На Сибирском тракте

Романенко потрогал тарелки, ложки и даже зачем-то понюхал их. А когда вылез наверх, то сказал бойцам:

— Бандюки недавно здесь завтракали. Тарелки еще не обсохли. Они поспешно бежали отсюда.

К землянке подошли старший лейтенант Кондратьев и лейтенант Чебякин. Во все взводы и отделения быстро передали сигналы о том, что бандиты находятся где-то поблизости и надо быть настороже.

Однако проходило время, а фашистов по-прежнему не было видно. Бойцы первого взвода приблизились к речке. На берегу росла густая трава, кое-где выступавшая из воды. Течение в этом месте очень медленное, почти незаметное.

На противоположном берегу могла находиться засада, и поэтому солдаты передвигались с наибольшими предосторожностями. Илья Воробьев подошел к самой речке. Остановился и стал внимательно смотреть на воду. Старший сержант Романенко крикнул: «Воробьев!» — и махнул рукой: дескать, пригибайся.

Илья спрятался за куст.

Все ждали выстрелов. Но лес безмолвствовал, только был слышен хруст сухих веток под ногами солдат. Воробьев поднял голову из-за куста и снова внимательно посмотрел на воду.

— Подождите-ка! — вдруг сказал он товарищам.

Из воды тянулся толстый резиновый шланг, конец которого прятался в траве. Воробьев нагнулся и стал вытаскивать его. Прошла секунда, две… Не успел Воробьев вытащить шланг, как из воды недалеко от берега неожиданно вынырнул человек. Глаза у него были испуганные и злые, как у волка, попавшего в ловушку. Он тяжело, с хрипотцой дышал, отплевывался и озирался по сторонам. Потом повернулся и поплыл к противоположному берегу.

— Эй, стой! Поворачивай обратно, — крикнул командир отделения.

Несколько автоматов были направлены на бандита. Но стрелять не пришлось — фашист стремительно повернулся на сто восемьдесят градусов и, по-прежнему тяжело дыша и отплевываясь, поплыл к бойцам первого взвода.

Это был маленький белобрысый человечек с челкой, как у Гитлера. На берегу он молчал и на все вопросы отрицательно мотал головой и пожимал плечами. Бандит хотел сказать, что не понимает по-русски. Романенко, работавший до войны преподавателем немецкого языка в средней школе, заговорил с ним по-немецки и через несколько минут сделал кислую гримасу:

— Ну, по-немецки он разговаривает тоже не ахти как. Но все-таки попробуем…

Медленно, тихо, иногда останавливаясь, видимо подыскивая слова, которые забылись за годы войны, Романенко заговорил с пленным на незнакомом солдатам языке, а потом стал переводить по-русски:

— Это латыш, до войны торговал обувью в Риге. Последние дни жил в землянке с другими гитлеровцами. В той самой землянке, которую мы видели.

— Сколько их всего было? — прервал переводчика Чебякин.

— Он отказывается на этот вопрос отвечать.

— Что? Скажи ему… — взводный свирепо глянул на Романенко, будто тот был в чем-то виновен, — скажи этому негодяю, что я из него котлету сделаю и на сковороде поджарю. Скажи.

Пленный снова бойко залопотал.

— Он говорит, что их было восемь человек.

— Оружие?

— Пять винтовок, восемь пистолетов, три ручные гранаты и… финские ножи.

— Дальше.

— Сегодня утром он ходил на хутора, думал найти продуктов, но не нашел. Когда возвратился, то его товарищей уже не было. Они куда-то ушли. Вскоре он увидел наступление советских солдат и решил, что его окружили.

Пленный замолчал, почесал лысоватый затылок. Помолчал и Романенко, а потом снова стал переводить:

— В землянке валялся резиновый шланг. Его однажды нашел на дороге мой товарищ Курт. Я взял один конец шланга в рот и быстро забежал в речку. В воде присел и стал дышать через шланг.

Романенко нахмурился и добавил:

— Он думал, что укрылся вполне надежно, и, говорит, даже посмеивался про себя над недальновидностью иванов.

Когда задержанного увели, лейтенант Чебякин похлопал Воробьева по плечу:

— А здорово ты, слушай, сообразил!

