Мое простое счастье

– Да нет же… – пробормотал Ник и для убедительности покачал головой. – Мы просто друзья…

– Просто друзья?

– Подружились, еще когда я жил дома, – кивнул он. – Клянусь, пока между нами ничего не было.

Об этом Ник сообщил тоже с явным облегчением, хотя меня слабо утешало, что он уходит к женщине, с которой ни разу не переспал… пока. Неужели он думал, будто я услышу что-нибудь кроме случайно оброненных им слов: «Подружились, еще когда я жил дома»? Получается, здесь для него не дом…

– Энни, мне очень жаль, но если уж говорить начистоту…

Ник замолчал, словно сомневался, продолжать или нет, и все-таки продолжил:

– Если уж начистоту, Адамс, я тебя почти не вижу.

– Другими словами, она появилась только потому, что не было меня?

– Другими словами, мой уход мало что меняет. Ты все равно почти не бываешь дома, и я не уверен, хочешь ли бывать.

И тут мое сердце разбилось, прямо в груди.

Пять лет… мы прожили вместе пять лет… Он же сам говорил, что я могу на него рассчитывать, когда объяснял, что не уверен насчет брака. Но мы, я и он, будем больше чем женаты – «сверхженаты», сказал тогда Ник. «Кому, в конце концов, нужна какая-то бумажка?» Сейчас я могла бы припомнить ему эти слова в доказательство, что он не имеет права просто взять и уйти.

И еще я могла бы добавить, что он путешествует ничуть не меньше моего. Но вряд ли бы Ник услышал: он внимательно изучал свои руки и выковыривал грязь из-под ногтей. Казалось, он не пытается от меня отгородиться, а действительно поглощен этим занятием. Вид у него был сосредоточенный и усталый.

Когда Ник наконец посмотрел на меня, его взгляд говорил: «Ну что, мы закончили?» Я знала этот его взгляд. Я знала все его взгляды. Мы прожили вместе пять лет…

Я молча посмотрела на него: «Нет, пожалуйста, не так скоро. Мне нужно во всем разобраться».

Еще вчера мы сидели здесь же, на этом самом месте. Я приехала из аэропорта совершенно измотанная, но не пошла спать – хотела провести несколько минут с Ником, прежде чем он уйдет на работу. Он приготовил персиковую шарлотку, и я помогла ему переделать последнюю сцену фильма – самый последний эпизод. Ник был доволен тем, что у нас получилось, и ужасно благодарен мне за помощь. С широкой улыбкой он наклонился ко мне – наклонился (еще вчера!) и сказал: «А ты знаешь, что тебе просто цены нет?»

И этот момент, от которого нас отделяло меньше суток, был полной противоположностью моменту настоящему. Тогда я еще не знала, что всегда можно найти такую идеальную минуту прямо перед тем, как все разваливается на куски. Поэтому я и сказала, словно предъявила улику в свою защиту – в защиту, как мне тогда представлялось, любви:

– Но ты же… ты же вчера сказал, что мне цены нет.

Ник наклонился, дотронулся до моего лица, и я подумала, что сейчас он ответит: «Так и есть! Так и есть, и я люблю тебя, а та женщина всего-навсего вскружила мне голову. Так и есть, и мне просто нужно в этом убедиться – вспомнить, что мы принадлежим друг другу». Но ничего подобного не произошло. Я до сих пор не верю, что Ник себя слышал – слышал, как ужасно звучат его слова, – но факт остается фактом: он их произнес.

Ник наклонился, дотронулся до моего лица и ответил:

– Так и было.

2

Прелесть колонки «Сто открытий» и секрет ее мгновенного успеха состояли в том, что она вызывала у читателей иллюзию, будто все происходящее находится у них под контролем. Они получали список впечатлений, которые может подарить им то или иное место: живописный вид («Полюбуйтесь на Тадж-Махал из окна отеля “Оберой Амарвилас” в Агре»), необычное блюдо («Попробуйте тушеные бамбуковые роллы – ими славится знаменитый ресторан “Тан Корт” в центре Гонконга») и, наконец, нечто особенное, чего больше нигде не найти («Не забудьте купить пачку только что изготовленной бумаги на единственной бумажной фабрике в Амальфи – она работает с 1592 года!»). Читатели выполняли мои рекомендации, получали удовольствие, фотографировались на память, и у них возникало ощущение, что они не только познакомились с новым местом, но и порвали на время связь со своей настоящей жизнью.

