Страница 32 из 40
Но разрушить прочно выстроенное здание нефтегосударства оказалось не так-то просто. Традиционные политические партии, группы интересов и все, кто участвовал в распределении нефтяных доходов или получал нефтяную ренту, объединились, чтобы помешать Пересу претворить в жизнь его планы, и вставляли ему палки в колеса на каждом шагу. Даже его собственная партия обратилась против него. Партийные активисты были возмущены тем, что Перес назначил на руководящие посты в экономических министерствах технократов, а их лишил доступа к привилегиям и рентам, к которым они привыкли.
Но это были не единственные противники Переса.
Переворот
Ночью 4 февраля 1992 г. Перес, только что вернувшийся после выступления в Швейцарии, спал в президентской резиденции, когда его разбудил телефонный звонок. Начался военный переворот. Перес бросился в Мирафлорес, но дворец уже атаковали повстанцы. Мятеж был организован группой честолюбивых молодых офицеров, которые давно вынашивали планы государственного переворота и наконец-то сочли, что момент настал. Атака на президентский дворец была скоординирована с нападениями на другие правительственные учреждения в Каракасе и других больших городах.
В ходе кровопролитной атаки на Мирафлорес погибло много солдат. Переса, наверное, тоже постигла бы эта участь – он был главной мишенью, – если бы ему не удалось выскользнуть из здания через черный ход и выехать с территории дворца, спрятавшись под плащом на заднем сиденье автомобиля без опознавательных знаков.
Если в других частях страны повстанцы достигли своих целей, то в Каракасе их ждала неудача: им не удалось захватить президентский дворец и ряд ключевых объектов – радио– и телевещательных компаний, – чтобы объявить о своей «победе». Когда группа мятежников прибыла на одну из телестанций, оказалось, что у них был старый адрес, станция переехала отсюда три года назад. Другая группа прибыла по правильному адресу на другую телестанцию, но ее директор сумел убедить повстанцев в том, что их видеозапись имела не тот формат, и для преобразования ее в телевещательный формат нужно время, которое оказалось достаточным, чтобы станцию отбили верные правительству силы. Еще до наступления утра стало понятно, что попытка государственного переворота провалилась, по крайней мере, в Каракасе.
На следующий день руководитель мятежа в Каракасе, 38-летний подполковник Уго Чавес, который уже находился под арестом, выступил по национальному телевидению, «одетый в безукоризненную военную форму» с двухминутным обращением, в котором он убеждал мятежников в других городах сложить оружие и сдаться властям. Его слова достигли цели. Но двухминутное пребывание Чавеса в эфире сделало кое-что еще: в одно мгновение ранее неизвестный никому заговорщик превратился в знаменитость, харизматичного каудильо, резко отличающегося от традиционных лавирующих и циничных политиканов, которых привыкли видеть на телеэкранах люди. «К сожалению, на этот раз нам не удалось добиться поставленной цели в столице, – спокойно произнес Чавес, обращаясь к другим мятежникам и ко всей стране. – Впереди у нас еще будут возможности. Наша страна должна встать на путь, ведущий к лучшей судьбе». Слова «на этот раз» эхом пронеслись по всей стране.
Что же касается самого Чавеса, то его путь на этот раз вел в тюремную камеру7.
Уго Чавес
Сын школьных учителей, Уго Чавес Фриас вырос в малонаселенном районе Венесуэлы. В молодости он увлекался бейсболом и мечтал играть в ведущих американских бейсбольных лигах. Кроме того, он был подающим надежды художником и карикатуристом. Но на этом его интересы не заканчивались. В Баринасе у него было два лучших друга – братья Владимир, названный так в честь Владимира Ленина, и Федерико, названный в честь Фридриха Энгельса, соратника Карла Маркса. В подростковые годы Чавес по многу часов проводил в библиотеке их отца, местного коммуниста, рассуждая о Карле Марксе и «Освободителе» Южной Америки Симоне Боливаре, о революции и социализме. Все это повлияло на формирование его мировоззрения. Недаром в тот день, когда он пришел поступать в военное училище, в руках у него была книга «Дневник Че Гевары». Курсантом Чавес писал в дневнике о своем стремлении «однажды стать тем, кто будет нести ответственность за всю Страну, страну Великого Боливара». В училище у него появились новые герои для подражания – молодые честолюбивые офицеры из бедных семей, ставшие у руля, такие как Каддафи в Ливии и Хуан Веласко Альварадо в Перу.