— Я бы, наверно, и не обратил внимания на этот шланг, — ответил Воробьев. — Но на том самом месте, где он лежал, была трава примята. И примята в сторону речки. Посмотрел поближе — вижу следы человека. Ясные такие следы. Кто-то, думаю, в воду зашел и почему-то не вышел. А может, к другому берегу поплыл? Так зачем, опять думаю, переплывать речку, когда вон там, совсем не далеко, мостик виднеется. По нему-то куды лучше пройти. Думал, думал я и вдруг кумекнул: наверно, он, дьявол, через шланг дышит.

Вскоре солдаты подошли к деревянному мостику, соединяющему оба берега. Мостик стоял высоко над водой; был он узкий — в две доски, с перилами из легких жердочек. На нем с трудом могли разойтись двое. Видимо, мостик был построен рыбаками, которым не хотелось каждый раз плыть по студеной воде. К нему со всех сторон подходили тропинки. Трава у берега примята, — сразу видно, что здесь бывают люди.

Солдаты недоверчиво посматривали на противоположный берег. На нем рос настолько густой кустарник, что казалось, будто это один длинный-предлинный куст. Берег, на котором стояли бойцы первого взвода, был более высокий, здесь тоже росло много кустов.

На той стороне речки, метрах в тридцати от воды, поднялась в воздух стая птиц.

— Птицы чем-то обеспокоены, — сказал Воробьев. — Отлетали, понимаешь ли, все сразу, быстро и кричали. Может, там наш третий взвод?

— Нет, — лейтенант Чебякин отрицательно мотнул головой. — Третий взвод должен быть дальше в лесу. Он едва ли успел подойти так близко. А следов здесь не видно? — Чебякин был горожанин и в лесных приметах разбирался слабо.

— По тропинке, наверное, прошли, — сказал как бы про себя Илья. — Вон веточка обломана. Но это еще в прошлом году… Нет, не вижу.

— М-да! — крякнул старший сержант Романенко. — Видно, бандиты опытные люди. Тут может быть хорошая ловушка, товарищ лейтенант. Пока мы здесь за кустами — ничего. А когда пойдем по мостику, откроют огонь.

— Это, конечно, опытные убийцы, — сказал Чебякин, — только воинской хитрости у них маловато. Ни черта они не догадаются, что в тылу у них наши бойцы.

Всем было ясно: надо перебираться на другой берег, на этом берегу бандитов нет. И, конечно, легче пройти по мосту, чем переплыть речку. Чебякин стал осматривать солдат — кого бы из них послать первым.

— Разрешите мне, — сказал Романенко.

— Направляйте меня, — предложил грубоватым голосом, как будто сердился на кого-то, ефрейтор Баранов.

Пробежать по мостику вызвались еще человек десять, и в том числе Илья Воробьев.

Командир взвода несколько минут раздумывал, все больше и больше нахмуривая лоб, а потом твердо сказал:

— Вот что… Через мост первым пробежите вы, Воробьев.

— Есть!

— Пробегайте быстрее, не останавливайтесь.

— Знаю.

— Давай!..

Пригнувшись, держа на изготовку автомат и как-то необычно широко расставляя ноги, Воробьев быстро побежал по мосту. Послышался частый и громкий стук сапог о доски, как будто по доскам ударяли топором. Солдаты молча и напряженно всматривались вперед. Вот Воробьев пробежал третью часть моста, половину моста… Уже близко противоположный берег. Солдаты облегченно вздохнули, радуясь тому, что ничего страшного не случилось. Но неожиданно послышался громкий треск, Воробьев вскрикнул и вместе с досками и шаткими перилами повалился в воду. Бандиты подпилили сваи в центре моста.

И сразу же с противоположного берега раздались одиночные выстрелы из винтовок и пистолетов. Наши бойцы стали стрелять по кустам из автоматов.

Солдаты увидели, как среди досок, плавающих в воде, показалась голова Ильи Воробьева, потом исчезла и опять появилась. Вот Воробьев медленно поплыл, отфыркиваясь, часто погружаясь с головой в воду. Он вылез на берег на четвереньках, лег на траву и громко застонал.

Над рекой и лесом высоко в небо взвилась красная ракета. Это был сигнал — нашему взводу начать наступление.

Дальше все произошло довольно быстро. Бандиты, сделав еще несколько поспешных выстрелов, стали торопливо отступать и наскочили на наш взвод, стремительно повернули на запад и попали под огонь второго взвода. Они еще несколько минут как очумелые шарахались из стороны в сторону, но, видя, что ничего не получается, бросили на траву оружие и подняли руки. Их было только семеро, куда меньше, чем мы ожидали.