Мой редактор Питер Шеперд, престарелый англичанин лет ста и один из моих любимых представителей человеческого рода, недавно заметил: «Говоря словами Стейнбека…» (с тех пор как Питер пишет роман, который сам он называет британской версией «Квартала Тортилья-Флэт», он пользуется малейшим предлогом, чтобы процитировать Стейнбека). Так вот, как сказал Питер, «…путешествие похоже на семейную жизнь. Вы непременно попадете впросак, если будете думать, что тут все зависит от вас»[2].

И, нравится мне это или нет, Питер в чем-то прав. «Сто открытий» были своего рода обманом, а ощущение контроля – лишь иллюзией. Чтобы испытать на себе магию Биг-Сюра, например, нужно целый день сидеть на камнях рядом со зданием почты и слушать, как за спиной шумит океан. Но у большинства людей нет ни времени, ни желания целый день торчать без дела у здания почты. Зато у них наверняка найдется пятьдесят минут на то, чтобы съездить к мосту Биксби-Крик – удивительно живописному месту, где скалы встречаются с морем, – и с чувством удовлетворения вычеркнуть этот пункт из списка.

Я всегда старалась вызвать у читателей чувство, что они сбегают от реальности, вырываются из тисков повседневной жизни, выходят за привычные рамки. Отражали это и названия рубрик: раздел о достопримечательностях назывался «Открой глаза», а раздел, в котором я призывала сойти с проторенной дорожки, – «Выйди не в ту дверь». И я никогда не рассказывала ни об избитых достопримечательностях вроде статуи Свободы, ни о банальных блюдах вроде фирменного пирога в закусочной «Рэйс Пицца» в Вест-Виллидж. Но самое большое значение я придавала последней рубрике – «Найди изюминку». Она должна была не только заинтересовать, но и создать у читателей ощущение, что теперь они видели все и можно спокойно возвращаться домой.

В первые дни после ухода Ника меня преследовала одна и та же мысль: если бы он писал статью обо мне в колонку «Сто открытий», что бы он в нее включил? И что бы поместил в последнюю рубрику? Этот вопрос мучил меня больше всего: в какой момент Ник осознал, что теперь знает обо мне все и может двигаться дальше?

Ник ушел сам – слабое, но все-таки утешение. В тот же день он уехал к родителям. Или к своей новой девушке. А может, к чертовой бабушке – он не уточнил, а я не спрашивала. Зато Ник сказал, что не станет ни приходить, ни звонить, ни пытаться разделить наши сросшиеся жизни (общий банковский счет, дом, машины, компьютер), пока я не буду готова. А когда я буду готова, когда мы оба исцелимся, я могу сама ему позвонить. Именно это слово он и употребил – «исцелимся». Удивительно, как я не дала ему пощечину…

Я была слишком потрясена, чтобы злиться. Поначалу я даже не ощущала боли. А потом ощутила. Я не могла ничего делать – просто лежала в постели целую ночь, да и большую часть дня, и слушала, как скрипят половицы. Сердце словно переместилось в груди, и я постоянно чувствовала его, неродное и отяжелевшее.

А на десятый день ко мне в дом, таща за собой трехлетнюю дочку Сашу, ворвалась моя лучшая подруга Джордан, она же Джордан Алиса Райли, международный адвокат, сногсшибательная красотка и неисправимая командирша. Пришла Джордан без предупреждения, а дверь открыла своим ключом, так что о ее приходе меня известило только громкое: «Вот и мы!»

Мы с Джордан подружились еще на первом курсе – в первую же неделю. В соседки по комнате ей досталась полоумная девица, помешанная на сериале «Спасенные звонком». Я жила через стену, и уже на второй неделе Джордан практически переселилась ко мне. Остальное – наша история. Наша чудесная, трогательная история. Мы знали друг друга по-настоящему, как можно узнать человека только в ранней молодости, пока жизнь не обрастет сложностями, а разбираться в себе не становится одновременно легче и тяжелее.

2

«Путешествие с Чарли в поисках Америки». Перевод Н. Волжиной.