После окончания военного училища Чавес быстро сплотил вокруг себя единомышленников, как и он, недовольных правящим режимом. «Насколько известно, – писали его биографы, – Уго Чавес начал вести двойную жизнь примерно в 23 года». Днем он был трудолюбивым, законопослушным и исполнительным офицером. По ночам же тайно встречался с другими молодыми офицерами, а также активистами крайне левого толка, постепенно прокладывая себе путь к власти. Однажды, в начале 1980-х гг., когда Чавес вместе с группой младших офицеров совершали пробежку трусцой, они наконец-то осмелились открыто высказать идею, которая давно была на уме у Чавеса, – идею о необходимости нового революционного движения. Тут же, под деревом, в тени которого любил сидеть Симон Боливар, они дали соответствующую клятву. С этого момента Чавес рассматривал себя как будущего лидера Венесуэлы. Вместе с сослуживцами он создал подпольную организацию Революционное боливарианское движение, которое пронизало всю армию8.
Спустя примерно 10 лет после той знаменательной пробежки трусцой, в 1992 г., Чавес возглавил неудавшуюся попытку государственного переворота. Следующие два года после своего ареста он провел в тюрьме, где много читал, писал, дискутировал, представлял свою победу, принимал бесконечный поток посетителей, которые могли оказаться важными для его дела, и грелся в лучах обрушившейся на него славы как новый герой нации.
Позднее в том же 1992 г. была предпринята вторая попытка переворота, на этот раз группой старших офицеров. Хотя она также закончилась неудачей, сам ее факт говорил о том, насколько непопулярным стал Карлос Андрес Перес. Перес настроил против себя едва ли не все общество политикой жесткой экономии, которая пришлась не по душе нефтегосударству. Его противники приходили в бешенство от экономических реформ и децентрализации политической власти. Их месть не заставила себя ждать: в 1993 г. он был подвергнут импичменту по обвинению в коррупции. Если говорить конкретно, то его обвинили в предоставлении $17 млн новому президенту Никарагуа Виолете Чаморро, которая победила на выборах у марксистов-сандинистов, и, опасаясь за свою жизнь, попросила помощи в организации президентской службы безопасности.
Противники Переса праздновали свою победу. Но это была пиррова победа для защитников старого порядка и нефтегосударства – импичмент еще больше дискредитировал существующую политическую систему, которую в конечном итоге ожидал крах.
В вербное воскресенье 1994 г. Рафаэль Кальдера, давний соперник, а ныне преемник Переса, объявил амнистию и выпустил Чавеса и его сподвижников на свободу. Возможно, он считал, что молодые офицеры просто сбились с пути. Или же им отчасти могли двигать личные чувства. Дело в том, что отец Уго Чавеса был лидером старой партии Кальдеры в штате Баринас и хорошо принимал его, когда тот совершал предвыборные туры по стране. Любопытно, что Кальдера не добавил к амнистии, казалось бы, вполне разумного ограничения – бессрочного запрета на политическую деятельность для Чавеса и его соратников. Но тогда Кальдера даже не предполагал, что кто-либо из заговорщиков сумеет проложить себе путь через выборы в кресло президента.
Оказавшись на свободе, Чавес, которому теперь помогали два опытных политика левого толка, решил добиваться политической власти не пулями, а избирательными бюллетенями. На этот раз вместо винтовок и заговора оружием должна была стать его популярность в народе, неиссякаемая энергия, подкупающая искренность и природное обаяние. Он возглавил так называемое Политическое боливарианское движение и начал ездить по стране, яростно выступая против коррупции, неравенства и социальной маргинализации. Он совершал поездки и за границу. Так, в Аргентине он встретился с социологом, который выдвинул теорию мистического единения «масс и харизматического лидера», а также отрицал холокост9.