вполне «безмозглые» родственники). И в зависимости от условий он создает совершенно разные стратегии выживания.
Возьмем наугад несколько фактов из книги Е. Панова. …В центре зимнего клубка даже в сильнейшие морозы пчелы удерживают температуру порядка 24-28 градусов, в чем им могут позавидовать даже крестьяне, отапливающие свои избы дровами. Фуражиры большой семьи пчел в пору богатого взятка преодолевают в сумме расстояние от Земли до Луны. Раздутый муравей, выполняющий роль «медовой бочки», может обеспечить пищей сотню рабочих муравьев в течение месяца. Муравьи-листорезы очищают и утаптывают трассы длиной до 250 метров и шириной 30 сантиметров…
Раздутые муравьи есть, а ют раздутого бюрократического аппарата не имеется. Это, пожалуй, единственная услуга населению – администрирование, – которая у общественных насекомых отсутствует. Управление, повиновение и отчасти идеологическую подготовку осуществляют феромоны – нейроактивные молекулы, выделяемые как царицей, так и всеми особями семьи. А теперь представьте себе, что город с населением в десятки миллионов управляется химическими законами, которые поступают… из заднего конца брюшка у мэра. Таков термитник!
У социальных насекомых обнаружена сложная коммуникация, устойчивые иерархические отношения, а пребывание в коллективе для них – жизненная необходимость. Все это признаки социума. И все же их не считают истинной социальной группой. «Лет десять назад, – пишет Е.Н. Панов, – меня пригласили прочесть лекцию о социальном поведении животных в одном из биологических институтов Москвы. Тема эта в то время у нас в стране была для многих новой, и присутствующие буквально засыпали меня вопросами. Подробности дискуссии давно уже стерлись из моей памяти, но один из вопросов я запомнил навсегда. «Но почему же, – воскликнул маститый седовласый зоолог, – вы называете животных «социальными»? У них же нет денег!…»
Критерий социальности, конечно, заключен не в наличии денег (хотя и они никогда не помешают), а в каких- то других признаках. Отчасти они названы абзацем выше. По-видимому, еще один важный признак социальности – наличие особых поведенческих реакций, направленных только на общение с себе подобными. А еще – врожденная потребность в этом общении, в постоянном «выяснении отношений», некое тяготение друг к другу. Подобные – «настоящие» социальные отношения присущи млекопитающим и птицам, где они, видимо, развились как продолжение стратегии заботы о потомстве.
У некоторых млекопитающих социальные группы превращаются в настоящие коммуны. Например, у гиеновых собак, которые всегда, даже в период бескормицы, делятся добытым мясом друг с другом и особенно с кормящей самкой и детенышами. Причем в ходе постоянных обменов пищей путем отрыгивания создается определенный «баланс сытости». Все поровну! А необычный грызун голый землекоп вообще назван «млекопитающим с повадками термита». Огромная семья землекопов прогрызает лабиринт нор в плотном грунте южноафриканских пустынь. Основным источником корма служат гигантские клубни растения, родственного бересклету, – они очень редки, поэтому, чтобы наткнуться на клубень, надо грызть и грызть. Этим занимаются молодые землекопы, образующие особую касту рабочих. Став постарше, они переходят в касту «ленивых рабочих» – делают все то же самое, но без прежнего рвения, а еще старше – в касту солдат. Несмотря на «рабский труд», ни у кого из рабочих не возникает побуждения взбунтоваться или покинуть семью.